Андрей Геращенко - Ночь быстрой луны
- Спасибо, - неуверенно выдавил Барловский и сел на табуретку напротив Романенко.
Гусев пристроился в углу. Барловский заметил его не сразу и вновь поздоровался. Гусев кивнул в ответ.
- Борис Самуилович, вы не вспомнили, как всё было на самом деле? спросил Романенко.
- Я всё рассказал в прошлый раз. Ничего нового не вспомнил, - ответил Барловский и принялся рассматривать носки своих ботинок.
- Почему же сразу после ареста вы говорили совсем другое?
- Я ведь объяснял - разволновался, - Барловский быстро взглянул на Романенко, а затем вновь опустил глаза вниз.
- Неужели? И часто вы так волнуетесь? Уж не от волнения ли вдруг, как вы сами говорите, украли деньги у Калины? - в голосе Романенко слышалась откровенная издёвка, хотя внешне капитан выглядел невозмутимым.
- Любой человек волнуется, когда его арестовывают, - парировал Барловский и с неожиданным ожесточением добавил: - Неужели вы считаете, что моя история о том, что деньги неожиданно появились в моём кармане во время ареста - более правдоподобная?!
- Таких историй за годы своей работы я наслушался предостаточно. Суть не в том, что история о деньгах из воздуха более правдоподобная. Суть в том, Самуилович, что ты врёшь, как Троцкий, как сказали бы в двадцатые! вмешался в разговор Гусев. - Мне ведь может и надоесть всё время с тобой няньчиться. Да, если откровенно - уже надоело! А когда мне что-то надоедает, знаешь, что я делаю?
- Что? - насторожился Барловский.
- Ты ведь, Борис Самуилович, почему нас за нос водишь?! Потому, что Калину боишься. Боишься правильно. Это с одной стороны. А с другой, совершив признание, что ты украл у него деньги, ты, по сути, учитывая сумму украденного, получишь не меньше, чем получил бы за спиртовозы. А если мы ещё и спиртовозы до конца доведём, а мы их доведём - Романенко не даст соврать, то ты, Самуилович, получишь гораздо больше. Так, Андрей? - спросил Гусев у Романенко.
- Да, после вчерашнего дня кое-что изменилось. Думаю, что мы приготовим к Рождеству великолепный подарок Борису Самуиловичу, - кивнул Гусеву Романенко, хотя оба они прекрасно знали, что вчера никаких допросов не было.
- Если ты, Борис Самуилович, конечно, православный?! - добавил Гусев.
- А это при чём? - растерялся Барловский. - Что с того, что я, допустим, иудей?
- Тогда до седьмого января тянуть нет смысла. Мы, может быть, поздравим тебя уже, например, пятого - то есть завтра! - засмеялся Гусев.
Барловский старался держаться спокойно, но было видно, что разговоры о спиртовозах, успешных допросах и вероисповедании задели его за живое. Это было личной, "фирменной" манерой работы Гусева. Ему всегда нравилось парой каких-нибудь ничего не значащих для дела фраз задеть за живое допрашиваемого и, пока тот раздумывал над глубинными причинами, побудившими Гусева задать, в общем-то, первый пришедший ему на ум вопрос, постараться взломать ослабевшую в этом момент внутреннюю психологическую защиту.
- Я тебе, Борис Самуилович, ещё не всё рассказал. Я узнаю всё и без тебя. Но, наверное, не так быстро. А значит, позже получу продвижение по службе или вообще ничего не получу. Уловил? - Гусев подошёл к Барловскому сзади и взялся за его плечи.
- Достаточно откровенно, хоть и весьма цинично, - криво ухмыльнулся Барловский и повернул голову вполоборота назад.
- Смотреть перед собой! - резко приказал Гусев.
Барловский сжался и вопросительно посмотрел на Романенко.
- А как вы думали, Борис Самуилович - у всех нервы. Вот Вячеслав Андреевич, например, из-за вас до сих пор не может получить майора.
- Я сочувствую, - пожал плечами Барловский, - Но...
- Не дёргаться - сидеть ровно! вновь прикрикнул Гусев.
Барловский вздрогнул и застыл, словно восковое изображение:
- Хорошо. Сейчас я правильно сижу?
- Правильно, Самуилович, правильно. Ты скоро не только это будешь правильно делать, хотя суть ты подметил верно - в основном ты будешь остаток жизни сидеть и это будет правильно. В другой момент ты бы, может, откупился, а тут тебе не повезло. Ты весь в говне, Самуилович! - последнюю фразу Гусев прокричал Барловскому прямо в ухо.
Барловский дёрнулся и растерянно взглянул на Романенко:
- Нельзя ли продолжить допрос один на один?
Романенко ничего не ответил, достал сигарету и закурил.
Гусев оставил Барловского, внимательно наблюдавшего за каждым его движением, подошёл к Романенко, в свою очередь прикурил и, глубоко затянувшись, вновь вплотную подошёл к Барловскому и, склонившись, выпустил ему прямо в лицо большое облако дыма.
Барловский закашлялся и Гусев с удовлетворением заметил, что в глазах главного инженера появились первые искорки страха. Он как-то съёжился и стал похож на сурка, затравленно озирающегося на парящего в небе, пока ещё далёкого, но смертельно опасного орла. "Дело продвигается в нужном направлении. Теперь главное - не останавливаться!", - подумал Гусев и, сделав необходимую паузу, вновь расположился за спиной Барловского:
- Желание клиента для меня - закон! Сейчас мы с тобой, Борис Самуилович, продолжим наш допрос один на один, а то ведь капитан Романенко у нас очень впечатлительный. И крови не любит.
- Какой крови?! Вы будете меня бить?! - со страхом спросил Барловский и обернулся.
- Смотреть прямо перед собой! - рявкнул Гусев и, убедившись, что Барловский вновь испуганно застыл в позе восковой статуи, пояснил наигранно мягким, вежливым тоном: - Упаси боже, Борис Самуилович! Где это вы слышали, чтобы при дознании использовались пытки и избиения?! Это запрещено законодательством.
- Откуда же тогда кровь?
- Ну, мало ли... Вы вдруг нечаянно упадёте и лобиком о пол стукнитесь, ножка стула сломается или полтергейст из вашего рассказа появиться. Да мало ли что?! Поносом кровавым со страху изойдёте!
- Чего вы хотите? - сдавленным голосом спросил Барловский.
- Я ничего не хочу. Я только хочу рассказать, что тебя, Самуилович, ожидает дальше - с детства мечтал быть предсказателем. Рассказать? Хочешь?
Барловский промолчал и опустил голову вниз.
- Вижу, что хочешь, только стесняешься - стеснительный очень. Ну, слушай и запоминай, потому что разговаривать мне с тобой некогда! отчеканил Гусев и вновь сделал небольшую паузу.
Барловский заметно нервничал. Это было хорошо видно по игре желваков на его скулах.
- Слушай и запоминай! - повторил Гусев. - Ты правильно боишься Калину. Но ты зря не боишься меня. Из-за тебя я, наверняка, буду иметь проблемы. Но, как говориться - долг платежом красен! Поскольку информацию я получу и так, ты мне уже не нужен. Сегодня вечером мы переведём тебя в общее СИЗО. А там я постараюсь обменять сокращение срока "смотрящему камеры" на твою откровенно плохую жизнь в ожидании суда. Очень плохую! Зачем мне это нужно? А затем, чтобы в следующий раз такие, как ты, были говорливее. Думаешь, Калина будет тебя защищать? Так бы оно и было, но вечером, когда я получу всю информацию от водителей спиртовозов, я скажу Калине, что всех сдал ты. Так что он, скорее всего, не защищать тебя будет, а примет посильное участие в ухудшении условий твоего содержания. Ты, конечно, можешь попытаться всё Калине объяснить, но... Это в том случае, если долго проживёшь! Ну что, Самуилович - я вижу, до тебя хоть и плохо, но что-то начинает доходить?!