Ирина Ванка - Секториум
— Заодно реши, пожалуйста, логическую задачку, зачем инопланетянину наша птичка?
— Вдруг у него коллекция? — предположил Миша. — Невинное хобби, но через это дело можно подобраться к нему. Коллекционеры вообще-то больные люди. Надо этим пользоваться.
— А если Вега узнает?
— Тогда и расскажешь, — ответил Миша. — Все как есть. Он простит любую глупость. Только откровенного вранья не простит. Имей в виду, если собираешься с ним работать. Он только с виду мягкий и пушистый. Честно сказать, я бы не играл с ним втемную.
Неприятности только начинались. Мое отчисление из университета было мотивированно систематической неявкой на занятия, а медицинская справка, которую мне выдал секторианский «Самиздат», не была признанна университетской поликлиникой. «Паралич рудиментарной оконечности позвоночника, на фоне приступов истерической диареи», — утверждал диагноз. Мало того, что он стал смертным приговором и рассердил дежурного терапевта, меня еще повели в кабинет к главврачу и обрисовали будущее в таких мрачных красках, что мне самой расхотелось жить. Как я проклинала себя за то, что сразу не заглянула в эту «филькину грамоту». Я была уверенна, что «переболела» гриппом. Но справка прямиком проследовала на стол декана, где была размножена на ксероксе в трех экземплярах. Один экземпляр подшит в мое личное дело, другой — в медицинскую карту, третий — вывешен на стенд, как образец особо циничного хамства, проявленного студентом при оправдании прогула. Оригинал же пропал без вести в недрах самого деканата.
— Что ни делается — все к лучшему, — сказала Алена. — Попроси Мишкина подделать тебе диплом. В конце концов, он нужен не тебе, а родителям. И не расстраивайся. Это должно было произойти.
— Я же его просила, доверяла ему! — злилась я. — Как мне теперь людям в глаза смотреть?
— Правильно, — согласилась Алена. — Лучше один раз подделать диплом, чем каждый раз «лепить горбатого». Кончится тем, что тебя с госэкзаменов вынесут на кладбище. Посмотри, до чего ты себя довела на нервной почве… Нельзя принимать близко к сердцу хартианский маразм!
— Хартия здесь ни при чем.
— А в чем дело? Мишкин? Конечно… Титькаешься с этим сексуальным маньяком. Я же тебя предупреждала, не приваживай! Нашла, кому доверять!
— И Мишкин тут ни при чем.
— Ну, конечно! Сколько раз в день он тебя домогается?
— Ты можешь понять, что мне просто плохо?
Алена могла понять многое, но не могла смириться с тем, что противоречит ее незыблемым принципам здравого смысла. Из ее речей я уяснила, что задолго до моего появления в Секториуме, Мишкин домогался ее с тем же пылом. Ни секунды не сомневаюсь, что он получил достойный отпор. Я была совершенно уверенна, что, проработав здесь первый год, Алена попадала в похожие ситуации, но, в отличие от меня, всегда находила достойный выход.
— Третий семестр пройдя до половины, — издевался Миша, — мы очутились в сумрачном лесу.
— Не семестр, а курс. Не мы, а я.
Хотя, откуда ему было знать, вечному абитуриенту, чем отличается курс от семестра и сколько бессонных ночей стоит абитура простой провинциальной школьнице? А уж сколько планов на будущее осталось погребено под его «истерической диареей»! Его счастье, что мои карьерные устремления теперь не связывались с учебой. Все вокруг словно сговорились считать мой бледный вид следствием отчисления из университета, и все наперебой рекомендовали Мишин полиграфический агрегат как панацею от хандры.
Володя достал из кармана удостоверение «куртуазного алкоголика» с гербовой печатью Совмина.
— Гляди, как натурально, — сказал он. — Разве скажешь, что подделка?
Для убедительности, он вынул из того же кармана удостоверение «Почетного онаниста Советского Союза», выписанное на имя Андрея Новицкого, к которому прилагалась бумажка от значка разрядника. Не буду уточнять, по какому виду спорта, потому что не нахожу это приличным. Мой диплом мог бы занять почетное место в коллекции Мишиных приколов, но мне все еще не хватало мудрости признать свою жизнь игрой. Я все еще продолжала относиться к ней серьезно.
— За подделку диплома могут посадить, — говорила я.
— Мишку-то? — удивлялся Володя. — Кто ж его посадит? Хренов шурави давно в аду.
Действительно, жаловаться на Мишу было некуда. Разве что самому Аллаху. Так без вести пропавший воин-интернационалист Михаил Борисович Галкин поставил крест на моей карьере в социуме. Он же олицетворял мою последнюю надежду выбраться из «сумрачного леса», но результат переговоров с Адамом обескуражил нас обоих:
— Беспупович охренел… — сообщил Миша. — Он уверен, что дело нечистое. Надо идти к шефу.
— Ты меня заложил?
— Есть правила, регламентирующие ввоз-вывоз, — оправдывался он. — Дело серьезное. Сиги просто так правил не пишут. Надо точно знать, куда и зачем. Кроме Веги в этих вопросах никто не разбирается. Беспупович говорит, что с такими вещами не шутят. Если даже Беспупович так говорит…
Клетка Птицелова переместилась на стол к шефу. Мы с Мишей сидели рядом, как провинившиеся школьники в кабинете директора. Чем задумчивее становилось лицо Веги, тем легче у меня на совести.
— Нет, братцы, это не хобби, — сказал он. — Непохоже.
— Он был одет в песочный плащ, — объяснила я, — сидел за моей спиной. Такой крупный тип…
— Не знаю, — ответил Вега. — Представления не имею, о ком ты говоришь.
— Ведь это можно выяснить, — намекнул Миша. — У нас навалом видеозаписи. Вдруг она узнает?
Я не узнала. Не так уж навалом было видеоматериала. Под куполом съемки не велись, а снаружи они были бессистемны, эмоциональны, словно их делал не вполне психически здоровый человек. К тому же, выходя из цирков, хартиане закрывали лица. Я искала песочную ткань, но не нашла ничего похожего.
— Можно рискнуть и сформулировать диспетчерский запрос, — рассуждал шеф.
— Свяжись с Юстином, пусть он хотя бы просмотрит посадочные порты… — предложил Миша.
— Успеется. Не будем торопиться. Мы пока ничем не рискуем.
— Что это может быть, если не хобби? — поинтересовалась я.
— Все, что угодно. Даже форма разведки. Но и мы тут не просто так сидим. Есть у меня подозрение… — признался Вега. — Я выясню, а вы пока погуляйте.
Мы погуляли, просмотрели еще раз хилую хартианскую видеотеку, расспросили тех, кто побывал там. У меня сложилось впечатление, что желтоглазого гуманоида в песочной мантии вовсе не существует. Что все это мне мерещилось под воздействием хартианских флюидов, но клетка стояла на столе у шефа рядом с черепом, и время от времени, возвращала меня в реальность.
