Евгений Прошкин - Слой Ноль
Мухин повернул голову — слева за соседней партой сидела худенькая девочка. Девочка, ясно, для тридцатилетнего кобеля, а для мальчика Вити она была полноценной барышней. Курносая брюнетка с короткой стрижкой и маленькой грудью. «Зато гарантия, что не силиконовые протезы, — подбрехнул откуда-то из глубины кобель. — Жми, Витек! Единственная приличная кандидатура в этом склепе!»
Мухин перечитал свое послание и, скривившись, дописал:
«Кстати, меня зовут Витя».
Сложив листок, он двинул его по столу. Девушка посмотрела неодобрительно, но записку приняла. Пробегав ее глазами, она что-то нацарапала и жестом велела забрать.
Слова «что-нибудь веселое» были зачеркнуты, сверху стояло: «желательно что-нибудь умное».
Виктор воспрял. Главное — она ответила, а что конкретно — неважно. Ей ведь тоже надо свой девичий понт соблюсти. Понимаем. Святое дело.
Наткнувшись взглядом на ящик с литерой "М", Мухин схватил ручку и торопливо написал:
"Учение Маркса всесильно, потому что оно верно. Маркс.
Так как же тебя зовут ?"
Девушка прыснула и, смяв бумажку, запустила ее в форточку. Потом якобы вернулась к чтению, но Мухин видел, что она косится на него. Вздохнув, она захлопнула книгу и не спеша собрала тетрадки.
Проходя мимо, курносая тихо сказала:
— Женя.
Виктор почувствовал, как краснеет, и, схватив со стола все свое гоголеведение, направился следом. К прилавку тянулась длинная очередь, и он встал за девушкой. Она его как будто не замечала, хотя, конечно, догадывалась, что он смотрит на нее в упор. Пока сонная библиотекарша не забрала у Жени книги, Виктор изучил ее затылок и шею настолько хорошо, что смог бы сдать зачет по родинкам.
Девушка была чуть выше и, кажется, чуть старше его, но Мухина это вполне устраивало — толку от ровесниц он не видел. На ней была симпатичная фиолетовая майка и джинсы — на бедрах натянутые, а книзу сильно расклешенные. Покачиваясь на носках, Виктор умудрился случайно приблизиться к Жене настолько, что уловил ее аромат — никакой не парфюм и, уж конечно, не пот. Она пахла только собой, чистым телом.
У самого выхода он ее обогнал и, открыв дверь, куртуазно пропустил вперед. Это ей понравилось.
Мухин с блаженством подумал, что обольстить малолетнюю дурищу ему не составит труда. Со взрослым мужиком она бы знакомиться, может, и не рискнула, а юноша ей представлялся неопасным. Вот и славно. Виктору требовалось как-то скоротать четыре часа транса, и наилучшим вариантом было бы провести их вместе с Женей.
Они шли по Большой Бронной вниз, к Пушкинской, и Мухин творчески рожал первую фразу, способную обезоружить и пленить. Пауза непозволительно затягивалась. Женя, то и дело поправляя на плече сумочку с тетрадями, тоскливо смотрела под ноги.
— Где учишься? — выдавил Виктор и сам разочаровался. Он-то считал себя не таким примитивным.
— Филфак МГУ, — ответила девушка.
«Филфак» она произнесла весьма отчетливо, даже специально выделила «фак» — не иначе выясняла уровень его интеллекта. Мухин понял, что если пошутит над этим «факом», то с Женей можно будет сразу попрощаться.
Он почтительно тряхнул головой и закинул стандартный крючочек:
— Ты, наверное, там одна такая... На филфаке.
— Какая?
— Да нет, не на филфаке, а во всем университете, — невозмутимо продолжал Виктор.
— Ну какая «такая»?
«Красивая», — мелькнула в мозгу одна из версий, но Мухин решил, что с банальностями надо завязывать.
— Адекватная, — простецки ответил он. — У всез ваших стеклянные глаза, а в них — замурованный портрет Достоевского. А ты живая.
— Бедный Федор Михалыч... превратили его штамп, — сказала Женя, но уже без скуки, с явным интересом.
— Ну хорошо, не Достоевский. Пруст, Кортаса Павич... что там еще у них замуровано?
По реакции он понял, что впечатление произвести удалось.
«Рано млеешь, девочка, — подумал он самодовольно. — Я ведь еще и не начинал».
Виктор невзначай тронул карман — деньги у него были.
— Зайдем в «Макдоналдс»?
— Куда-куда? — испуганно спросила Женя. Они как раз поравнялись с «Маком», и Мухин увидел, что никакой это не «Мак». В витрине стоял большой пластмассовый «Ту-134», на крыше громоздился грубоватый щит с призывом летать самолетами Аэрофлота, а на стеклянной двери висело уведомление: «Продажа билетов осуществляется при наличии билетов». Неоновый «SAMSUNG» пропал, привычной рекламы кока-колы на другой стороне тоже не было.
— Ну, так мы про мороженое... — вывернулся Виктор. — Тут рядом кафе-мороженое есть, за углом, на...
Он вдруг осознал, что не может вспомнить, как называется Тверская. Вернее, называется ли она в этом слое Тверской или по-прежнему — Горького.
— Тут недалеко, — сказал он.
— Давай лучше посидим, — предложила Женя.
Народу на площади было немного — фонтан не работал, а без него вроде бы и лавочки теряли смысл. Зажиточная пенсионерка попивала из горлышка зеленый «Тархун», два старика играли в шахматы, еще несколько человек боролись с выгибающимися на ветру газетами. Одна скамейка была полностью занята цветастой цыганской семьей.
Женя собралась присесть, но Виктор ее остановил и, Достав носовой платок, смел с лавки пыль. Девушка даже растерялась. «Она мною восхищена», — сказал себе Мухин.
Минут десять болтали о кино. Виктор извлекал из памяти подростка местные премьеры, в основном на военно-патриотическую тему, и доказывал Жене, что западный кинематограф в отличие от музыки давно погиб. Текст из Мухина так и пер — и все не какой-нибудь, а высокоинтеллектуальный, с развернутыми цитатами. Виктор чувствовал, что еще немного, и девушка попросится замуж, поэтому, когда на площади появились трое угрюмых парней, он не смог сдержать улыбки. После гибкости ума было бы уместно продемонстрировать силу тела — и можно вести Женечку к широкой родительской постели.
Парням было лет по пятнадцать, типичная шпана: слегка приблатненная, слегка нетрезвая, как всегда, без денег и с диким самомнением. Они по-хозяйски оглядели лавочки и направились прямо к Мухину.
Виктор загодя встал — ничего, от него не убудет. Ясно же, что им не время надо узнать и не библиотеку найти Некрасовскую. Они этого и не скрывали, наоборот, еще метров за десять набычились и оттопырили локти — якобы у них там мышцы и все такое...
Мухин посмотрел на свой впалый живот и неожиданно вспомнил, что джинсы с передним карманом он надел не случайно — там была хоккейная «ракушка». И еще он понял, что он не справится. Ребята были подвижные, коренастые, с богатым опытом дворовых разборок, а он... Он был натуральный ботаник. И даже если они предложат драться по-честному, один на один, — он все равно проиграет. Убить его, конечно, не убьют, но мордой по газону повозят. Прощай, Женечка... И острые груди, и дрожащие пальчики — прощайте тоже. Рано тебе, Витюша, насчет женщин соображать. Сиди дома, учи уроки...
