Евгений Прошкин - Слой Ноль
Председатель выглядел не просто умиротворенным, а явно довольным, чем именно — непонятно. Виктор с
облегчением вздохнул.
— Люди везде живут, — сказал он.
— Ты уж потерпи, недолго ведь. Месяц, а то и меньше... Ты теперь знаешь, почему мы тебя отсюда не выпустим. Тело твое целого мира стоит,
— Душа, — возразил Мухин.
— Тело, Витя. Вот это самое тело, которое местный деятель проквасил, коноплей прокоптил и с шалашовками грязными протрахал. Случись что — перекинет тебя отсюда, и ищи потом по новой... О душе бессмертной потрепаться приятно, да. Только душа без тела — это пшик... Ну а Борис что тебе говорил? — спросил Шибанов и резко развернулся.
Улыбочки не было и в помине. Секунду назад Мухин думал, что Председатель полезет обниматься, предложит выпить на брудершафт, а он, оказывается, заход конем делал. Одно слово — гэбуха...
— Борис?..
— Да, Борис Черных. Здесь мы с ним не свиделись, не удалось.
— Разговора-то никакого не было. Так, междометия... Когда я впервые вашу капсулу попробовал... ох и мерзость!..
— Сейчас не об этом, — перебил его Шибанов. — Ну?..
— Борис просил, чтоб я его подождал, только я ничего не понял. Я решил, что это был Костя.
— А потом?
— Потом еще раз...
Виктор принялся лихорадочно вспоминать, рассказывал ли он какие-нибудь подробности — тогда, на кухне с Людмилой. Председатель был прав, с мелочами надо поосторожней. Не вспомнив ровным счетом ничего, Мухин сказал:
— Возможно, Борис хочет мне что-то передать.
— И это все? — спросил Шибанов после паузы.
—Да.
— И больше вы с ним не общались?
— К сожалению. — Виктор хотел развести руками, но подумал, что это будет уже перебор. — Мне и самому любопытно. Он же такой... легендарный.
— Легенды про него, не иначе, Людмила складывает?
— С вами трудно, — признался Мухин. — Не знаешь, где шутка, а где компромат. Должность ваша давит.!
— Для того она и нужна, чтоб давить, — снова как бы пошутил Шибанов. — На сегодня, пожалуй, хватит.
— По какой хоть статье я у вас прохожу? — поинтересовался Виктор.
— "Измена родине", — хмыкнул Председатель.
Мухин засмеялся, но неохотно.
— Какой родине-то? У меня же их теперь много.
— А всем сразу. — Шибанов вышел в коридор и, позвав Константина, увел его за угол, к узлу связи.
Виктор направился на кухню, но по дороге свернул в ванную. Задвинув щеколду, он пустил воду погромче и сел на пол. Дружеский допрос вымотал его хуже отход -няка. Голова раскалывалась, впору было опять идти за обезболивающим.
Мухин пытался проанализировать свои ответы, но все как-то мешалось и валилось в кучу. Если б он представлял, что хотел выяснить Шибанов, ему было бы несравненно легче, но Председатель его только смутил и, кажется, этим удовлетворился.
Снаружи потеребили ручку. Виктор раздраженно глянул на дверь и тихо выругался. Ручку дернули снова,! и он узнал манеру Людмилы — она и в прошлый ра лезла, как к себе домой.
Действительно, это была она. Обнаружив Виктора н:
полу, Люда не удивилась — заперла дверь, присела н, край ванны и закурила, будто только за этим и пришла Секунд десять она, щурясь, как кошка, смотрела на струн в раковине, потом закрутила кран с горячей водой и до бавила холодной.
— Душно... — сказала она. — Ну что, сильно он тебя выпотрошил?
— Дай сигаретку, — попросил Мухин. — Спасибо... Я не въехал, чего ему от меня надо.
— А ничего. Профилактика.
— Понятно... Я уж думал — подозревает меня в чем-то. Про Петра выпытывал.
— Не расстраивайся, он всех подозревает. А Петра здесь давно уже нет, с этого мы и начали. Просто у Шибанова плохое настроение. Вроде на Макарова покушались.
— На коммерсанта нашего?
— На нашего, да. А почерк — Рената. Ты, я слышала, с ним уже познакомился?
— Быстро у вас тут новости расходятся, — усмехнулся Виктор.
— Напильники, паяльники... Я раньше Ренатика за пустозвона принимала. Пока в деле его не увидела. g общем, Макарова из гранатометов обстреляли. Человек двадцать или двадцать пять — все, кто вокруг был уже в морге.
— И Макаров?
— Ему повезло.
— Надо же, какой везучий! — высказался Мухин. — Стало быть, это я конкурентов навел...
— Не злись ты на Шибанова. Он мужик мировой, столько для нас сделал... И для тебя в том числе — еще до того, как ты сюда перекинулся.
— Правда? Для оператора, что ли?
— По-моему, у вашей студии проблемы были большие. Какой-то фильм вы там сняли...
— А, «Дети подземелья», это с молодыми...
— Не надо мне подробностей, — перебила Люда. — Так были проблемы-то?
— Дума на нас окрысилась, фильм запретили, студию хотели разогнать. Но все утряслось.
— Кто утрясал-то?
— Шеф, — искренне ответил Виктор. — Или... Это Шибанов нам помог?!
— А кто же! Они с Немаляевым боялись, что ты без работы останешься. Наркотиками торговать начнешь, а то еще куда вляпаешься. Вот Шибанов и посодействовал. У него на некоторых депутатов... короче, есть у него к ним подход.
— Догадываюсь... Вы меня здесь давно пасли, да? И не только здесь. Сколько раз Костя меня прикончил?
— У него и спроси, — невозмутимо ответила Людмила. — Сколько надо, столько и прикончил. Зато в итоге ты здесь оказался, на базе. А смерти свои ты даже и не помнишь, он ведь не тебя убивал — отражения.
Люда затушила окурок о крупную каплю в раковине и поискала глазами, куда бы его деть. Правая пола халата выбилась из-под пояса и отвисла — Виктору подумалось, что, если исхитриться, можно туда заглянуть.
Главное, чтоб Людмила ничего не заметила, а то несолидно получится. Он мог бы, конечно, не исхитряться, а сидеть на месте, но для этого у Мухина было маловато выдержки.
— Ноги затекли, — проронил он, пересаживаясь на ванну.
Людмила достала из кармана какую-то бумажку и, завернув в нее окурок, вручила Виктору.
— Пусть у тебя руки табаком воняют, ладно? — сказала она. — Ванна длинная, можно на полметра отодвинуться.
— Мне и так удобно, — ответил Мухин, косясь на ее грудь. — Что-то я дяди давно не видел...
— Дяди? — переспросила Люда.
— Твоего дяди. Сан Саныча, — медленно выговорил он.
— Ах, моего дяди Сан Саныча... — покивала она. — У него дела в городе.
— В городе, да?.. — озадаченно произнес Виктор. — А где город? В России или, может, в Эквадоре?
— Уже проинформировали? В Эквадоре у Немаляева дел больше нет. Только памятник, — спокойно ответила она. — И что это меняет?
— Почему вы скрывали? Почему мне кто-то другой все это рассказывает — и про вас, и про меня самого?
— Ты не спрашивал.
— Как я мог спрашивать, если ничего не знал?
— Как я могла рассказать, если не знала, что тебя это интересует?
