Любовь Лукина - Искатель. 1989. Выпуск № 06
— Инки, — окликнул я его, подходя сзади. — Вы галопировали на Три-Нитро… просто классно.
Он мрачно глянул на меня
— Мне нечего сказать.
— Я не корреспондент.
— Я знаю, кто вы. Видел вас в деле, на скачках. Кто же вас не видел? — добавил он недружелюбно, почти насмешливо. — Что вы хотите?
— Что вы скажете о Три-Нитро, если сравнить его с Глинером?
Он расстегнул «молнию» на кармане, достал ключ от машины.
— С Глинером было так же, когда вы ездили на нем за неделю до скачек на приз гиней? — спросил я.
— Я не хочу говорить.
— А как насчет Зингалу? Или Бетезды?
Он открыл дверцу машины, сел на водительское место, помедлив лишь настолько, чтобы бросить на меня враждебный взгляд.
— Отвяжитесь, — сказал он. Захлопнул дверцу, включил зажигание и рванул вперед.
Когда я вернулся, Чико уже сидел в столовом зале пивной, обхватив голову руками.
— Возвращаюсь в Лондон, — сообщил я. — А ты не мог бы здесь остаться? — Я достал фотоаппарат из кармана. — Вынь пленку и отдай ее проявлять. Если можно, к завтрашнему дню. Тут несколько снимков Три-Нитро и Инки Пула. На некоторых лошадях Джорджа Каспара сегодня утром ездили девушки, — сказал я, — посмотрим, может, тебе удастся найти подход к девушкам.
— Это выходит за рамки служебных обязанностей. — Тем не менее глаза его прояснились. — А о чем спрашивать?
— Ну, например, кто седлает Три-Нитро для тренировочного галопа и каким будет распорядок дня в конюшнях с сегодняшнего дня до будущей среды, Я вернусь в пятницу вечером, чтобы посмотреть субботний галоп. Они обязательно выведут Три-Нитро на тренировку в субботу. И дадут ему большую нагрузку, чтобы довести его до полной готовности.
Потом я позвонил Розмари и снова назвался мистером Барнсом.
— Я не могу говорить. У нас гости.
— Тогда послушайте, — сказал я, — Постарайтесь уговорить Джорджа изменить распорядок, когда Три-Нитро выведут на галоп в субботу. Например, сменить жокея. Не посылать с ним Инки Пула.
— Не думаете же вы… — воскликнула она на высокой ноте и оборвала фразу.
— Я ничего не знаю, но если Джордж полностью изменит распорядок, будет меньше возможностей для махинации. Я буду следить за галопом. Но хотелось бы, чтобы вы разрешили мне поговорить с Джорджем.
— Нет. Он разозлится. Извините, но мне надо идти. — В трубке раздался треск. Я подумал, что, может быть, Джордж прав и его жена действительно неврастеничка.
Я отправился в Жокейский клуб на Портмен-сквер, где должен был встретиться с Лукасом Уэйнрайтом. Хотя я получил от него неофициальное задание, оно все же было достаточно официальным, чтобы он пригласил меня к себе в кабинет. Как выяснилось, бывший старший инспектор полиции Эдди Кит уехал в Йоркшир, чтобы провести проверку на допинг, а остальным не было дела до моего визита.
— Я приготовил вам все папки, — сказал Лукас. — Здесь доклады Эдди Кита о синдикатах и кое-какие данные о прохвостах, которых он покрывал.
— Тогда я начну. Могу я взять их с собой или вы предпочитаете, чтобы я просмотрел их здесь?
— Лучше здесь, — сказал он. — Моя секретарша, насколько мне известно, большая поклонница Эдди. Лучше не привлекать ее внимания
Он предоставил мне стол у стены, удобное кресло и яркую лампу, и в течение часа я читал и делал выписки.
Когда я закончил, Лукас спросил:
— Вы выписали все, что хотели?
— Пока только половину. Вы можете мне дать еще часок?
— Да, но… Видите ли я хочу быть с вами честным… Я, пожалуй, сообщил вам не все факты, — признался он.
— Тогда сообщите мне их.
— Я уже посылал человека проверить два синдиката. Шесть месяцев назад. До того, как их проверял Эдди.
— И каков был результат?
Он откашлялся.
— Человек, которого я послал, — его фамилия Мейсон… Мы так и не получили его доклада, потому что на него напали на улице до того, как он мог его подготовить.
— Что значит — напали? — спросил я, — И кто напал?
— Никто не знает, кто на него напал. Его обнаружил на тротуаре какой-то прохожий, который и вызвал полицию.
— Но разве вы… не расспросили его… Мейсона?
— Он… э-э… полностью так и не оправился, — сказал Лукас с сожалением. — Его, видимо, несколько раз ударили по голове. На теле остались следы побоев. Мейсон до сих пор в больнице. И навсегда останется там. Он превратился в идиота… и к тому же ослеп… Полиция считает, что Мейсона пытались убить.
Он откинулся на спинку кресла с таким видом, словно выполнил неприятную обязанность. Долг джентльмена.
— Ясно, — сказал я. — Какие синдикаты он проверял?
— Первые два из тех материалов, что я вам дал.
— И вы считаете, что кто-то из членов синдиката способен прибегнуть к насилию, чтобы выпутаться из трудного положения?
— Возможно, — признался он огорченно.
— Так что же мне надо расследовать — возможную нечистоплотность Эдди Кита или покушение на убийство Мейсона?
После паузы Лукас ответил:
— Пожалуй, и то, и другое.
Наступало долгое молчание. Наконец я сказал:
— Вы отдаете себе отчет в том, что, послав мне записку на скачках, встретившись со мной в чайной комнате и пригласив сюда, вы не оставили сомнений в том, что я работаю на вас?
— Но ведь это может быть совсем другая работа.
— Но после того, как я появлюсь в синдикатах…
— У меня, конечно, не будет претензий, — сказал он, — если после того, что вы узнали, вы не захотите… э-э…
Я вздохнул.
— Лучше расскажите мне подробнее о Мейсоне. Куда он ездил и с кем встречался. Все, что вы можете припомнить.
— Мне практически ничего не известно. Вскоре после того, как Мейсон уехал, нам сообщили, что он подвергся нападению. Полиция не смогла установить, где он побывал, а все члены синдикатов клянутся, что в глаза его не видели. Дело, конечно, закрыто, и шесть месяцев спустя никто им не интересуется.
Я покинул Жокейский клуб без четверти шесть и направился и себе.
К дому я подъехал на такси, но не смог остановиться перед парадным, потому что там стояла темная автомашина.
Я лишь мельком взглянул на нее — и допустил ошибку. Как только подошел к ней и повернул к парадному, ближайшая ко мне дверца открылась.
Двое мужчин, одетых в темное, выскочили из нее и схватили меня. Один ударил меня по голове чем-то тяжелым, а другой набросил на меня что-то типа лассо из толстой веревки, связал руки и обмотал грудь. Вдвоем они засунули меня, как мешок, на заднее сиденье и завязали глаза какой-то тряпкой.
— Ключи, — раздался голос. — Скорей. Нас никто не видел.
