Амит Залуцкий - Трое в одном
— А ну покажи.
Асылбек достал из кармана около десятка фотографий и начал по одной показывать больному.
— Это наш дом… Лена… А это я тут, у дерева… А это кладбище… Вот могила твоя…
— То есть как это, могила моя? — опешил Александр Иванович.
— Да, твоя, — подтвердил Асылбек. — Вот, видишь, памятник. А на памятнике надпись. Читай. У тебя теперь глаза молодые. Разберёшь.
Александр Иванович вытер вспотевший лоб и прочитал витиеватую надпись, удостоверявшую в том, что под этим памятником покоится тело профессора такого-то. Словно последняя справка из домоуправления.
— Чёрт знает что! — сердито сказал он, возвращая фотографию. — Какой болван это придумал?
— Это не болван, а председатель вашего месткома.
— Иван Петрович?
— Иван Петрович. Видишь ли, когда ты застрелился и тебе сделали операцию, никто не знал, что делать с твоим собственным телом.
— Действительно! — озадаченно проговорил Александр Иванович. — Я и сам о нём не подумал. Ну, в конце концов сдали бы в прозекторскую и всё.
Асылбек покачал головой:
— Кто-то предложил это сделать. Но, говорят, против выступил председатель месткома. Целое совещание по этому вопросу собрал. «Не позволю, — говорит, — чтобы тело известного уч ёного осталось без похорон. Это, мол, нарушение наших общественных обычаев и ритуалов. Кто знает, что там получится из вашего опыта, а тело похоронить надо». Так и настоял на своём!
— И похоронили меня?
— Похоронили. С музыкой и речами.
— И ты там был?
Асылбек вздохнул:
— Был. И когда гроб в могилу опускали, даже… заплакал. Жалко ведь…
Профессор расхохотался:
— Ну, а как в ЗАГСе оформили?
— Не знаю, — в замешательстве ответил Асылбек.
А то ведь чёрт знает что может получиться! Придёёшь куда-нибудь, представишься: «Профессор Орлов», а в ответ: «Нет, мол, профессор Орлов умер. А кто вы такой — мы не знаем».
— А правда, как теперь у тебя с документами будет? — с любопытством спросил Асылбек. — Ты Орловым останешься или Стропилиным будешь?
— Стропилиным? — сердито переспросил Александр Иванович. — Этого ещё не хватало! Ну, положим, от всех этих почётных титулов можно ещё отказаться. Всё-таки именоваться профессором в двадцать четыре года не совсем прилично. Смешно даже. И всё-таки я — Орлов и хочу остаться только Орловым. В какое бы тело этот мозг не переехал — всё равно он мой. Я желаю получить новый паспорт именно на Орлова.
Асылбек усмехнулся:
— А как в милиции на это дело посмотрят? Там главное — фотокарточка.
Александр Иванович вздохнул:
— В самом деле, неразбериха какая-то, — смущённо сказал он. — Много будет всякой возни. И в военкомат придётся на учёт становиться. Военнообязанный же теперь…
Он озадаченно пожал плечами.
В дверь постучали. Вошла медсестра.
— К вам какая-то девушка пришла. Пригласить?
— Что ещё за девушка? — рассеянно спросил Александр Иванович.
— Не знаю. Говорит, что ваша невеста.
— Как невеста? — оторопело спросил Орлов.
— Лена, — тихонько напомнил Асылбек.
— Ах, чёрт возьми! — с досадой проговорил Александр Иванович. — Начинаются неприятности…
— Так позвать? — снова спросила сестра.
Профессор обречённо вздохнул.
— Зовите. Как-нибудь разберёмся…
Когда Лена робко отворила дверь, профессор, который до этого неторопливо расхаживал по палате, остановился и протянул ей руку.
— Здравствуйте. Очень хорошо, что вы зашли именно сейчас. Нам надо с вами поговорить о многом.
И он кивнул на табуретку, стоящую возле тумбочки.
— Присаживайтесь. А ты, Асылбек, сядь на койку.
Лена молча села. Профессор прошёлся по палате.
«Скажу ей всё, — решительно подумал он. — С этим надо кончать. Если раньше я колебался, потому что не мог предвидеть дальнейшую судьбу Кошкина, то теперь колебаться нечего. И жалость здесь бесполезна».
Он покосился на Лену и нахмурился.
«Только бы выдержал характер. Но отчего я так волнуюсь? Неужели даже мои чувства превратились в чувства двадцатичетырёхлетнего мальчишки! Этого ещё не доставало!»
Он молчал, не зная с чего начать разговор. Лена тоже молчала. Она, видимо, боялась говорить, чтобы снова не услышать странных и диких слов.
Профессор взволнованно ходил по комнате, искоса поглядывая на девушку. Молчание становилось тягостным.
— Боря… Борис Ефимович… — наконец запинаясь начала девушка.
— Оставьте, Лена, — с досадой сказал профессор. — Вы, вероятно, думаете, что перед вами всё тот же взбалмошный подпоручик Кошкин? Его больше нет.
Лена покраснела, вскочила с места и протянула руки к Александру Ивановичу:
— Наконец-то! Значит, этот кошмар кончился, и ты снова почувствовал себя прежним Борисом Стропилиным?
Александр Иванович отрицательно покачал головой:
— Нет, я — не Стропилин.
Лена отшатнулась:
— Но… кто же?
— Я — профессор Орлов.
Лена вздрогнула.
— Подумай, что ты говоришь! Александр Иванович умер. Я сама была на его похоронах.
Несколько секунд она с тоской всматривалась в лицо больного. Потом вдруг разрыдалась:
— Боря! Боренька! Когда же всё это кончится? Сначала ты вообразил себя подпоручиком, теперь — профессором… Я не могу больше.
Александр Иванович подошёл к девушке и взял её за руку.
— Не надо, — тихо сказал он. — Успокойтесь. Вы вс ё поймете. Я вам всё расскажу…
— Не надо мне ничего рассказывать, — сквозь слёзы проговорила Лена. — Я ничего не хочу слушать! Я хочу, чтобы ты оставался таким, каким был, каким я тебя всегда видела и любила…
И уронив голову на грудь Александра Ивановича, она продолжала плакать.
Профессор вздохнул и растерянно посмотрел на Лену.
— Лена… Леночка… Не плачьте. Бедная! Сколько же вы перестрадали из-за Бор… из-за меня! — сказал Александр Иванович.
«Да что со мной? — снова подумал он. — Неужели я… Да ведь это же молодость! Жизнь начинается снова!»
Да, жизнь начиналась снова. Впереди было всё: вторая молодость, работа, новые исследования, новые открытия…
[1] Пышное длинное платье на обручах.
