Андрей Попов - Обманутые сумасшествием
Когда капитан понял, что Фастеру больше нечего добавить, он встал из-за стола и налил себе прохладительного напитка.
– Кто-нибудь хочет пить?
Ни звука… Опять молчанье, тишина. Похоже лишь одна она способна душу исцелить да свой покой нам подарить. (почти стихи)
Все сидели, уткнувшись взорами в зашарканный пол, и даже забыли, что совсем рядом под белым саваном покоится уже ушедший от них товарищ, не способный ни видеть этого бардака, именуемого миром, ни слышать их препирательств, ни высказать собственного мнения. Волею духов или небес, или по законам так и не познанной матери-природы, но он покинул их навсегда — и этот факт был единственным недвусмысленным событием, взбудоражившим относительно спокойную жизнь на «Гермесе». Но жизнь, как известно, и так является бредом человеческой души, вносить же в нее еще больше абсурда шизофреническими сектантскими идеями было бы уж совсем непростительной глупостью. Капитан после долгого философского молчания возобновил речь:
– Ну хорошо, Фастер, я на какое-то время забуду о здравом рассудке и стану таким же имбецильным как и ты. Не обижайся, сам вынуждаешь. Давай разберемся с твоим «пророческим» сном. Там явные несуразицы. Первое: Оди не обращался ко мне за помощью, и уж тем более я не мог ответить ему, что мол занят и собираю (на кладбище!) искусственные цветы в подарок для своей жены… Ну, вдумайся сам, какой маразм ты несешь! Всем известно, что меня вызвал по связи Линд, и в момент смерти Оди я находился в полмили от того места. Второе: Оди умер от чего угодно, только не от удара кинжалом, можешь внимательно его осмотреть. Я уже не говорю о тех откровенных глупостях, что звезда Эпсилон вращается вокруг планеты, и что памятник загорелся от того, что по нему чиркнули жженой спичкой.
– Добавь сюда, — вставил молчаливый доселе Линд, — что Оди не курит и, как мне известно, никогда не курил.
– Вот-вот…
Фастер, как утонченный схоластик, быстро нашел ответ:
– Тут все объяснимо. Ведь сон — это аллегория. Неужто вы думаете, я всерьез верю, что Смерть с кинжалом гонялась за ним среди могил? Здесь простая метафора. Что же касается факта, что он обращался за помощью к Кьюнгу — это наверняка происходило в его душе. Радиосвязь, возможно, была отключена или вышла из строя. Капитан в тот момент действительно был занят другими делами, а его странноватый ответ — прообраз глухоты и слепоты, всем нам свойственной. Оди не курил, и я это прекрасно знаю, но на протяжении всей жизни он вдыхал в себя яд греховного мира. А одно мало чем отличается от другого.
Речь закончена. Последние минуты Айрант в нетерпении ерзал на кресле, только и ожидая этого момента. Его грубый голос, предвестник всякого скандала, всколыхнул все пространство центрального отсека:
– Так! Засуньте этому придурку кляп в ротовую полость, или я заткну ее вот этим кулаком! — он с такой силой сжал увесистую пятерню, что побелели косточки на пальцах.
– Остынь, остынь… — миротворчески произнес Линд.
Все-таки загадочная личность этот Фастер Роунд, внутренний эклектизм его талантов и убеждений выглядел просто вопиюще и никак не склеивался в чьем-либо понимании. С одной стороны — гениальный специалист по радиотехнике, чудотворец в царстве запутанных электронных плат, микросхем, гелиевых микропроцессоров, с другой — мастер красноречивого абсурда. Чего же в нем больше, никто так и не знал.
Линд поднялся со своего места и прошелся по отсеку, чувствуя, что все ждут от него решающего слова… В общем-то, это слово было уже произнесено, и экзотический сон ясновидящего коллеги не вносил сюда никаких корректив. Вид вечной задумчивости и невозмутимого спокойствия отпечатался на его лице, как на гипсовой маске, и внутренние чувства редко когда могли маску эту расшевелить. Лицо у Линда и на самом деле напоминало лик ходячей статуи: абсолютно белое (точнее — бледное), без тени загара (словно он родился на Флинтронне и всю жизнь не ведал о солнечных лучах), а густые черные брови смотрелись на нем так неестественно, точно были приклеены. И вот губы статуи принялись шевелиться:
– Как бортовой врач, я заявлял и заявляю, — голос звучал как у прокурора, выносящего вердикт: твердый, властный, не допускающий возражений. — Наш несчастный Оди умер от внезапного паралича сердечной мышцы, связанного с каким-то шоком. Самая правдоподобная версия: он увидел что-то такое, что его смертельно напугало.
– Почему он никого не вызвал на связь? — Кьюнг задавал этот вопрос уже раз пятый. — Почему?!
– Шок, как известно, есть неожиданность, после которой человек уже не контролирует свои действия.
Разговор, блуждая по лабиринту мнений, зашел в очередной тупик и на пару минут прервался пустым бездумным молчанием. Капитан, в отличии от врача, сильно изменился в лице. Возможно, впервые его привычный взор, самоуверенный и немного надменный, стал теперь откровенно-растерянным. Он, впрочем, и не пытался скрывать собственного замешательства. Беда была всеобщей.
– Тысячи галактических чертей и еще один чертенок в придачу! Ну, маразм настоящий! Что он такого мог там увидеть? Мертвый, что ли, с могилы поднялся?
– А что тут особенного? — вставил Айрант. — Может, его черви заели. Почесаться захотел.
– Слушай, заткнись в конце концов! — Кьюнг ударил по столу, да так, что всем пришлось вздрогнуть. — У нас сегодня как-никак траур!
И нервы у всех точно оголенные провода под напряжением — искрятся при любом контакте. Белая простыня со знакомой для любого взора печальной бугристостью скрывала собой невольного виновника всей трагедии. Оди в их компании уже отсутствовал… Навсегда… Его слова, его голос, интонация, его неуклюжая фигура, мимика и движения — все это сохранилось только в памяти, изредка всплывая оттуда и пробуждая чувство некой потери. А там, где присутствуют хоть какие-то чувства, в человеке еще остается что-то человеческое.
Между обитателями «Гермеса» никогда не было ни крепкой дружбы, ни, тем более, взаимной любви, но существовала подсознательная, внешне — чисто механическая, связь, объединяющая всех пятерых в одно целое, пафосно названное экипажем. И потеря одного из них отражалась для остальных образовавшимся рядом вакуумом.
Линд подошел к простыне, откинул ее край и тем самым дал понять, что прощальная церемония началась.
– Кто мне может ответить: что он мог увидеть такого, что его напугало до смерти? — Кьюнг обратился ко всем одновременно. — Хоть мало-мальски убедительная версия… Неужели все-таки эти монстры?
– Да они бы его сожрали и костей не оставили, — иронично заметил Линд.
– Кто знает, может живыми они не питаются, черви-то могильные… — капитан начал уже бредить не хуже Фастера. Никто даже и не подумал, что он говорит на полном серьезе. Просто происходящее жаждало своего объяснения, иначе… — Надо вот что сделать: тщательным образом обследовать ближайшие к тому месту могилы. Кто этим займется?
