Пол Андерсон - Обитель мрака
На миг перед глазами Фолкейна возник образ: человек на борту броненосца. Он родом… возможно, из Японии, и в нем всегда жива память об этих прекрасных островах, о древних изогнутых кровлях, цветущих вишнях у подножия чистых склонов Фудзи, о садике, где жили садовник и бонсаи,[12] всю жизнь любившие друг друга, о холодном звоне вечерних колоколов, под который он брел по улице бок о бок с девушкой. А сегодня он сидит как привязанный перед дурацкими мордами приборов, и в костях его отдается рев двигателей. Язык распух от жажды, от волнения человек весь покрылся потом, одежда воняет, соль щиплет глаза, горькой коркой лежит на губах. Проходят томительные часы, а он ждет, ждет, пока дом не превращается в полузабытый, лихорадочный сон; потом раздается тревожный гудок, существа, которых он никогда не видел даже в кошмарах, появляются где-то далеко за переборками (во всяком случае, так говорят приборы), и человек выполняет приказ рассчитать траекторию торпеды, поставить ее на боевой взвод и снова ждет, чтобы узнать, стал ли он убийцей или, наоборот, ему суждено быть убитым. И мечтает, чтобы гибель его была быстрой и безболезненной, чтобы не трещала рвущаяся кожа и не плавились глазные яблоки. А может, на миг и в его голове промелькнет мысль о том, вспоминают ли свою прекрасную родину эти чудовища, в которых он только что выстрелил. Интересно, где родился Шелдон Уайлер? Фолкейн взял микрофон внутренней связи и произнес:
— Кажется, на этот раз пронесло.
Любую команду происшествие вынудило бы спешно искать укрытие. А вот Чи оно навело на одну мысль. Эдзел выслушал ее, задумался и решил, что возможный выигрыш оправдывает риск. Фолкейн малость поспорил, но потом сдался; юноша, которого он считал оставшимся в далеком прошлом, взял в нем верх над мужем Койи.
Не то чтобы у них был шанс совершить молниеносный бесшабашный подвиг. Время уходило, корабль осторожно продвигался вперед, напрягая все свои детекторы. Пень просеивал и отбрасывал данные. Фолкейн пыхтел трубкой до тех пор, пока обожженный язык не перестал ощущать вкуса пищи, которую он заставил себя проглотить. Чи лепила фигурку из глины — так яростно, словно этот материал был ее злейшим врагом. Эдзел медитировал и спал.
Бесконечность наконец кончилась.
— Корабль Солнечной системы уничтожил корабль бабуритов, — объявил компьютер и выдал координаты. Задремавший в кресле Фолкейн вздрогнул.
— Ты уверен? — спросил он, вскакивая на ноги.
— После характерной для взрыва вспышки один из двух источников нейтринного излучения перестал действовать. Второй источник удаляется и при любом доступном ему ускорении не сможет вернуться к месту боя раньше, чем через стандартный сутки.
— Да и вряд ли у него возникнет такое желание…
— Мы сумеем подойти к уничтоженному кораблю через три и семь десятых часа, плюс-минус примерно сорок минут по моим расчетам.
Фолкейна охватило возбуждение.
— И, надо полагать, пятьдесят шансов из ста — за то, что корабль будет с Бабура?
— Нет, это известно наверняка. Я провел статистическое исследование состава излучения термоядерных реакторов обеих армад. У выведенного из строя корабля спектр строго бабуритский.
Фолкейн кивнул. Двигатели, принцип действия которых основан на слиянии ядер, предназначенные для работы в условиях планет с массой, близкой к юпитерианской, отличаются по спектру излучения от двигателей, взятых на вооружение существами, дышащими кислородом. Фолкейн это знал, но не думал, что удастся собрать достаточное для точного математического расчета количество данных.
— Браво, Пень, — сказал он. — Ты не перестаешь удивлять меня своей инициативностью.
— А еще я изобрел три новых карточных игры, — сообщил Фолкейну компьютер.
Неужели с надеждой в голосе?
— Забудь о них! — прошипела Чи. — Бери курс на эти хорошенькие обломочки.
Вибрация двигателя усилилась.
— Когда мы впервые попали в этот уголок космоса, наше путешествие было более веселым, — задумчиво произнес Эдзел. — Но ведь восемнадцать земных лет тому назад и мы были моложе.
Неужели Эдзел щадил их чувства? Такой срок при средней продолжительности жизни на его планете значил для него гораздо меньше, чем для обитателей Земли или Цинтии.
— Мы были полны гордости, — ответил Фолкейн. — Это было наше открытие, и оно могло дать десятку рас тот шанс, в котором они так отчаянно нуждались. А теперь… — Его голос замер.
Эдзел положил руку ему на плечо. Фолкейну пришлось напрячься, когда ее вес прибавился к силе тяжести.
— Не считай себя виноватым в том, что из-за планеты идет война, Дэви, — с жаром проговорил одинит. — Наше открытие принесло пользу. А возможно, и опять принесет.
— Мы же понимали, что долго хранить тайну невозможно, — добавила Чи. — Лишь по чистой случайности первым, кто повторил наши логические выкладки, был старина Ник, и нам удалось уговорить его не распространяться. Но рано или поздно наверняка должна была начаться какая-нибудь заваруха.
— Конечно, конечно, — ответил Фолкейн. — Но война! Я-то думал, цивилизация уже переросла это.
— Шенны не переросли, и бабуриты тоже, — сердито сказала Чи. — Ты не должен винить Техническое общество, если У чужаков дурные манеры. Это чувство симметрии порочности, присущее вашему виду, — весьма странная штука.
— Почему-то я, не вижу здесь параллелей, — возразил Фолкейн. — Проклятье, когда шенны плели заговоры и нападали на нас, ими руководил какой-то извращенный здравый смысл. Но бабуриты? Зачем они так вооружились? Они же не предвидели, что придется биться за Обитель Мрака. Да и зачем им вообще воевать? Если они смогли купить инструменты и технологии, необходимые для строительства такого флота, то могли бы за ничтожную толику этих денег приобрести все сверхметаллы. Меня не оставляет чувство, что мы, Техническая культура, как-то повинны в этом.
— Уайлер мог бы малость просветить нас, останься он в живых. Перестал бы ты так убиваться по нему, Дэви. Он не был хорошим человеком.
— А кто в наши дни может позволить себе быть хорошим. Ладно, к черту! — Фолкейн упал в кресло.
— Согласна. К черту, и побыстрее! Что до меня, то я намерена опять заняться лепкой, — сказала Чи и покинул мостик.
— Пожалуй, уж я-то могу поиграть с тобой в карты, Пень если ты хочешь отвлечься, — предложил Эдзел. — Все равно до прибытия на место нам нечего делать.
«Разве что сидеть и надеяться, что на нас не свалится какая-нибудь задачка, которая окажется нам не по силам», — подумал Фолкейн.
«Страх и трепет надежды, безмолвие и предвидение; смерть костлява, время сумрачно…»
