От имени Земли - Манс Майк

– Мы высадились на другой планете.

– Да, то есть присоединились к космическим расам. Скажите, как вы думаете, если бы мы обнаружили другую расу, хватило бы у нас терпения пять тысяч лет ждать контакта?

– Думаю, наши политики и торгаши и месяца бы не продержались и показали бы себя, – Артур был уверен, ведь терпеливостью человечество совсем не отличалось.

– Вот и я так думаю. Тем не менее, они ждали. И я думаю, что это потому, что мы – далеко не первые, кого они повстречали. Это косвенно подтверждается их фразой про то, что наша дружба не является ценностью в галактике. У них, вполне возможно, сложились определённые правила для контакта. Например, как в Стартреке [27], помните? Они выходили на контакт только с расами, представленными в космосе.

Артур кивнул. Он что-то такое знал, хотя фанатом франшизы не был. Однако, как-то раз на лекции его студент во время ответа на вопрос в шутку сослался на одно из событий из этого фильма, после чего пришлось нудно и долго разъяснять аудитории невозможность определённых вещей с точки зрения физики. Невозможность, которая теперь стала возможной.

– Я думаю, – продолжил Генрих, – что им нужно, чтобы мы соблюдали какие-то правила. Раз уж они не хотят нас уничтожить, то будут нас ограничивать. Навяжут нам некий кодекс поведения в космосе. Может обозначат границы, мол, эти звёзды наши, туда не летать.

– Им не стоит беспокоиться, доктор Ланге, – усмехнулся Артур, – мы ещё очень далеки от межзвёздных полётов. Так что вряд ли стоит ограничивать нас. С тем же успехом мы бы могли ограничить папуасов от того, чтобы их истребители не входили в воздушное пространство США.

Тут и Ланге засмеялся, видимо представил, как папуасы, узнав о цивилизации за океаном, спешно конструируют самолёт для атаки американских военных объектов.

– Так что же нам у них спрашивать, чтобы узнать больше об их расе и целях? – спросил немец.

– Не знаю, увы, – развел руками Артур, – пока что слишком мало информации. Но давайте, по крайней мере, изложим свои мысли для дипломатов. Может они сами что-то сообразят? Меньше, чем через двенадцать часов предстоит снова выйти на контакт, и мы получим чуть больше данных.

– И всё же, – подметил Ланге, – я думаю, что-то мы должны спросить, хотя бы из чисто научного любопытства. Предлагаю под номером один в нашем списке прописать вопрос о структуре их общества.

– Согласен. Под номером два я бы записал вопрос про то, есть ли у них половое разделение, и проявляется ли это как-то в общественном укладе.

Артур прошёл к столу, взял ноутбук, вернулся в кресло и начал записывать. Генрих же долил себе кипятка и стал надиктовывать ему собственные мысли. На формирование списка они потратили полчаса, а потом убили ещё час на то, чтобы ограничить число вопросов, сведя его к десяти, после чего Артура стало неумолимо клонить в сон. На этом решили закончить, отправили записи по внутренней сети на адрес контактной группы, пожелали друг другу спокойных снов и разошлись.

Уже засыпая, Уайт вспомнил про просьбу Джулиани советоваться с ним в случае появления любой идеи или теории. Ну тут не было ничего такого, что могло бы как-то помочь США, или чего-то, что стоило бы скрывать от представителей других стран. Так что, ждём ответов на вопросы. Вот что он забыл сделать, так это позвонить внучке, хотя обещал выйти на связь сразу по прибытии. Как же так? Артур посмотрел на часы. Несмотря на разницу времени с Аризоной, там тоже уже было слишком поздно. Нужно непременно позвонить ей с самого утра. Эх ты, старый дед. С этой мыслью профессор заснул.

Часть 2. Согласие

Глава 10. Айзек Кинг

За иллюминатором стояла рыжая мгла. Из-за пыли в атмосфере звёзды казались блёклыми, как на Земле. Никакого эффекта невероятной глубины, к которому он успел привыкнуть за год на «Одиссее». Тогда, во время полёта, Айзек всем нутром ощущал мир космоса. Мир бескрайней пустоты и абсолютной тьмы. Мир всеобъемлющей свободы и неописуемых контрастов. Оставшиеся на Земле никогда не видели такой красоты. Яркая голубая точка как полная противоположность окружающей её черноты. Можно ли представить такую тьму на Земле? Да, вы могли закрыться в подземелье, куда не проникал ни один, даже самый крошечный, лучик света. Но то была бы другая, домашняя тьма.

В космосе же тьма являлась не просто отсутствием света. Это – сама сущность вселенной. Глаза, казалось, видели бесконечность. Там, откуда никогда не исходил ни один фотон, в миллиардах световых лет от тебя, где кончалась видимая вселенная и где не было ничего, всё равно был космос. И он простирался до таких безграничных пределов, до которых никогда не долетит ни один атом расширяющейся материи. Это не пустота. Это сущность, из которой было создано всё, и куда всё уйдет и растворится.

Айзек лежал на кровати, обнимая спящую Рашми, и глядел в иллюминатор. Здесь не было космоса. Здесь не было воздуха. Только пыльная муть. Марсианская ночь не скрывала в себе ничего прекрасного. Вряд ли нашёлся бы поэт, ставший слагать о ней стихи. Дневной пейзаж долины Маринер с неожиданными вкраплениями разных красок и отвесными многокилометровыми стенами, с кратерами и дюнами вполне мог бы вдохновить художника, поэта, композитора. Но не ночь. Ночью здесь было тоскливо, как нигде больше. На Луне хотя бы можно насладиться видом яркой Земли. А на Марсе – лишь блёклые звёзды и рыжая тьма, окружающая их.

Он разглядел в небе созвездие Большой Медведицы. Здесь, за двести семьдесят миллионов километров от дома, звёзды сохраняли всё тот же порядок, демонстрируя жалким человечкам то, как мелки их потуги, как ничтожна их жизнь в сравнении с непостижимыми расстояниями вселенной. Лишь взгляд в небо успокаивал его. Слишком многое навалилось в последние дни.

Он перестал быть главным. Это и плюс, и минус. Он теперь с Рашми. Это плюс, и большой. Он не вошёл в число участников первого контакта. Это минус, и тоже не маленький. Он станет участником переговоров. Это плюс. Что ж, в целом плюсов больше. Не то чтобы Айк взвешивал всё как на весах, но подсознательно привык вести подобные подсчёты. Иногда приходилось насильно искать плюсы или минусы, чтобы объяснить себе, почему он счастлив, или наоборот, почему несчастен. Как будто мало быть просто счастливым, нужно ещё и осознать, из-за чего.

Рашми вздохнула во сне и прижалась к нему. Нет, тут ему не уснуть. Слишком много мыслей и эмоций. Надо аккуратно, не разбудив её, уйти к себе, и там отрубиться. Айзек медленно вытянул руку из-под девушки и присел на кровати. На дверь на фоне освещённой тускло-красным светом комнаты упала тень от его головы. Пора. Кинг натянул штаны, встал, взял в руку футболку, и, тихо открыв дверь, вышел, напоследок глянув на свою спящую красавицу. Какой же он счастливец, и чёрт с ним, с первым контактом.

Спальня Кинга соседствовала с комнатой Рашми. Айзек тихо открыл дверь, но тут по лестнице поднялся Крис. Как невовремя.

– Айк, привет, – тихо произнёс Кристоф, – не спится?

– Да вот, думаю обо всём подряд. Сейчас ведь Чжоу дежурит? Хотел сходить, составить ему компанию. – Айк решил, что лучше уж так, чем раскрыть глубину их с Рашми отношений.

– Да, ему ещё пару часов. Он во втором. Твоя смена через пару часов только. Лучше поспи, подежуришь в своё время. Завтра слишком ответственный день, – Крис прошёл в свою комнату и стоял в двери, словно чего-то ожидая.

– Да, ты, наверное, прав. Постараюсь вздремнуть немного, – Айзек кивнул Крису и закрыл дверь спальни. Он успел увидеть, как француз тоже закрылся. Да, лучше и правда поспать.

Пригнувшись, Айк зашёл во второй модуль, прикрыл за собой шлюзовый люк и прошёл в дежурное помещение. Чжоу сопел, нелепо откинув голову на спинку стула и пуская слюни. Зря Шан напросился на вахту. Хотел показать, что не так устал, хотя недавнее ранение и трудный поход давали о себе знать. Кинг думал его и вовсе не будить, но решил, что Чжоу нужно пойти и выспаться в собственной кровати, поэтому нарочито громко кашлянул. Шан резко дёрнулся и уставился в монитор. После этого повернул голову к Кингу и выдал сиплым голосом: