Дэйв Эггерс - Сфера
– Нет, это тебе спасибо, что пришла, – сказала врач. – К нам все приходят, обычно в первую неделю, и мы за тебя тревожились. Были причины отложить?
– Нет-нет. Просто дел много.
Мэй осмотрела врача на предмет физических недостатков и в конце концов обнаружила на шее родинку, из которой торчал одинокий волосок.
– Много дел, нет времени на здоровье? Даже не говори такого. – Врач стояла к Мэй спиной – готовила какую-то микстуру. С улыбкой обернулась: – Это пока вводное обследование, просто диспансеризация, мы в «Сфере» всех обследуем. И в нашей поликлинике главное – профилактика. Чтобы сфероиды были здоровы телом и душой, мы предоставляем всеобъемлющие услуги здравоохранения. Совпадает с тем, что тебе уже говорили?
– Совпадает. У меня подруга работает здесь пару лет. Она говорит, медицина у вас невероятная.
– Приятно слышать. А кто твоя подруга?
– Энни Эллертон.
– А, ну да. Это есть в твоей карте. Кто ж не любит Энни? Передай ей привет. Впрочем, я могу и сама. Она в моей группе, мы видимся раз в две недели. Она говорила, что диспансеризация раз в две недели?
– То есть…
Врач улыбнулась:
– Каждые две недели. Это составляющая охраны здоровья. Если приходишь, только когда что-то болит, нельзя предотвратить проблему. Раз в две недели мы проводим консультации по питанию и следим за всеми колебаниями здоровья в целом. Это ключевой элемент ранней диагностики; это нужно, чтобы регулировать прием медикаментов, чтобы заметить риск за несколько миль, а не когда он тебя уже переехал. Хороший подход?
Мэй подумала про отца, про то, как поздно они сообразили, что его симптомы – это рассеянный склероз.
– Хороший, – сказала она.
– И все наши данные доступны тебе онлайн. Все, что мы делаем, все, о чем говорим, а также, разумеется, все твои предыдущие медкарты. Поступая к нам, ты подписала согласие на то, чтобы мы запросили твои данные у других врачей, и у тебя наконец все будет в одном месте, доступно и тебе, и нам, и мы сможем принимать решения, видеть паттерны, распознавать потенциальные проблемы. Перед нами теперь полная картина. Хочешь посмотреть? – И врач включила монитор на стене.
Перед Мэй возник весь ее анамнез: списки, картинки, иконки, фотографии. Доктор Вильялобос открывала папки, двигала картинки, и появлялись результаты всех визитов Мэй к врачам – с первой диспансеризации перед детским садом.
– Как колено? – спросила врач. Она отыскала томографию, которую Мэй сделала несколько лет назад. Она тогда решила не оперировать крестообразную связку – страховка этого не покрывала.
– Работает, – сказала Мэй.
– Ну, если захочешь им заняться, скажи. Мы это умеем. Отнимет полдня и, разумеется, будет бесплатно. «Сфера» предпочитает, чтобы колени у сотрудников работали. – Доктор Вильялобос отвела глаза от экрана и улыбнулась Мэй заученно, но убедительно. – Собирать по кускам данные из совсем раннего детства было нелегко, но отныне у нас будет практически полная информация. Каждые две недели берем кровь на анализ, когнитивные тесты, рефлексы, проверяем зрение, плюс ротируем более экзотические обследования – МРТ и так далее.
Мэй ничего не понимала.
– Но как вы за это платите? В смысле, одна только МРТ стоит…
– Ну, профилактика дешева. Особенно если сравнить обнаружение опухоли на четвертой стадии и на первой. Разница в стоимости огромна. Сфероиды по большей части молоды и здоровы, наши затраты составляют малую долю затрат на медицину в компании такого же масштаба, но не такой предусмотрительной.
У Мэй опять возникло впечатление – уже привычное, – что на всем белом свете одна лишь «Сфера» способна задумать – или попросту умеет внедрить – реформы до того необходимые и настоятельные, что их уже незачем даже обсуждать.
– Когда в последний раз проверялась?
– В колледже, наверное?
– Так. Ничего себе. Начнем с основных показателей, базовых. Видела такое? – Врач протянула ей серебристый браслет дюйма три шириной. Мэй видела мониторы здоровья у Джареда и Дэна, но у обоих браслеты были резиновые и болтались на руке. Этот был тоньше и легче.
– По-моему, да. Пульс мерить?
– Точно. Многие давние сфероиды носят что-то подобное, но жалуются, что браслет слишком свободный, как бижутерия. Мы его переделали, чтоб держался. Примеришь?
Мэй примерила. Врач приладила ей браслет на левое запястье и защелкнула. Получилось туго.
– Теплый, – сказала Мэй.
– Пару дней будет теплым, потом вы друг с другом свыкнетесь. Но он, само собой, должен касаться кожи, чтобы мерить то, что мы хотим померить, то есть все. Ты же хотела полную программу?
– Видимо.
– При поступлении ты сказала, что хочешь полную программу рекомендованных обследований. По-прежнему хочешь?
– Да.
– Хорошо. Выпей. – Врач протянула Мэй густую зеленую жижу, над которой трудилась. – Это смузи.
Мэй выпила. Жижа была вязкая и холодная.
– Ты проглотила сенсор, теперь он подключится к монитору на запястье. Сенсор был в стакане. – Врач игриво пихнула Мэй в плечо. – Обожаю эту процедуру.
– Я уже проглотила?
– Так лучше всего. Если сунуть его тебе в руку, ты будешь мяться и кряхтеть. А сенсор крошечный и, конечно, органический. Пьешь, ничего не замечаешь, и готово.
– То есть сенсор уже внутри.
– Именно. И он, – прибавила врач, пальцем постучав по браслету, – уже активирован. Он соберет данные: сердцебиение, кровяное давление, холестерин, тепловой поток, поступление калорий, продолжительность сна, качество сна, эффективность пищеварения и тому подобное. Сфероидам, особенно тем, у кого тоже работа временами стрессовая, полезно, что он меряет кожно-гальваническую реакцию, – ты видишь, когда перенапряглась или нервничаешь. Если мы наблюдаем у сфероида или у целого отдела ненормативные уровни стресса, можно, скажем, нормализовать нагрузку. Браслет меряет водородный показатель твоего пота – ты понимаешь, если обезвожена и нужна щелочная вода. Он считывает твою осанку – ты понимаешь, когда сменить позу. Кислород в крови и тканях, уровень эритроцитов, плюс шагомер. Как ты знаешь, врачи рекомендуют десять тысяч шагов в день, а монитор покажет, насколько ты близка к норме. Пройдись-ка.
Мэй увидела на запястье число 10 000 – и с каждым шагом оно уменьшалось: 9 999, 9 998, 9 997.
– Это модель второго поколения. Мы сейчас выдаем ее нубам, а через несколько месяцев подключим всех остальных. По сути, чем полнее информация, тем лучше мы о вас заботимся. Если информация неполна, в наших данных лакуны, а с медицинской точки зрения лакуны приводят к ошибкам и упущениям.
– Я понимаю, – сказала Мэй. – Меня в колледже это мучило. Ты сам сообщаешь данные о своем здоровье, а в результате не данные, а полная катавасия. Три студента умерли от менингита, пока все сообразили, как он распространяется.
