Raptor - Тенебрариум
— Не знаю, — пожал я плечами. — Друг?
— Р-р-р-р, — вне себя прорычал Флинт и, бросив последний страдальческий взгляд на вершину, направился в мою сторону. — Ты подлая сволочь. Ты играешь на запретных струнах. Это не честно, Писатель, ой как не честно! Остановившись напротив меня, он снял рюкзак, и поднёс указательный палец к моему носу. — Ты меня просто используешь. Ты всех нас используешь. Изгнанники стали твоими куклами. Райли, Тина, Гудвин — все они тебя обожают. Они готовы ради тебя на всё. Даже на смерть. Из домашнего животного Райли ты превратился в её хозяина. Ушлая Тинка, которая обвела вокруг пальца самого Латуриэля, в результате сама оказалась в капкане твоего необъяснимого очарования. И Гудвин. Гудвин! Вот уж от кого я не ждал такой слабости! Но и он туда же. Он теперь тоже твой поклонник. И раб!
— А ты? — не ведясь на его явно провокационную речь, спросил я.
Флинт поперхнулся. — Кхм! Я?!
— Да, ты.
— Я… (Голос его стал совсем тихим. Почти шипящим). Я всегда мечтал о закадычном друге. О товарище, который будет смотреть на меня на как на дерьмо, а как на брата… Это мой грех и моя слабость. И ты, мерзавец, ею воспользовался. Но я тебе так скажу, — он приблизил свою оскаленную физиономию к моему лицу. — Только попробуй дать мне повод усомниться в искренности твоей дружбы. Я тут же уйду. Но предварительно… (Он приблизился к моему уху) Я отрежу тебе голову. И сделаю это, когда Райли не будет рядом. Ты уж мне поверь… Дружище.
— Ну вы чего там? — высунулся из лаза Гудвин. — Долго ещё будете прощаться?
— Никто тут не прощается! — рявкнул Флинт, передавая ему свой рюкзак, потом взглянул на меня и уже более спокойным тоном произнёс. — Чё стоишь? Лезь. Я за тобой.
ЧАСТЬ-21. АЛАЯ ОРХИДЕЯ
Бедный-несчастный мой дневничок. Какой же ты потрёпанный, страшный и… Бесценный. Сколько я в тебя записал, и сколько ещё предстоит записать, хотя, о чём я? Записывать-то уже некуда. Эти строчки я муравьиной вязью царапаю карандашом уже на задней корочке. Скоро тетрадь закончится. Дальше придётся запоминать. Укладывать в голове. Всё, что увижу, услышу, переживу. Зачем я пишу эту бессмыслицу, переводя столь драгоценные остатки свободного места? Просто подумал, а что если это конец моих приключений? Надежда на то, что я пройду «Сепаратор» живым — ничтожна. А надежда, что я пройду его, не лишившись разума — вообще призрачна. На что я надеюсь? За что цепляюсь? Я устал. Я безумно, нечеловечески устал. Устал настолько, что уже не понимаю, кто я, и что мне нужно? Ещё месяц назад странный выкидон Флинта вызвал бы у меня по меньшей мере настороженность, желание спрятаться за спину Райли, и не отходить от неё ни на минуту. Теперь же мне наплевать. И на Флинта, и на его дурацкие капризы, и на его нелепые угрозы. Он боится меня. Смешно. И глупо. А может быть дело не во мне? Может быть, Флинт нервничает потому, что сомневается в своём будущем? Вероятно, он просто не уверен, что обретёт в Апологетике то, к чему стремился всю свою жизнь. Это его беспокоит, и он бесится. Как бы там ни было, я должен…
Всё, Тинка вернулась и зовёт нас. Кажется, она нашла обход завала…
*****Я жив. Лежу, привалившись к холодной стенке подземного каземата. Так я и не понял, был ли «Сепаратор», или не был? А если был, то прошли мы его, или нет? Тут, под землёй, всё одинаковое. Я не знаю, что там наверху. Возможно, уже вечер. Возможно, ночь. Мы не дошли до Апологетики. Наверное, мы заблудились. Вопреки тинкиной прозорливости. Так это, или нет, теперь мы должны здесь заночевать. Здесь холодно. В свете фонаря видно, как пар срывается с губ. Только бы не застудиться. Мне нельзя болеть. Вся надежда на энергомясо. Оно отлично греет изнутри, гоняя кровь по жилам. Как хороший коньяк. Только с него не пьянеешь. «Представь, что ты изгнанник» — легко, блин, сказать. Ну, представил, и что? Если бы такое самовнушение помогло мне управлять температурой организма, как это делают они. Сколько не повторяй «халва» — во рту слаще не станет. Одна радость — комаров нет. Вот уж кого я боюсь сильнее кункуласпидов, горгоний и прочей подземной нечисти. Страх перед комарами настолько силён, что даже сейчас мне кажется, что один из них гудит где-то в темноте, в недосягаемости. Ждёт, когда я потеряю бдительность и задремлю. Пока мы шли, иллюзия этого гудения была настолько сильна, что у меня начинала чесаться спина, и я в панике стряхивал с неё пустоту, вызывая хихиканье Тинки и недоумение остальных. Что за зараза, эти комары? Напрягают, даже когда их нет! Вот и конец моего дневника. Писать больше негде. Остаётся память. Только память.
*****В катакомбах под Иликтинском я дописал свой дневник. Возможно, с этого момента моё повествование будет получаться уже не столь подробным и последовательным, ведь теперь мне приходится вспоминать события, со времён которых успело утечь немало воды. Как бы я ни старался удержать в памяти абсолютно всё, полностью сохранить хронологию детали тех событий у меня не вышло. Многие воспоминания забылись, или перемешались друг с другом. Обидно, досадно, но ладно. Хорошо, что я придумал делать краткие заметки и слова-напоминания на свободных от писанины участках. Они мне очень помогли. Но вернёмся к нашему походу.
Спустившись в холодный сумрак городской канализации, мы какое-то время брели по сильно захламлённому коллектору. Сначала свет проникал в него через дыры и трещины в потолке, затем темнота стала абсолютной, и Гудвин включил фонарь. Канализационные стоки уже давно высохли, но отголоски фекального зловония витали здесь до сих пор. Или же мне просто казалось? Канализация есть канализация. Чай не для праздных прогулок строилась. Да и вообще, о каких неудобствах может идти речь, если до этого мы несколько раз заглядывали в лицо смерти? По сравнению с пережитым ранее, плутание по спокойному и тихому подземелью выглядело просто развлекательной прогулкой.
Счастливее всех была Тинка. Она заметно приободрилась, стала активнее и веселее. Не то, что на улице, где она напоминала беспомощного птенчика, выпавшего из гнезда. Здесь была её стихия. Здесь она была главной. Вот только свет фонаря её заметно раздражал, и она пыталась сделать Гудвину замечание, чтобы тот не расходовал батарейки попусту. Он же, не понимая её раздражения, ответил, что запасных батареек прихватил достаточно. Запасся ими в бывшем супермаркете электроники, расположенным на границе с территорией Флинта. Тина не стала настаивать, но было заметно, что она недовольна. Остальные же чувствовали себя при свете более уверенно. Я, по крайней мере, точно. Как только фонарь выключался, мне тут же казалось, что налетают комары. Как же я их ненавижу!
