Геннадий Емельянов - Истины на камне
— Значит, у него лопнуло терпение.
— Он живой? — Скала опять, но уже с робостью показал на купол.
— Почти живой.
— Почему я его не вижу, он где?
— Он везде.
Скала печально покачал головой, сел на ковер и вытянул ноги.
— Устал, брат мой?
— Царапается, — ответил Скала и вздохнул. — Сильно злая.
Я видел, как отворяется дверь биологического отсека, сперва же за дверью возникла черная тень. Тень замерла на некоторое мгновение, и в холл легко шагнула девушка, которую я вытащил из ямы. Она постояла, загородив лицо руками, и на ощупь двинулась в нашу сторону. Шла она чуть боком, высокая и прямая и, как мне показалось, властная. По-моему, она плохо видела, однако ориентировалась в пространстве довольно свободно и перешагнула даже ноги Скалы, он тотчас же вскочил, напуганный, и попятился в сторону душевой, намереваясь там скрыться. Визит незнакомки, признаться, был не ко времени (я собирался неотложно подумать кое о чем), но такие визиты, понятно, не откладываются.
На девушке была длинная рубашка без воротника из грубой серой ткани и плетеные сандалии, волосы, спадающие ниже поясницы, шуршали и отблескивали, будто вытканные из серебра. Я не двигался, завороженный, и слышал, как она дышит, слышал, как скрипят ее сандалии. Она нашла меня как-то и села рядом. Я вздрогнул; огромные ее глаза цвета неспелого крыжовника были пусты, как окна нежилого дома. Она провела ладонью по моим волосам, ощупала лицо. Прикосновение было нежным, и легким. У нее, я почувствовал, чуть дрожали пальцы. Она что-то сказала и поникла головой, разглаживая на коленях грубую ткань незатейливого своего платья. Говорила она распевно и со спокойным достоинством.
— Голова, переводи! Мой «лингвист» остался в танкетке.
— Пусть повторит.
Я прикоснулся к плечу незнакомки, прикоснулся с робостью:
— Он велит повторить, он хочет изучить строй твоего языка, поняла?
Поняла и кивнула мне, обожгла пустыми своими глазами, отделенными от ее существа: они жили в другом измерении, в другом мире, тело же, как я уже догадывался, подчинялось чужой воле. «Она спит или — в гипнозе?»
— Как тебя зовут?
— Го, — ответила девушка и привычным движением закинула волосы за спину.
— Машина ждет.
Го кивнула и, уставясь вверх, начала говорить, четко отделяя слова и фразы. Язык ее состоял вроде бы из одних гласных, тек он свободно, я бы сказал, красиво и естественно. На таком языке, наверно, хорошо поются песни. Похоже, спасенная мною («Спасенная ли?» — я почему-то начал сомневаться в том, что спас ее) учит машину, потому что она повторяла звуки и слова по несколько раз, прежде чем идти дальше, прежде чем от простого переступить к более сложному. Вроде бы ей не в новинку иметь дело с автоматом. Эта планета не перестает удивлять меня чудесами.
Железная голова гудела от напряжения, где-то в ее утробе вершилась недюжинная работа и в блоках памяти откладывались решения, из мозаики складывалась картина. Я на цыпочках проскользнул в бар, выпил там стакан холодного виноградного сока и застыл в кресле, озаренный догадкой, точившей меня исподволь: ведь не эту девушку, что сидит теперь в холле, кидали в яму старуха Сур и ее присные. Не эту! Вот закрою глаза сейчас и представлю все до черточки, до самой последней мелочи… Ракета ткнулась носом в бугор, поросший негустой травой. Удар был сильным, и металл окутался дымом. Когда я выскочил из кабины, то уловил приторный запах гари, потом я махом перепрыгнул через жерди первой стены, второй, третьей… Старуха Сур, согбенная, плелась в хвосте процессии и держалась за ногу жертвы. Нога была маленькая и смуглая. Точно; маленькая и смуглая. Оказывается, я уловил и тот момент, когда первую жертву кидали в яму! Оказывается, я видел лицо той, первой, — круглое лицо в обрамлении черных волос, заплетенных косичками. На голове был венок — он криво покатился и тоже упал в преисподнюю. Точно! Сомнений нет: я вытащил на свет не ту, которую хотел спасти. Кто-то подменил девушку. Но кто? И зачем?
Я вернулся в холл также на цыпочках.
Го повернулась ко мне всем телом и что-то сказала, не найдя меня застывшими своими глазами. Машина с перебоями, медленно перевела:
— Отец ждет тебя, Пришелец.
— Где он ждет?
— Внизу. Торопись. Я голодна, Пришелец.
— Извини, — я встал и поманил ее за собой, однако она не уловила моего жеста, пришлось вернуться. — Прошу следовать за мной! — На этот раз поняла, тоже встала и чуть боком, вытянув руки вперед, пошла за мной.
В баре я зажег светильники и посадил гостью на тонконогий высокий стул перед стойкой.
— Что будешь есть?
— Что дашь…
Я выбрал обед по своему вкусу, поставил поднос с тарелками и стаканами перед ней.
— Прошу.
— Хочу остаться одна.
— Хорошо, — я задержался немного, дожидаясь, не скажет ли она еще что-нибудь. Спасибо, например. Не сказала ничего, и я тихонько прикрыл за собой дверь. Из душевой выглянул Скала. На его лице был написан откровенный испуг. Он не вытерся, торопливо натянул набедренную повязку и почему-то на карачках, подобно большому черному пауку, пробежал по ковру и уткнулся мокрой головой в ноги мне.
— Хозяин! — шепнул Скала, округляя воловьи свои глаза с синеватыми белками. — Слушай, Хозяин, у нас нет таких женщин! — он пальцем и весьма осторожно показал в ту сторону, где располагался бар, и тотчас же убрал палец.
— Ты уверен, брат мой?
— Нет у нас таких женщин, я не видел!
— Но ваши девственницы живут отдельно?
— В стене есть щели. Хозяин, и каждый воин выбирает себе жену…
— И ты подглядывал?
— Все подглядывают, Хозяин, — это интересно. Я много подглядывал, но такой не было. Тебя обманули!
— Кто обманул?
— Тебе лучше знать — ты умный и могучий. Думай.
— Буду думать.
— Я ее боюсь, Хозяин!
— Я, пожалуй, тоже. Слегка.
Из бара беловолосая Го вышла неслышно хищной и легкой поступью. Остановилась, обвела холл неподвижными своими глазами и сказала:
— Отец ждет. Отец велит спать. Я буду спать.
— Спокойной ночи, — ответил я машинально и улыбнулся: на планете теперь стоял день и было, как всегда облачно.
Глава пятнадцатая
В ту ночь явился ко мне сон.
Во сне я увидел свою мать. Я помню ее плохо, от была молода, когда погибла в памятной моему поколению катастрофе на Луне. Там невесть почему взорвался реактор. После этого печального случая, кстати, бесповоротно и надолго были отложены все сколько-нибудь рискованные эксперименты и межпланетные экспедиции. Мы стояли с матерью на берегу моря, я поднимался на цыпочки и касался подбородком мокрой ее руки — она показывала мне камешек:
