Андрей Колганов - Повесть о потерпевшем кораблекрушение
Тенг вместе с островитянами попытался скрыться за дверью, ведущей во внутренние покои. Ноке отодвинула засов, распахивая дверные створки, и вдруг, внезапно переменившись в лице, едва уловимым движением швырнула нож, спрятанный в широком рукаве ее платья, как показалось Тенгу, прямо ему в плечо. Тенг резко крутанулся на месте и, оборачиваясь, увидел, как падает лицом вперед дюжий детина, пораженный ножом в горло, с мечом в еще не опустившейся руке. Тенг подхватил этот меч и с бешенной скоростью сделал несколько выпадов, прикрывая отход.
В фехтовании никто из аристократов не мог сравниться с Тенгом. Но нападавших было слишком много и через несколько мгновений Тенг, закрывавший собой дверной проем, получил удар в плечо. Он неминуемо был бы зарублен разъярившимися мятежниками, если бы Ноке, оставшаяся без своего оружия, не выскользнула бы у него из-под руки и не повисла бы на запястье одного из нападавших. Ударом кулака тот отбросил ее к дверному косяку, но этого мгновения оказалось достаточно для Тенга, чтобы рубануть ребром левой ладони ему по носу. В носу что-то хрустнуло и удостоенный по праву рождения, Друг Царя и почетный жертвователь храма Илиты схватился руками за лицо, хлебнув собственной крови. Меч Тенга со свистом описал широкую дугу, заставив аристократов приостановиться. В следующий момент Тенг уже захлопывал створки двери изнутри и задвигал засов. В дверь застучали удары мечей, но с окованными медью створками из массивных досок было не так-то просто справиться.
Ноке сидела у стены коридора возле самой двери. Тенг бросил на нее быстрый взгляд. Она тут же попробовала вскочить, но пошатнулась и медленно опустилась обратно на пол, держась рукой за стену. Дверь вздрогнула от мощного толчка. Это раздосадованные неожиданным препятствием мятежники пустили в ход массивную скамью, используя ее в качестве тарана.
«А вдруг лопнет засов?» — мелькнуло в голове у Тенга.
Он подхватил худенькое тело Ноке на руки и бросился во внутренние покои. После трех или четырех десятков ударов дверь распахнулась, но аристократов встретили щиты и копья вызванных Бенто на подмогу воинов. — «Рубить без пощады!» — напутствовал их отчаянный крик Тенга. Щиты и выставленные вперед копья двинулись на мятежников изо всех дверей зала Государственного Совета.
Уложив Ноке в постель, Тенг внимательно осмотрел ее голову.
«Гематома обширная, но череп не поврежден» — отметил он в уме.
«Встать совсем не можешь?»
Ноке смущенно потупилась:
«Голова кружится» — еле слышно прошептала она.
«Тошнит сильно?» — девушка кивнула, непроизвольно поморщившись при этом.
«Лежать. Полный покой, головой не двигать» — произнес Тенг строгим голосом.
«Сюли», — обратился он к одной из стоящих рядом девушек, — «ей придется лежать неподвижно не меньше двух дней. Поэтому кормить ее надо прямо в постели, с ложечки, не давая ей шевелиться».
Тенг осторожно присел на край ложа и аккуратным движением погладил девушку по волосам, стараясь не потревожить голову. Ноке в ответ попыталась улыбнуться слабым движением губ.
Покончив с наложением швов раненым в схватке островитянам и с перевязкой собственного плеча, Тенг присоединился к остальным своим домочадцам, собравшимся у тела соплеменника. Бун в самом разгаре схватки получил удар мечом в спину и, упав под ноги наседавшим мятежникам, был буквально изрублен ими. Сердце у Тенга защемило. Этот успевший стать ему близким человек лежал теперь перед ним мертвым, можно сказать, из-за него. Когда его тело, залитое кровью, выносили из зала Государственного Совета, Зиль бросилась в ноги Тенгу, вздрагивая от рыданий:
«Умоляю, спаси его!..»
Ее большие темные глаза, залитые слезами, были полны такой смертельной тоской, что Тенг едва сумел взять себя в руки.
«Я не бог, я не могу воскрешать мертвых», — выдавил он из себя. Тенг поднял Зиль с пола и повел ее прочь от этого места, обняв за трясущиеся плечи.
Когда догорел погребальный костер, Тенг подошел к Бенто и крепко сжал его предплечье.
«Всех мятежников», — голос его прервался, — «всех мятежников изгнать навечно из Хаттама. Всех, кто будет уличен в участии в заговоре — тоже. Земли конфисковать и передать в собственность арендаторам».
Разведчики, посланные Тенгом в соседний Дилор, где собралась бежавшая и изгнанная из Хаттама знать (и среди них сумевший выскользнуть из зала Совета Ленмурин Диэпока), доносили, что в провинции открыто призывают покончить с Тенгом Паасом. Поговаривали и о том, будто Императорский Совет разрешил созыв полков для похода на Хаттам, что действия Тенга расцениваются в Алате как узурпация власти. Вскоре этому пришло подтверждение. Не прошло и четырех месяцев, как императорский посланец привез Тенгу указ об отрешении его от должности наместника и вызове в Алат на Императорский Суд. Тенг не стал отвечать, а решил двинуть два полка на границу с Дилором, чтобы закрыть перевалы, ведущие в Хаттам.
Перед тем, как покинуть Урм, чтобы отправиться на рассвете в поход вместе с этими полками, Тенг поздним вечером заглянул в комнату Ноке. За прошедшие недели состояние ее улучшилось и уже не внушало опасений, но Тенг пока настаивал на том, чтобы большую часть времени она проводила в постели. В комнате стоял глубокий сумрак, который ощущался еще более глубоким, контрастируя со слабым светом одинокой свечки, стоявшей на столике возле ложа Ноке.
Она сидела на постели в широкой полотняной рубахе, задумчиво расплетая свои длинные темные волосы. Когда Тенг показался в дверях, Ноке вздрогнула и подняла на него свои темные глаза, казавшиеся большими на ее миниатюрном личике.
Тенг сел на край ложа, взяв в свою руку ее узкую ладонь с хрупкими пальцами. Он чуть прикрыл глаза, стараясь отрешиться от той лавины забот, что свалилась на него за последние дни.
«Ты устал?» — бесхитростно спросила Ноке.
«Да, очень», — со вздохом признался Тенг. Он откинулся спиной на постель, положив голову на колени Ноке. Усталость, которую он сдерживал уже давно, прорвала в нем какую-то преграду и хлынула потоком, охватив все его существо.
«Зачем я нужен в этом мире?» — еле слышно прошептал он на языке Земли. Лицо его, обращенное вверх, смотрело в пустоту, вдруг разверзшуюся перед ним. Ноке, боязливо прикоснувшись к его голове, стала все смелее поглаживать ее, ощущая жалость к этому, представлявшемуся ей воплощением целеустремленной воли и кипучей энергии человеку. Теперь он лежал у ее ног, одинокий, беспомощный, словно внезапно ощутивший, как земная твердь уходит из-под ног. И действительно, в его голове лихорадочно блуждали тревожные мысли, подспудно зревшие уже давно:
