Вадим Бабенко - Семмант
Глава 15
На другой день она пришла в белом платье, опоздав почти на час. Присмотревшись, я б мог отметить: с ней что-то произошло. Что-то сдвинулось на тончайший волос, нарушив шаткое равновесие. Но присматриваться мне казалось лишним, я лишь сделал ей комплимент. Похвалил ее платье, а потом – ее волосы, глаза, фигуру.
Ах, оставь, – отмахнулась Лидия, но я знал, ей приятно.
Я не уследила за часами, прости, – добавила она со вздохом и прильнула ко мне. – Тот принц, ты вчера рассказывал – напомни, как его звали?..
Именно с никчемного Felipe у нас начались проблемы. Мы перестали понимать друг друга – так, как прежде, во всем, всегда. В нашей близости зарождалась внутренняя законспирированная вражда.
Враждовали не мы, враждовали природные силы. Жизненные стихии, выдернутые из контекста. Лидия стала раздражаться по мелочам, сделалась капризной, чего за ней не водилось. У нас теперь случались размолвки – чуть ли не каждый день. Я старался быть терпеливым, но порой не скрывал недоумения. Ей же доставляло удовольствие мне перечить.
Что ты будешь делать, если я забеременею? – спросила она меня как-то. Я отшутился, не придав значения вопросу. Конечно, мне следовало задуматься – хоть из справедливости, если на то пошло. Созидание тоже имеет разные формы. Но я оказался глух – глух и невосприимчив, почти бестактен.
Нашей общей сущности был брошен вызов, и я не могу сказать, кто начал первым. Что было в начале – прежняя пустота? Мысль о пропасти, которая есть всегда? То, что тревожило Лидию – и всерьез! – казалось мне недостойным. Мои же шутки и мой Семмант становились ей странны, неестественно-чужды. Нас тянуло друг к другу, я в это верил, но мы уже начинали друг друга мучить. Зрел конфликт, подкрадывалась большая ссора. Она случилась как всегда внезапно.
Была суббота, прекрасный солнечный день. Баррио Саламанка готовилось к обеду. Накануне мой робот заработал денег – мы их тратили весь вечер и все утро. Потом пошли прогуляться, брели по солнцу. Из раскрытых окон пахло едой, звучала музыка, детский смех. Таксисты скучали на стоянках, ковыряя в зубах, посматривая на нас без всякого интереса.
Не сговариваясь, мы повернули к рынку, купить немного кураги и фруктов, а потом, лишь переглянувшись, направились в рыбный ресторан напротив. Это была традиция – устрицы по субботам. Мы имели традиции и были этим горды.
Вскоре их принесли – вместе со сладковатым каталонским вином. Раковины сверкали перламутром, это был нефальшивый блеск. Моллюски из Аркадии источали свежайший запах. Мне хотелось стремления – куда-то вглубь. К еще более настоящему, чем оно есть. Это вообще очень плохая привычка.
Лидия была молчалива, а я вдруг сделался неудержимо болтлив. Я рассуждал обо всем подряд, не закрывая рта – даже не сомневаясь, что меня захотят слушать. Это было наивно – наивно и глупо – тем более, что мне на ум приходили небезобидные вещи. Я говорил о Брайтоне, о свинцовых волнах и о том, как мелок окружающий мир. О двуличии и равнодушии, о зависти и душевной лени, о стереотипах и их подлой изнанке.
Лидия вдруг подняла голову: – Недостойные, ты употребляешь это слово так часто… Кто это «недостойные», может быть я? Ну извини, если моя аура не того цвета!
Я понял, она защищает не себя. Понял и пожалел, что упомянул про Индиго. Брось ты… – начал я примиряюще, но она уже завелась. Ноздри ее раздулись, глаза заблестели. Ей хотелось тешить свою обиду – и то не была простая склока.
Чем же, по-твоему, плохи стереотипы? – спросила она в раздражении. – Почему ты их так не любишь, ты их боишься?
Что-то большее стояло у нее за спиной, она прикрывала это собою. Обороняла что-то – от меня, от таких, как я. Быть может, своего будущего принца, на которого работает мир, производя ему игрушечных солдатиков?
Мне захотелось спорить, я полагал, что смогу ее переубедить. Нужно просто раскрыть ей глаза, думал я, потирая висок – и говорил обо всем сразу, и все смешал в кучу.
Религия? – качал я головой и рассуждал о беспомощности религий. О смехотворности церковных догм. Всех, рассчитанных на слабого человека.
Ваша хваленая демократия? – ухмылялся я, – Власть большинства, и все – большинству в угоду? Одиночки бессильны, их не выделить из толпы? Это – минус на минус, не дающий плюса!
Одиночество… – говорил я ей. – Косность и слепота даже самых близких… Полное равнодушие там, внутри – стоит лишь сковырнуть известку…
Как она притягательна! – думал я про себя.
Как же на самом деле двуличен мир! – восклицал я вслух, веря, что можно делиться всем, не скрывая. Я и впрямь верил в это, даже и зная женщин. Затянувшаяся эйфория притупила мое чутье.
Только древние идолы были выдуманы не зря! – утверждал я, горячась. Лидия слушала и глядела в стол. Янус, покровитель всякого из начал, подмигивал мне одним глазом. Радужный змей на куске древесной коры, символ плодородия австралийских аборигенов, щурился со стены, поигрывая языком. Но сил их недоставало, это чувствовалось по всему. Настоящие боги отворачивались в презрении, я им был неинтересен, скучен. Они высматривали красивых дур, чтобы насладиться их земным телом. Оплодотворить их и зачать героев. Воинов с заложенной программой действий. Скажем прямо, с примитивнейшей из программ…
Я не хочу устриц, – сказала вдруг Лидия. – Ешь их сам и помолчи наконец. Я буду креветок из Дении, gambas rojas – если они еще не кончились в этой дыре!
Место, где мы сидели, никак не походило на дыру. Это был хороший ресторан, один из лучших в Мадриде. Было видно, что Лидия злилась уже всерьез.
Как же? – спросил я в шутку. – Это на тебя не похоже. Вдруг попадется жемчужина, хоть в одной. Или ты продолжаешь находить их дома? Помнишь, те, от ожерелья, что ты швырнула в стену.
С ума сошел? – Лидия пожала плечами. – Даже и не говори, что ты тогда мне поверил. Я не так глупа, чтобы портить вещи из-за мужчины. То были просто шарики пудры – жемчужной пудры. Да и ту я рассыпала почти случайно.
Что-то кольнуло меня – как иглой. Право, эта иллюзия была мне дорога.
Ну, пудра так пудра! – сказал я преувеличенно бодро. – Креветки, моллюски, безмозглый планктон… Ты, кстати, знаешь, что gambas rojas нужно непременно есть полусырыми? И выпивать из головы весь сок. В нем, собственно, смысл, а вовсе не в хвосте. В нем ароматы моря, дыхание океана, вечность… Хорошо, пусть хоть намек на вечность. А потом, в остатке, лишь хитиновый панцирь – целая философия, если подумать!
Ну да, – Лидия нарочито зевнула. – Если подумать, только думать лень.
Восемь красных креветок, – сказала она подошедшему официанту. – И пожалуйста, проследите, чтобы они были прожарены, а не сыроваты!
