Дмитрий Изосимов - Метагалактика 1993 № 4
Микус оживленно обернулся ко мне и положил руки на мои плечи.
— Евгений, оставайся у нас на Циплятус — ты мне понравился с первого взгляда — мы будем читать стихи, говорить об искусстве, о философии.
От чувства благодарности я едва не задохнулся и только мог отчаянно кивнуть головой. Но после принятия очередной порции водус в душе моей наступило некоторое просветление.
— Скажи, Микус, у вас коммунизм?
— Да, коммунизм.
Тут я вспомнил роман Владимира В. «Москва 2042» и спросил:
— А он построен всюду или только в отдельно взятом городе и для отдельно взятых людей?
— Он построен для всех.
Наверное благодаря водус я вспомнил еще одного маститого писателя, ныне почившего, который часто писал о счастливом будущем людей — там, вдалеке, в эре встретившихся ног или встретившихся рук — и обратился к Микусу, который в это время с любовью рассматривал на свет третью бутылку водус:
— Микус, а у вас была эра встретившихся рук?
— Была недавно — миллион лет назад.
— И долго продолжалась?
Микус с удовольствием открыл пробку и, почмокивая губами, рассеянно ответил:
— Нет, не долго — до тех пор, пока не переломали с пьяна друг другу руки-ноги.
— Но, Микус, почему вы так много пьете?
Микус укоризненно покачал головой.
— Мой юный друг, вы живете в развитом социализме, заняты работой, детьми, любовью и тем не менее успеваете по ночам создавать великолепные шедевры самодельного водус, а что остается делать нам, когда мы ничем не заняты?
Он пожал плечами и, счастливо улыбаясь, взболтнул содержимое бутылки. Я не отставал с вопросами.
— А тебе не хотелось бы побывать на Земле, увидеть другие миры?
— Если я захочу увидеть как поживает ваш инженер Миша или чем занимается ткачиха Люся, ударница… м… м… ансамбля, или как строят кинотеатр имени «Седьмого водопроводчика Сани», то мне достаточно только пожелать и посмотреть вот на это.
Микус протянул мне телеприемник величиной со спичечный коробок
Я сжал его пальцами и страстно пожелал увидеть деревенскую улицу, на которой живут мои любимые старики и радостно вскрикнул. На экране мелькнули серые пришлепнутые к земле домишки, огромные болота на проезжей части дороги и темная фигура в дождевике с капюшоном на голове, хотя дождя вроде не было. Человек осторожно оглянулся по сторонам и быстрым шагом скользнул в наш палисадник, присел за кустами смородины. Я услышал его тихий шопот:
— Митрич.
— А-у! — раздался веселый голос из домика и я счастливо рассмеялся: дедуля!
— Митрич, матерьял готов?
— А сколько хош?
— Литров десять.
— Ну давай посуду.
Под окном на уровне земли раскрылось потайное окошко, в него просунулась родная узловатая рука дедули. Я радостно всхлипнул, слезы наполнили мои глаза и я уже не мог смотреть на экран.
А между тем впереди появился город Цыпа. Над горизонтом виднелись непонятные циклопические скульптуры, но пока мы летели до них — я узнал от Микуса поразительную новость: оказывается цыплятусианцы произошли от летающих птиц и в отличии от нашей землянской трагической цивилизации — цивилизация планеты Цыплятус никогда не знала войн, потому что цыплята — так назывались первые люди планеты — были миролюбивыми, добрыми, бескорыстными. Они культурно вместе и по раздельности бродили по лесам, клевали червячков, ловили мошек и неторопливо развивались, потому что врагов у них не было, а дело в том, что 150 миллиардов лет назад за их развитием наблюдали центавры и оберегали от опасностей.
Когда птицы еще только начали переходить от летающего образа жизни к пешему — центавры предусмотрительно послали к ним роботов, которые могли бы всесторонне стимулировать их развитие, а сами, занятые космическими войнами, забыли о созданной цивилизации.
Я с восторгом наблюдал некоторые сцены их древней жизни по телеприемнику.
Вот юный цыпленок, голенастый, тощенький и еще безусый, грустно наигрывая на гитаре, бросает печальные взгляды на окно любимой. Его ломкий голос трагично звучит в ночной тишине:
Как сладки любовные утехи,
Не играйте в эти игры дети…
Юноша закидывает гитару на плечо и прикладывает крылышки к губам и тихо шепчет:
— Джульетус, Джульетус…
Окно распахивается и в его темном проеме появляется девушка в прозрачной белой рубашке, через которую просвечивает стройное гибкое тело. Девушка счастливо улыбается юноше и протягивает ему свои нежные крылышки.
— Ромикус, иди сюда.
Юноша вскрикивает и стремглав бросается в окно. Джульетус испуганно озирается по сторонам и прикладывает крылышки к губам нетерпеливого любовника.
— Ромикус, глупенький — ну разве можно так громко.
Она втягивает юношу в окно и, смущенно краснея, нерешительно развязывает шнурки рубашки, а Ромикус, задыхаясь от волнения, стоит перед ней на коленях и торопливо помогает рубашке освободить любимую от ее объятий. Рубашка медленно скользит по белоснежным плечам Джульетус, обнажая розоватую грудь с золотистым оттенком, и на короткое время задерживается на гибкой линии бедер.
Внезапно экран приемника погас. Я взволнованно постучал по нему костяшками пальцев — он загорелся, но теперь на экране был старичок с седой бородкой, который неторопливо говорил о правильной подкормке птиц Гоа.
Я потрясенно глянул на старика и вернул приемник Микусу.
Прямо перед нами появилась гигантская каменная фигура человека — высотой не менее ста метров. Человек размашисто показывал правой рукой куда-то в сторону — я посмотрел в том направлении, куда он показывал, но ничего примечательного не заметил.
На конце поднятой руки висела — тоже гигантская — корзина, в которой поблескивала вода и виднелись бочковатые камни. Птица Гоа плавно облетела скульптуру и села на вытянутую руку, поклевала камни, запила их водой и мы помчались дальше. И вскоре увидели небоскребы города Цыпы, зеленые парки и широкие улицы полные людей, но я нигде не заметил машин, как и на Центавре. Микус объяснил, что все средства передвижения находятся под землей, а по планете можно передвигаться только пешком, а в воздухе — на птицах Гоа. Это было связано с тем, что цыплятусианцы страшно боятся причинить боль друг другу.
Между тем внизу небоскребы раздвинулись и появилась широкая зеленая поляна, где стройными рядами стояли сотни две человек и смотрели вверх на нас. Они были одеты в красные безрукавки — примерно такие я видел в Томске на женщинах, которые лопатили на улицах горячий асфальт.
