Ирина Ванка - Секториум
— Как у вас получается понимать языки? — спросила я своего соседа.
— Это просто. Ты научишься.
— А если не научусь?
— Я научу…
Мы стали слушать следующего оратора. Над куполом уже тарахтели машины. Кто-то с верхних рядов бестактно поволокся на выход. Моя командировка перевалила за середину, не принеся результата, но, стоило мне встать, как новый товарищ мигом усадил меня.
— Не спеши, — сказал он.
У выхода образовалась толкучка. Народ занервничал. Кого-то прищемили. Другие персонажи исчезли сами, вдруг растворившись в воздухе. Эти трюки мне приходилось видеть не впервой. Я не сомневалась, что они имеют материалистическую подоплеку, и если бы не эта уверенность, мне вряд ли стоило возвращаться на родной факультет.
Желтый полез за пазуху, где вскоре заблудился, запутался в складках ткани, и вынужден был прибегнуть к помощи второй руки, которая до сих пор удерживала меня.
— Вообще-то, мне надо выйти на площадь…
— Подожди, — сказал он и выудил на свет конструкцию, сплетенную из тонких прутьев. Эта штука развернулась у него на ладони в цилиндрическую клетку, но тут же была сплющена в блин и сунута за отворот моей куртки, откуда торчали листы непрочитанного доклада. — Привези стрижа, — попросил желтоглазый. В ответ на мной удивленный взгляд, он встал, притянул меня к себе за ворот и затолкал клетку во внутренний карман до упора. Удивительно, но с некоторым треском она вошла туда целиком. — Привези, — повторил он. — Для меня. Обязательно привези.
Неделю спустя я не нашла в этой истории ничего странного. Птицелов оставил меня в покое сразу, как только убедился, что клетка в кармане. Возможно, он расценил этот факт, как согласие, но я вскоре о ней забыла. Лишь раз в дороге, укладываясь спать, достала ее, чтобы убедиться: я везу на Землю инопланетный артефакт, то есть, нарушаю инструкцию, почти как Миша Галкин, Адам Беспупочный, Алена, Володя и прочие. Иными словами, становлюсь, как все. Артефакт в ответ только забавно разворачивался в руке.
Дома я лежала на диване, глядя в телевизор. Клетка стояла на компьютерной тумбе. Я прогуляла сессию, поставила сама себе «неуд» по результатам командировке и не имела желания покидать модуль. В бассейне плавала резиновая лодка, которую Миша принес в мое отсутствие. Его же мячи и гантели валялись в прихожей. Мне было омерзительно одиноко, пока не позвонил Миша:
— Тут общественность интересуется…
— Общественности давно пора спать.
— Так, я зайду?
— Вообще-то я тоже собралась ложиться.
— Тогда тем более… — настаивал Миша и вскоре оказался рядом на диване, как у постели больного. Стал расспрашивать о самочувствии. Как будто по моему внешнему виду не все было ясно.
— Говорят, ты опять орала на шефа?
— Я не орала.
— Хорошо, — согласился он. — Красотка была не в духе, и от ее нежного лепета сыпались стекла в коридоре.
— Он мог бы предупредить, что в Хартию неприлично являться с открытыми формами тела.
Миша расхохотался.
— Тяжелый случай, — согласился он, — но шеф прав. Твоим циркачам надо прививать вкус к эстетическим формам. Вот мне, например… — он потянул за краешек одеяла.
— Отстань!
— Нет, я трогать не буду. Я только покажу.
— Миша, мне не до шуток!
Миша надулся, развернулся к телевизору и сделал вид, что слушает новости CNN.
— Что нового на свете? — спросила я, понимая, что так просто он от меня не отвяжется.
— Миссис Зайцева окрасилась в рыжий цвет, — доложил Миша.
— На что это похоже?
— На морковку в негативе. Сама зеленая, а ботва как лисий хвост.
Мы опять помолчали. Не исключено, что одна из Мишиных девиц сегодня выставила его за дверь, на ночь глядя. Это мне грозило затяжной нотацией, и, как следствие, постановкой «интимного» вопроса. По ночам этот самый «интимный» вопрос вставал между нами особенно остро.
— Миша, ты умеешь хранить тайны?
— А что мне за это будет?
— Я серьезно…
— Все зависит от срока хранения.
— Поклянись, что шеф не узнает.
Мишины зеленые глаза округлились от неожиданности?
— Что ты опять натворила?
— Видишь клетку? — спросила я и дождалась, пока Мишино внимание сосредоточится на сувенире, а мозг затребует дополнительной информации.
Тут я и выложила все начистоту. Понадеялась, что он меня засмеет и освободит совесть от мучительных сомнений. Миша, ощупывая прутики, даже не улыбнулся.
— Сонное поле, — сказал он. — В днище вмонтирован генератор, а в потолок отражатель… Ясно? Кладешь птицу, и она засыпает. Система проста, как валенок.
— Это все, что ты можешь сказать?
— В принципе, ввоз-вывоз живности в компетенции шефа, — добавил он. — Но эту фиговину можно пронести в сумке. Ты же прешься в Хартию, как сумчатый челнок на базар. Да и Индер от тебя западла не ждет. Шмонать не будут. Главное дело, чтобы щегол не сдох по дороге. А даже сдохнет… Он же не заказывал конкретно живого?
— Стрижа…
— Какая разница? Фауна не обеднеет.
— У шефа может быть другое мнение?
— Если спросить в лоб, можно потерять свободу маневра.
— Ты хочешь сказать, что надо всерьез искать стрижа и тащить его в Хартию?
— Давай-ка я по-тихому расспрошу Беспуповича?
— Только так, чтобы не догадался.
— Не боись…
— Заодно реши, пожалуйста, логическую задачку, зачем инопланетянину наша птичка?
— Вдруг у него коллекция? — предположил Миша. — Невинное хобби, но через это дело можно подобраться к нему. Коллекционеры вообще-то больные люди. Надо этим пользоваться.
— А если Вега узнает?
— Тогда и расскажешь, — ответил Миша. — Все как есть. Он простит любую глупость. Только откровенного вранья не простит. Имей в виду, если собираешься с ним работать. Он только с виду мягкий и пушистый. Честно сказать, я бы не играл с ним втемную.
Неприятности только начинались. Мое отчисление из университета было мотивированно систематической неявкой на занятия, а медицинская справка, которую мне выдал секторианский «Самиздат», не была признанна университетской поликлиникой. «Паралич рудиментарной оконечности позвоночника, на фоне приступов истерической диареи», — утверждал диагноз. Мало того, что он стал смертным приговором и рассердил дежурного терапевта, меня еще повели в кабинет к главврачу и обрисовали будущее в таких мрачных красках, что мне самой расхотелось жить. Как я проклинала себя за то, что сразу не заглянула в эту «филькину грамоту». Я была уверенна, что «переболела» гриппом. Но справка прямиком проследовала на стол декана, где была размножена на ксероксе в трех экземплярах. Один экземпляр подшит в мое личное дело, другой — в медицинскую карту, третий — вывешен на стенд, как образец особо циничного хамства, проявленного студентом при оправдании прогула. Оригинал же пропал без вести в недрах самого деканата.
