Александр Борянский - Гней Гилденхом Артур Грин
Предчувствие звука не успело предупредить об опасности, и молния прозвучала слишком внезапно. Взвыла - и тут же умолкла.
Оборвавшись тишиной в моем сознании.
А потом я увидел падающего Лайка и услышал рокочущий, разрывающий пространство громовой голос - с небес, с вершин гор:
- ДВАРРРРРЫ!!!
- Дварры!!! - раздался над миром низкий грозный звук, и следом какой-то из старцев второго круга возопил неестественным, каркающим криком, так, словно впервые после длительной немоты ему удалось издать членораздельный звук:
- Убейте чужеземца!
Над Лайком дважды подняли и опустили посох, а потом я увидел его голову, подброшенную и пойманную на острие.
Я не успел, я даже сделать шаг не успел!
- Будьте верны!.. - вскричал кто-то, и гром в небе продолжил:
- ЕДИНОМУ!!!
Я хотел ринуться туда, в гущу старцев, ворваться, отомстить и обязательно, непременно погибнуть, но я вспомнил: "Цветок Ириса", ожидающий дружеского посольства. Шлюпка, наверное, уже спущена, посланец Короля говорил с Лайком, и никто из них, ни один из тех, кто на корабле, не уйдет, потому что никто не знает, что надо попытаться уйти.
И я побежал.
Все выходы из замка были для меня закрыты, я никогда бы не выбрался из чрева горы, я запутался бы в бесконечных узких извилистых коридорах, где наверняка храниться про запас возможность десятки раз перехватить беглеца. У меня был исключительный и последний шанс - грифон Эргэнэ. Один-единственный небоевой грифон.
Я бежал в угол грифонов, в тот, что недавно отстоял Лайк, а за мной неслись гримы, простые хнумы, хнумы-хранители, гриффины, кто знает, может быть, даже старцы. Я не мог позволить себе оглянуться.
Грима Эргэнэ не остановила меня, она еще ни о чем не знала. Я успел открыть вольер и первым взмахом перерубил толстый привязной ремень. Вторым взмахом отделив кусок ремня, я кое-как накинул его на шею грифону.
Погоня была в десяти свордах, когда я прыгнул на спину и проговорил как можно спокойнее:
- Во имя Отца!
- Эргэнэ!!! - раздался вопль.
Она звала не меня, она звала его, своего любимца, свое оружие, свое призвание. Отныне я для нее был врагом.
Мои и Лайка полеты испортили молодого грифона. Иначе он никогда бы не взлетел, услыхав свое имя. Но я повторил:
- Во имя Отца!
Мы оторвались от земли.
Я обязан был разбиться, я ни разу не поднимался выше стен и тем более не выбирался за пределы замка. Я лишь догадывался о половине команд, но грифон Эргэнэ, казалось, сам знал, что ему делать. Он шел в сторону моря.
Я должен был и не имел права разбиться. После того, как побежал, я не имел такого права.
Шлюпка медленно продвигалась к берегу.
- Уходите! - закричал я, из последних сил цепляясь за ремень. Поднять паруса! Скорей! Уходите!
На шлюпке подняли головы, но продолжали грести.
- Уходи-и-и-те! - закричал я, не удержался и полетел в воду.
Мертвый холод обнял меня, схватил, связал по рукам и ногам, и я понял, что не выплыву.
СОСТОЯНИЕ ВОСЬМОЕ. ПУСТОТА
Очнулся я на палубе. Надо мной разговаривали.
- Одежда дикарей.
- Синие глаза!
- Грифон...
- Глаза синие!
- Точно?
Я открыл глаза.
- Точно...
Ветер надувал паруса. Значит, они меня послушались.
- Кто ты?
Он был в синей форме, богато отделанной пушистым голубым мехом. О, Луна! Значит, все это действительно случилось...
- Ты кто?
- Гней Гилденхом Артур Грин. Спутник Лайка Александра, героя. И Грей-Дварра Несчастного, Верховного Стратега Селентины.
- Верховный Стратег погиб сто сорок четыре года тому назад.
- Грей-Дварр погиб второго апвэйна сего года.
- Что он говорит? - спросил человек в форме.
О, Луна! Прости меня! Я не выполнил твою просьбу...
- Что он говорит?
- Артур...
- Рыцарь на грифоне?..
- Где грамота?..
Я обхватил голову и крепко зажмурился. Я спасся. Мне было очень плохо. Я думал, думал, думал, думал!
- Он тот...
- Где грамота...
- Говори!..
"Цветок Ириса" удалялся от берега страны хнумов. Он плыл на юг. Этот корабль не догнать лучшим гриффинам, когда касатки знают, что надо спешить.
- Кофе ему... Одеяло... Шоколад...
- Гай Аристон, шоколад холодный...
- Холодный...
Еще недавно у меня было так много, так много всего!
Квинт Арета, погибший, чтобы мы прошли.
Грей-Дварр, погибший, чтобы дракон не убил нас.
Мы... Нас...
- Гай Аристон, он не отвечает!
Лайк Александр, Лайк, мой добрый спутник, повелитель, который никогда не командовал, герой, настоящий герой... Мой друг. Мой самый лучший. Мой единственный друг.
Обезглавленный труп на мерзлой земле.
Давший мне все, показавший мир, сотворивший из меня воина, воина-победителя.
И никто не знает! Никто не знает о его подвигах, о битве, о сраженных драконах и побежденных черных рыцарях. Только хнумы. Хнумы...
Эргэнэ.
И ее считал я другом.
- Гриф-фина! - выкрикнул я с отвращением. Человек в форме вздрогнул от моего крика.
Они предали. Мы подарили им победу, а они, коварно устроив поддельное торжество, лживый союз... Иначе они никогда не одолели бы его! Всучив ему в руки тяжелую плиту, отвлекли внимание... Все! Весь народ хнумов отвлекал внимание!
И она! Она тоже предала нас!
Предала меня. Предала Лайка. Вместе со всеми.
Хнумы...
Мы пойдем войной на их проклятый замок, страшной войной, если нужно, мы объединимся с черными рыцарями...
Рука моя скользнула к поясу, я нащупал туго набитый мешочек.
- Где грамота? - еще раз спросил человек в форме, Гай Аристон, по-моему, не слишком надеясь на ответ.
- Нет грамоты, - сказал я. - Нет союза. Хнумы - враги.
Человек помолчал. Он совсем не умел молчать.
- Ты посланец? - спросил он.
- Да.
- Ты пришел в Даркдваррон через Храм Ириса?
- Да.
- Хорошо.
Он кивнул и направился к рулевой касатке.
О, Лайк! Нет грамоты и нет союза, я ничего не должен платить в Храм Оракула. Ты оставил мне золото на несколько лет жизни.
Обезглавленный труп. Под серым небом. На мерзлой земле.
- Гилденхому Артуру носовую каюту!
Моя рука вновь скользнула к поясу.
Я не хочу! Я не хочу твоего золота!
В каюте было тепло. Дрожа, я сдирал с себя мокрые обвисшие шкуры.
Верхняя носовая каюта на "Цветке Ириса". Прежде недоступная роскошь...
- Кофе, рыцарь!
Тело тает восемь дней. На девятый Лайк увидит в лунной долине Грей-Дварра, и Грей-Дварр скажет ему: "Зачем ты помешал мне расправиться с ними?!"
Новая сухая одежда. Селентинская. Только пояс останется прежний. Я развязал мешочек и извлек на свет один золотой.
Я не поверил глазам. Я поднес монету к двери и вертел ее так и эдак, стараясь разглядеть синий оттенок, потому что я не верил цвету.
