Сергей Гатаулин - Вирусапиенс
Только мгновенье понадобилось Тромбу на ответ:
— Если понадобится — да!
В памяти промелькнули дни, проведенные в голове Потёмкина, вспомнились жертвы, на которые пошел человек ради его существования.
— Да, соглашусь! — уверенно добавил он — теперь уже спокойно, не отводя глаз от собеседника.
— Это потому, что они создали тебя! — обрадовался тот. — Ты их творение, и они запрограммировали тебя на самоуничтожение! Ради себя! Эгоизм — смысл их жизни. Все, что создано ими, они же и уничтожают! А теперь скажи мне, ради кого они чаще всего отдавали жизнь на протяжении едва ли не всей своей истории?
— Что ты имеешь в виду? — пробормотал Тромб, начиная понимать, куда клонит Вирусапиенс.
— Ради Создателя своего, который их таким же образом запрограммировал! Умирать ради себя! — воскликнул тот, довольно потирая руки. — Следовательно, всё вокруг: ты, я, люди — творения Бога.
— Интересная логика. Простовата, но интересна. Стало быть, ты теперь верующий? — поинтересовался Тромб. — А тебя не смущает, что главная приманка любой религии — бессмертие? Бессмертие, вот главный приз, награда за веру.
Вирусапиенс непонимающе уставился на Тромба.
— Объясни! — потребовал он.
— Ну как же! Твоя логика выделяет тебе очень незавидное место в их мире. Ты — цепь, которая навешивается на человека с рождения и от которой ему предлагают избавиться за бесконечную веру и пожизненное служение. Ты — единственное препятствие на пути человека к бессмертию! Ты — причина всех страданий человечества и всех войн! — глядя на растерянное лицо Вирусапиенса, Тромб облегченно вздохнул, решив, что первый раунд теологического спора с незримо присутствующим на их беседе отцом Михаилом он выиграл.
«Неубедительные аргументы, святой отец, — подумал боец. — Однако малыш чересчур занят поисками своих корней».
— Хочешь сказать, что, если не будет меня, все будут бессмертными и не будет необходимости в вере? — поинтересовался Вирусапиенс обрадовано.
— Я есть главное условие веры, — торжественно провозгласил он, и под куполом загудело громогласное эхо.
Тромб с удивлением понял, что, возможно, поспешил праздновать победу.
— Во мне — смысл человеческой веры! — восторженно вещал Вирусапиенс.
— Я - есть вера! — продолжил, но тут же, задумался.
— Абсурд получается! — воскликнул он, надвигаясь на Тромба. — Люди идут на смерть в этом мире ради бессмертия в другом. Глупо!
— Глупо, если бы они были бессмертны здесь и, поддавшись обещаниям, стремились в мир иной, — парировал Тромб. — Любая религия представляет, по моему мнению, собрание противоречий. И ты забываешь, что им обещается бесконечное наслаждение в раю, вместо короткой жизни.
Вирусапиенс в задумчивости остановился, устремив невидящий взгляд в бесконечность.
— Торговля какая-то получается. Борьба за лучшие условия существования — не в этой, так в другой жизни, — вздохнул, покачивая головой.
— И всё-таки рано или поздно они придут в наш мир! — воскликнул он обреченно. — Я не могу понять, почему они до сих пор не заселили его, ведь здесь их ждет практически та же вечность, что и в сомнительном раю.
«Они не могут этого сделать, — подумал Тромб, но промолчал, тщательно закрывая своё сознание. — Похоже, он уверен, что люди могут при желании переселиться в виртуальный мир, но отчего-то не желают делать этого. Ну и пусть верит. Хотя нужно будет узнать, откуда у него появилась такая уверенность».
— Я всё думаю: что же нужно от тебя батюшке Михаилу? — прошептал Тромб.
Эта мысль не давала ему покоя с того момента, как он попал в ловушку и увидел вместе святого отца и Вирусапиенса.
— Человеческие радости тебе недоступны. Следовательно, ему нечего предложить тебе.
— В том то и дело, что есть. — Вирус повернулся и неспешно двинулся к выходу, бормоча на ходу:
— В тысячи раз более яркие ощущения, говоришь? Ну что ж — посмотрим!
* * *— Что тут у нас? — пробормотал Анатолий, разглядывая свою недовольную физиономию в зеркале.
Сквозь покрывшую стекло испарину смотрело решительное, злое лицо. Утро началось необычно.
«Ни петь не хочется, ни пить», — подумал он.
Пытаясь вспомнить хоть одну шутку старого кинематографа, которые он так любил и которые так не любили окружающие люди, Анатолий неожиданно почувствовал лёгкое головокружение. Протягивая руку к зубной щетке, вздрогнул, когда ее не оказалось на месте.
— Ну и! — зло выдохнул телохранитель, ловя пальцами воздух. — Кто, чёрт возьми, сидел на моём стульчике?
В запотевшем зеркале что-то вспыхнуло.
Анатолий, оглядываясь, тряхнул головой, — ничего. Включив холодную воду, он быстро ополоснул лицо, протёр глаза и тут его взгляд упал на стакан с зубной щеткой.
— Что здесь происходит? — рявкнул он, оглядываясь в поисках шутника и, никого не заметив, уставился в зеркало.
— А кого, собственно, ты хотел увидеть? — спросил он у своего отражения Анатолий.
Решив проверить родившуюся в голове мысль, он закрыл глаза и тихо прошептал:
— Сейчас я открою глаза и увижууу… Нет! — взвизгнул Анатолий, сжимая голову руками. — Срочно к врачу!
Ощупав полку и не найдя на ней стакана, он махнул рукой, нехотя полез под душ. Сжимаясь в ожидании встречи с обжигающе холодной водой, Анатолий зарычал, прикрывая глаза, но ничего не почувствовал. Ни холода, ни влаги — лишь голова загудела, словно внутри черепной коробки включился гигантский трансформатор.
«Чертова сантехника!»
Раздраженный Анатолий, взглянув под ноги, не обнаружил привычного потока, исчезающего в сливном отверстии. Чтобы хоть как-то сдержать нарастающий гул, Анатолий сжал виски и, медленно поднимая глаза, удивленно уставился на лейку душа. Капли, благополучно покидая лейку, исчезали в воздухе над головой.
Привыкший во всем находить плюсы, глубоко вздыхая, сосредоточился, чтобы побороть панику, но ничего хорошего в сложившейся ситуации не нашел.
«Плохо дело — в психушку придется идти немытым!»
Мотор, ревущий в голове, затих.
И тут же на голову обрушилась холодная вода.
— Аааа! — заорал Анатолий, мгновенно каменея.
Тело завибрировало, покрываясь гигантскими мурашами. Ледяной поток превратил мышцы в сжатую пружину. Рёв Ниагарского водопада проник в едва проснувшийся мозг, ударил в уши, заполнив череп, раскаленной волной метнулся по испуганному телу. Чертыхаясь и матерясь, он выскочил из-под душа. Метнулся к полотенцу, но остановился на полпути: тело сухое, вода шумит.
«Не суетись. Лезь назад!»
Издеваясь над законами всемирного тяготения, вода то останавливалась, то падала, подчиняясь сокрытым в глубине подсознания желаниям.
