Виталий Вавикин - Блики, силуэты, тени
— Боюсь, мне поздно уже ударяться в веру, — хмуро сказала Леда.
— Дорога к Богу не бывает поздней, — возразил отец Георгиос.
Леда беспомощно всплеснула руками.
— Я лучше пойду прогуляюсь.
— Я провожу тебя, — настоял священник. — Ты уж извини, что не получилось содержательной беседы, — сказал он в дверях так, чтобы Патроклос не слышал. — Но, сама понимаешь, твой брат крайне восприимчив. Если все же решишь покаяться в своих грехах на исповеди, то я буду ждать.
Леда вышла на улицу. Сейчас ей захотелось сесть в автобус и вернуться в Афины, выбросить все это из головы и продолжить обучение. Но назад пути не было.
Она вернулась далеко за полночь. Во дворе многоэтажного дома стояла машина скорой помощи. Ее брат отрубил себе палец, и теперь его увозили в больницу. Он что-то бормотал об искушении и борьбе с ним.
— Зачем ты это сделал? — спросила Леда.
— Из-за тебя! — сказал он. — Твои рассказы кого угодно могут свести с ума. В особенности тех, кому небезразлична твоя жизнь.
Потом неотложка уехала. Леда поднялась в пустую квартиру. Кухонный стол был залит кровью. Эта кровь мешала думать, мешала сосредоточиться. Ночью Леда так и не смогла заснуть. Она с трудом дождалась утра и отправилась в церковь к отцу Георгиосу, чтобы рассказать о случившемся.
День был жарким, солнечным. Улица изгибалась, упираясь в большую серую церковь из старого камня. Восьмигранный барабан ее купола заканчивался небольшим искрящимся в солнечных лучах золоченым крестом. Камни кладки были громоздкими и образовывали кресты. На входе — вмурованная в стену табличка с датой постройки. Леда открыла тяжелые двери, вошла. Внутри было тихо, прохладно. Пахло ладаном. Народу немного. Их взоры были устремлены в сторону алтаря на священника, вдохновенно растягивавшего слова молитвы. Леда долго стояла у входа, пытаясь отыскать взглядом отца Георгиоса, но когда ей это удалось и она подошла к нему, то он неожиданно притворился занятым. Леда схватила его за руку и спешно начала говорить о своем брате, о том, как он отрубил себе палец.
— Не сейчас, — отец Георгиос спешно высвободил руку.
— Но вы нужны ему! — в сердцах воскликнула Леда, увидела страх в глазах священника. — Вы тоже видите этот мир, верно?
— Мир? — отец Георгиос вздрогнул, сказал, что должен принести еще свечей.
— Не убегайте от меня! — требовала Леда, идя за ним в каморку, где хранились свечи и прочая церковная утварь. — Стойте! Подождите. Да хватит уже! — дверь закрылась у нее перед носом. — Ну уж нет! — она попыталась открыть дверь, войти. Священник с другой стороны навалился на дверь, блокируя ее своим телом. — Вы должны встретиться с моим братом, успокоить его!
— Нет.
— Он нуждается в вас!
— Уходи.
— Это все из-за видений, да? Мир пришел и к вам? — Леда снова попробовала открыть дверь. — Откройте, или я всем расскажу, чего вы боитесь.
— Я ничего не боюсь, — сказал отец Георгиос, но дверь открыл.
— Эти видения не причинят вам вреда. Они лишь помогают нам слиться с природой. Не нужно этого бояться. Дионис повсюду.
— Дионис… — Лицо священника исказилось. — Берегись! — пригрозил он пальцем. — Берегись лжепророков, которые приходят в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные!
— Хватит молоть чушь! — разозлилась Леда. — Я и без вас читала все эти послания. Это всего лишь легенды!
— Нужно верить.
— Только и осталось! — голос Леды начинал срываться.
— На все воля Господа.
— К черту! — Леда замолчала, шумно выдохнула, успокоилась. — Мой брат отрубил себе палец, потому что наслушался вас.
— Твой брат отрубил себе палец, потому что ты наслала на него вожделение. Я видел тот мир, о котором ты рассказываешь. Видел тварей, порочащих своими нечестивыми действами Господа нашего…
— Видели? — Леда снова начала злиться. — И почему же вы не отрубили себе палец? Мой брат мог убить себя. Вы тоже готовы убить себя?
— Значит, вера твоего брата была слаба.
— Вера? Так вот, значит, как вы это объясняете? Просто вера? Да он всегда был самым верующим человеком из всех, кого я знала. А сейчас вы просто отворачиваетесь от него и говорите, что вера его была слаба?
— Не всякий говорящий Мне: «Господи! Господи!» войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца моего Небесного, — принялся за свое отец Георгиос. — Многие скажут Мне в тот день: «Господи! Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? И не Твоим ли именем изгоняли бесов? И не Твоим ли именем многие чудеса творили?», и тогда объявлю им: Я никогда не знал вас, отойдите от Меня, делающие беззаконие, — голос его стал более уверенным, почти судейским. — Не нужно позволять страху главенствовать над рассудком.
— Правда? — Леда усмехнулась. — Почему тогда вы от меня побежали?
— Я не от тебя побежал. От безумия, которое вокруг тебя, побежал. От мира твоего проклятого, о котором ты всем рассказываешь, сбивая с пути истинного.
— И что же в этом мире вы увидели такого страшного, святой отец?
— Прелюбодеяния, — почти шепотом сказал священник. — Искушение… — он побелел, затрясся, словно с ним случился сердечный приступ. — Я видел девушку… Она… Она зовет меня… Сбрасывает одежду, оставаясь нагой, ласкает себя и… Боже, как заставить ее перестать?! — отец Георгиос заплакал.
— Давно это у вас? — спросила Леда, смущенная этими слезами.
— Со вчерашнего дня. После встречи с тобой. Я все время вижу ее… Господи…
Молитва утонула в рыданиях. Священник упал на колени, закрыл руками лицо. Леда смотрела на него несколько минут, затем покинула церковь. Мир вращался, звенел, словно она еще слышала, как падают слезы отца Георгиоса на старый каменный пол.
— Что с тобой? — спросил Дионисий — принц мира грез.
— Не мешай, — попросила Леда. — У меня инсайд.
— У тебя что?
— Инсайд. Внезапное осознание своих прочно укоренившихся способов переживаний, чувств и реакций на значимых людей.
— Ничего не понимаю, — сказал Дионисий. — Тебе не кажется все это слишком сложным?
— Иногда.
— Иногда? — Дионисий ударил в ладоши. Мир изменился. — А так? — на лице бога появилась улыбка. Заиграла музыка. Менады и сатиры пустились в пляс. — Так все еще сложно?
— Так нет.
— Тогда оставайся с нами.
— А как же мой брат? Мои друзья? — Леда взяла из рук золотовласой девушки по имени Партэния бокал с вином. — Думаешь, они не будут скучать по мне?
— Не знаю, как они, а я скучаю по тебе всегда, — сказала Партэния, обвила ее шею руками и поцеловала в губы. — Даже не скучаю, нет. Мне просто нравится, когда ты рядом. С нами. Нравится видеть тебя такой, какая ты есть. А скучают пусть другие.
