Олег Верещагин - Новое место жительства
Он кивнул опять, вытянул вперёд руку со светильником. Коридор между стенами уводил дальше. Ничего необычного, кроме стоящей большой тележки с какими‑то мешками, явно стоявшей тут со времён постройки завода, я не увидел.
— Пошли, — он оглянулся на меня. Глаза Юрки отражали химический свет, и это было страшновато. — Ты не бойся. Шагнёшь, я не знаю, какой раз — и будет… ну… никак будет. Расслабься, потом отдышишься. Просто за мной иди, и всё.
— Я ничего, нормально, — соврал я. И спросил — потому что на самом деле стало интересно, и чтобы сбить напряжение: — Юр, а вы не боитесь, что об этом проходе узнают… ну, разные там органы?
Юрка удивлённо посмотрел на меня и покачал головой:
— Не–а, — по–детски ответил он. — Это же легенда. Сказка. Выдумка беспризорников про Счастливые Луга. До неё никому нет дела, как никому нет дела до них самих. Ну, может, когда‑то кто‑то и заинтересуется… — мой кузен чуть прищурился, недобро прищурился. — Но мы найдём способ отбить интерес. ИМ всем — в НАШЕМ мире делать нечего. Пусть догнивают здесь.
Он повернулся и пошёл вперёд. Я почти сразу двинулся следом, стараясь смотреть точно в спину Юрке и ожидая в диком напряжении, когда он — что? Исчезнет мгновенно, постепенно растворится? Как всё это будет?! От напряжённого ожидания меня дёргало и поташнивало. Шаг, другой, третий…
Чёрт, что это?!.
* * *Тяжело дыша, я стоял, согнувшись — голова вниз, руки в колени — и пытался прийти в себя от того дикого, непередаваемого чувства потери себя, которое испытал секунду назад. Юрка, что‑то приговаривая (я не слышал из‑за бурлящей в ушах крови), придерживал меня за плечо и за бок, не давая завалиться вниз физиономией. Собственно, это было первым, что я ощутил и услышал.
А потом…
Потом я вдруг понял, как чист воздух, которым я дышу.
И это было первое ощущение уже этого мира.
Честное слово, вы можете мне верить, можете не верить, но я именно так и запомнил Беловодье — как непередаваемой чистоты воздух повсюду. Такого я… я не дышал нигде. Ни на одном курорте, ни в одном походе. Наверное, на нашей Земле совсем не осталось такого воздуха.
В нём не было ничего, кроме… воздуха. Кроме ветра, солнца, травы, деревьев, свежей воды… Ничего из того, чего и не должно быть в воздухе.
Только воздух.
Всё ещё всхлипывая горлом, я выпрямился.
Мы стояли на речном берегу, на мелкой гальке самых разных оттенков — от алого и иссиня–чёрного до белого и золотистого. Широкая, но явно неглубокая речка бежала, подпрыгивая на перекатах белыми бурунами и оживлённо вскрикивая на разные голоса. А вокруг — вокруг безумствовала зелень.
Стеной стояли деревья, и названий некоторых из них я не знал. Но я различал резные глянцевитые листья дубов, закруглённую листву лип, выпукло–ребристые с острыми зубчиками листья грабов, буки, вязы… а в подлеске — можжевельник, орешник… и — ещё ниже — высоченный раскидистый чёрный папоротник… А над речкой — высоко–высоко — синело — чуть гуще, чем на Земле — небо с еле–еле, но всё‑таки различимыми пятнышками звёзд. В небе плыл орёл. Я не уверен, что это был орёл, но мне хотелось, чтобы это был орёл.
Только орёл и мог встретить меня в этом мире, в этом воздухе, в этом небе.
На секунду мне почудилась органная музыка. Честное слово.
— Это Беловодье? — спросил я растерянно и почувствовал, что сейчас расплачусь. Юрка торжественно кивнул:
— Это Беловодье, — и поднял руку. — Вот Перекатная. А нам туда. Идти долго, больше двух дней; переход, сам видишь, не очень удачно расположен…
Больше двух дней! Мне стало смешно. Больше двух дней — он хотел, чтобы я беспокоился из‑за двух дней похода по этим местам! Они всё‑таки ничего не понимал, бестолочь, он на самом деле не понимал, что подарил мне, он…
С прорвавшимся хохотом я налетел на Юрку и опрокинул его на рюкзак.
— Пусти! — отбивался он тоже со смехом. — Ай, плечо! Владька, пусти, баран! Ну?!
Я свалился в сторону и ойкнул — под зад попал какой‑то сучок.
— Привет от новой Родины, — не без ехидства сказал усевшийся рядом Юрка. Меня эти слова неожиданно покоробили, я хмуро покосился на него. Ничего не сказал… но Юрка отреагировал на это «ничего» мгновенно.
— Владька, — он поднял уколовший меня сучок и покрутил в пальцах, — ты, как я понял, большим патриотом никогда не был. Или был?
— Не был! — огрызнулся я. — Я про это вообще не думал! До вот этой секунды!
— То есть, — он опять повертел сучок и запулил его в воду. Я проследил, как он скачет в белопенных бурунчиках, — тебе пофик принципиально, что мы на другой планете, тебе за Россию обидно стало? — я плюнул в сердцах. — И мне обидно, — признался Юрка и вытянул ноги. — Очень. Ты даже не представляешь, как. И что? Ну вот что я могу сделать? Серьёзно, Владька, если ты мне сейчас ткнёшь пальцем даже не в партизанский отряд — хотя бы в политика, который реально хочет «поднять Россию с колен» — я из этого, — он повёл рукой по кругу над головой, — вот инопланетного проекта тут же ухожу и записываюсь в этот отряд или молодёжную секцию к этому политику. Спасать Россию. Владька, я не юморю, не издеваюсь, я тебя серьёзно спрашиваю. У меня отец погиб. До конца верил в Родину. В Россию. И погиб. И не то страшно, что погиб, а… ну так как, Владька?
— Не знаю я таких партизан или политиков, — я отвернулся. — Иди в жопу.
— Не пойду. Вот и я не знаю. Я там ничего не могу. И уже никогда не смогу, даже если в генералы выйду. И ты не можешь ничего. И даже если место своей матери займёшь или вообще возглавишь эту драную СТМ — не сможешь ничего! — он вдруг вскочил и ткнул рукой в гальку — словно пробивал планету насквозь. — Тут есть шанс! Тут! Тут, твою ж так! И Россия будет тут! Тут, где я! Тут я — могу! Тут я — знаю! Они — там — взрослые — не знают — а я — тут — пацан — знаю! Знаю! — он уже орал это, и я даже отполз от кузена на пяти точках, растерянно и даже чуть испуганно глядя на него снизу вверх. — Тупой разговор, — вдруг сказал Юрка, тяжело дыша, и рывком подал мне руку. — Вставай давай.
— Ну ты бешеный, — я поднялся сам, хотя рюкзак меня потянул было назад–вниз. — Зачем так орать‑то?
— Да потому, что ты правильно говоришь, — ответил Юрка, остывая. Поддёрнул лямки рюкзака. — Правильно, просто это кусочек правильности. На самой поверхности. Это самое поганое… Но знаешь, ведь у нас такое было, — он вдруг улыбнулся и почесал нос. — Россия — она как возникла? Никто ничего не захватывал. Просто люди убегали от центральной власти, которая их всяким таким достала — а бороться с нею сил не было. Ну и пробежали весь континент в разных направлениях.
