Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера
Очень разные были эти парни, непохожие один на другого, даже удивительно, как им довелось так тесно сдружиться. В начале первого курса разнесся слух, что Ким и Мюллер — парочка влюбленных педиков, но долго он не продержался, потому что любому дураку ясно, что на педиков Ким и Мюллер не похожи, особенно Ким. Но все же странные они: Ким веселый, озорной и все время улыбается, а Мюллер мрачный, замкнутый и глядит исподлобья, но ходят всюду вместе, понимают друг друга с полуслова и никогда не ссорятся.
Мюллер относился к тем студентам, которых другие студенты называют ботаниками. Круглым отличником он не был, но был очень близок к тому. Сам Мюллер говорил, что никогда ничего не зубрит, а запоминает лекции со слуха раз и навсегда, дескать, у меня такая необычная способность, в детстве вообще все подряд запоминал, а теперь только лекции. Но все знали, что он врет, потому что как-то раз Мюллер поспорил с Морисом Пилой, что Морис назовет подряд сто случайных чисел, а Мюллер через час их повторит без ошибки, а реально Мюллер через час ни хрена не повторил, проспорил. А в другой раз толстожопая Пенни из борделя тети Глаши пропалила Мюллера, что тот сидит на скамейке в парке и читает ученую книгу с медицинскими картинками, а когда самого Мюллера спросили, правда ли это, он сказал, что правда, но, дескать, ничего в тот раз не зубрил, а просто из любопытства читал книгу, типа, интересно. Тим Горячее Ухо, когда услышал это, сказал, что тоже хочет посмотреть, что за чудо такое — книга, читать которую интересно. Мюллер показал ему эту книгу, но она оказалась обычным унылым медицинским чтивом. Тим обозвал Мюллера лжецом, Мюллер разозлился, откуда ни возьмись появился Ким, напал на Тима и избил, потом извинился, дескать, обознался, а Тим затаил обиду, но это уже совсем другая история.
Другой отличительной особенностью Мюллера была удачливость. На экзаменах почти всегда ему доставались легкие билеты, даже списывать не приходилось, а в тех редких случаях, когда удача отворачивалась от него, потом всегда выяснялось, что это просто показалось, а на самом деле удача вовсе не отвернулась. Например, когда они сдавали военное ремесло, Мюллеру попался убойный билет про флажковую и дудочную сигнализацию, а нормальному человеку эти коды не только запомнить, но и переписать трудно без ошибок, так что многие по ним даже шпаргалки не делали. Мюллер хотел было тянуть второй билет, а потом решил рискнуть. Не стал ничего вспоминать, а выдумал свой собственный флажковый код, очень похожий на правильный, но другой, препод-то без шпаргалки тоже не помнит, какой флажок что означает, и в итоге все прошло как по маслу, а как дошли до дудок, так Мюллер только два раза успел продудеть, дальше препод не выдержал, поставил «отлично» и прогнал, дескать, вот тебе оценка, только заткнись и больше не дуди. А что в билете был еще второй вопрос, про боевые характеристики стреломета «Скорпион» — про это препод забыл, а Мюллер напоминать не стал. А когда сдавали материалистическую философию, Мюллер провалился, и кое-кто подумал, что наконец-то ему не повезло по-настоящему, ан нет. На пересдаче препод раздал билеты и сразу вышел, в нужник, наверное, а неиспользованные билеты оставил на столе, и даже не переписал, кто что вытянул. Мюллер, не будь дурак, порылся в кучке, достал с третьего раза хороший билет, а свой, плохой, положил назад в кучку, и все прокатило. Сам Мюллер, когда его спрашивали о причинах удачливости, говорил, что никаких особенных свойств у него нет, просто он предприимчив и решителен, вот боги ему и благоволят. Но в это мало кто верил, большинство полагали, что Мюллер лукавит, а на самом деле и предприимчивость, и решительность не являются первопричинами его удачливости, а напротив, проистекают из нее. Впрочем, кто чья первопричина — ведомо только богам, да и то не факт.
Однажды Ким с Мюллером зашли в подъезд одной общаги, и Ким стал показывать Мюллеру, какой он сильный. Засунул палец в декоративное отверстие в почтовом ящике какого-то бедолаги, напрягся и выломал крышку к чертям. Мюллер тоже попробовал, но не осилил, только палец оцарапал, а потом сунул сразу два пальца в два декоративных отверстия и все-таки выломал крышку. Тогда Ким разломал третий ящик не средним пальцем, а безымянным, Мюллер понял, что не сможет так, и сказал:
— А давай их подожжем!
Ким разломал еще два ящика, они свалили почту на циновку и подожгли, и циновка тоже загорелась, потому что оказалась бумажная. Но когда она загорелась, Ким с Мюллером не испугались, а сказали друг другу, что так прикольнее, и пошли прочь. Смотреть, как пожар будут тушить, они не стали, удачливость удачливостью, но разумную осторожность никто не отменял. Налетит десяток старшекурсников-богословов — никакой Птааг не поможет.
Про свои отношения с Птаагом Мюллер никому не рассказывал. Причин тому было две — стеснялся и боялся сглазить. Стеснялся он, что качества, выгодно отличающие его от других людей, на самом деле не совсем ему принадлежат, а как бы взяты взаймы. Попросил Птаага — Птааг дал, а если в другой раз не даст? Не дай бог сглазить. Тем более, в священных писаниях есть истории, как кто-то получал от богов какую-то милость, начал хвастаться и тут же всего лишился. Там, правда, не Птааг участвовал, а Митра и еще какой-то бог, но все равно, береженого боги берегут, а небереженого стражники стерегут, как говорили в Мюллеровом портовом детстве.
Мюллер старался не злоупотреблять своей сверхспособностью. Он обращался к Птаагу нечасто и всегда как бы шутя, понарошку, дескать, не ответишь, ну и не больно-то хотелось. Не потому что Мюллер хотел выразить пренебрежение богу, совсем наоборот, Мюллер не хотел раздражать его пустяковыми просьбами, вот и обращался несерьезно. Другой бы счел на месте Мюллера такое отношение дерзостью, но Мюллер решил, что раз Птаага называют мудрым и милосердным, то пусть соответствует, его никто за язык не тянул, когда он восхвалял свою мудрость перед каким-то там пророком. А иногда Мюллеру казалось, что никакого Птаага нет на свете, а те случаи, когда он помогал своим избранникам — просто удачное стечение обстоятельств, щедро сдобренное галлюцинациями. На первом курсе после зимней сессии Мюллеру даже стало казаться, что он сходит с ума от умственного перенапряжения, тогда он пошел в библиотеку, взял книгу по душевным болезням, прочел от корки до корки и убедился, что с ума не сходит. Но когда он сдал книгу библиотекарю, Мюллеру стало казаться, что он упустил в ней что-то важное, что там могли быть дополнительные страницы, которые он случайно перелистнул, или записи между строк, или тайные закономерности в буквах и декоративных закорючках. А потом Мюллер сообразил, что последние его мысли хорошо вписываются в клиническую картину сумасшествия, а раньше, когда он ничего не знал о душевных болезнях, таких мыслей не было, а теперь появились, следовательно, книга не принесла пользы, а принесла только вред, и кто ее знает, может, она заражает безумием, подобно тому, как неправильно благословленный скальпель заражает столбняком… Кто знает, к чему привели бы его эти мысли, если бы Мюллер не отвлекся на какой-то пустяк и не забыл бы о них на время. А когда вспомнил в другой раз, страх перед безумием прошел, и Мюллер решил, что про душевные болезни читать больше не будет, и вообще на все воля божья, и нечего тут беспокоиться.
