Исай Давыдов - Он любил вас. Девушка из Пантикапея (сборник).
Наверно, это был лучший подарок, какой Корнелия получила за всю жизнь. Несколько дней она буквально не отходила от проигрывателя. С утра до вечера крутила пластинки, сожгла три предохранителя и страшно испугалась, когда сгорел первый.
— Разве на корабле у открывателей звезд не было записей музыки? — спросил я.
— Какая-то музыка у них была, — ответила Корнелия. — Но я никогда не видела, откуда она исходит. Я не могла ею управлять. И она мне не очень нравилась. Она была тягучая и некрасивая. Но Гао и спутники слушали ее с удовольствием. Может, у нас просто по-разному устроен музыкальный слух? Наверно, если бы я даже и могла управлять их музыкой, мне бы не захотелось это делать. А такой музыки у них не было. Она кивнула на проигрыватель. — Эта музыка — как праздник, …Скоро меня уже хорошо знали в магазине пластинок. Я покупал их, наверно, больше, чем кто-либо, Я знал, что каждая новая пластинка — радость для Корнелии. А мне так хотелось, чтобы у нее было больше радости!
Как-то к концу дня Витька снова позвонил мне в адвокатскую коллегию:
— Ты сегодня вечером будешь дома?
— Да.
— И Корнелия, разумеется, тоже?
— Видимо. Она пока не уходит по вечерам одна.
— Я хочу прийти к вам вечером с одной молодой дамой…
— Я буду чертовски рад, старик! Давно пора!..
— Увы, Мишка, это не совсем то, что ты думаешь. Эта дама оттуда…
— Откуда?
— Ну, помнишь наше письмо?
— А-а… — У меня на душе снова заскребли кошки. — А я уж думал, ему не поверили…
— Да, в общем-то, не очень и поверили… Но выход нашли деликатный, ничего не скажешь… Этой даме поручено приглядеться к Корнелии и решить, можно ли использовать ее… ну, для начала хотя бы в качестве лаборантки. А там видно будет… В общем, они хотят посмотреть ее не в разговорах, а в деле. По-моему — разумно.
— По-моему — тоже.
— Теперь еще вопрос: что мы скажем Корнелии?
— Странный вопрос! Нужно сказать все как есть!
— А ты уверен, что тут не будет, так сказать, обратного эффекта? Мы ведь не можем рисковать.
— Ну, давай скажем, что это просто твоя сотрудница, твой друг. Она может готовить Корнелию к школе.
— Честно говоря, я думал о таком же варианте.
— Смотри только, не сорвись, Витька. Корнелия моментально почувствует любую фальшь.
— Фальши не будет, старина. Вера мне очень нравится. Мы провели сегодня вместе весь день. И это был один из лучших дней в моей жизни.
— Ну, что ж… Я рад за тебя! Жду!
Когда они пришли вечером, я понял Витьку. Вера была не просто красивой, золотоволосой женщиной. Вера была обаятельной женщиной. Она как-то вся светилась теплотой и добротой. Она принесла с собой в наш дом какую-то весеннюю свежесть, какой-то удивительный уют. Она была настолько по-хорошему простой, держалась настолько естественно, что уже через полчаса бесследно исчезла обычная неловкость первого знакомства. А к концу вечера я почувствовал ее другом — старым, надежным, испытанным.
У меня еще никогда и ни с кем так не было. Корнелия ничуть не удивилась тому, что Витька пришел не один. Мне даже показалось, она давно ждала этого. Она была очень рада Вере, просила ее приходить почаще. Она жаловалась на то, что у нее нет подруги, а без подруги плохо.
И Вера обещала приходить почаще. И на самом деле, пришла и на следующий день, и в другие вечера, и в ближайшее воскресенье, которое мы почти с самого утра провели все вместе.
По вечерам Витька приходил позже Веры и ждал ее у меня, пока Вера занималась с Корнелией. Они говорили сразу и о физике, и о химии, и о математике. И Витька рассказывал, что Вера в восторге от Корнелии, хотя в ее знаниях и есть какие-то, с нашей точки зрения, провалы, какие-то странности. Корнелия, например, не поняла, зачем нужна менделеевская таблица. Классификация элементов у открывателей звезд была совершенно иной. И элементов они знали больше и группировали их не по атомному весу, а по длительности распада. Впрочем, провалов было немного. Главное Корнелия знала. И в физике, и в химии, и в математике. И знала не на уровне институтских программ, а на уровне новейших наших диссертаций. Может, она знала и больше. Но о большем Вера просто не могла ее спросить. Формулы нуль — пространства, которыми занимаются у нас целые группы сильнейших математиков, Корнелия выводила быстро и экономно и говорила, что открывателям звезд эти формулы давно известны, хотя практическое осуществление их они и считают маловероятным. Не потому что человек не сможет, а потому что не захочет. Слишком велики будут разрушения, которые принесет осуществление формул нуль — пространства. Столь велики, что результаты, добытые подобным опытом, потеряют смысл для человечества.
Через неделю с небольшим Вера повела Корнелию в Витькин институт. И после этого Корнелия стала уходить туда каждый день. Это уже была работа, и я увидел, как Корнелия меняется прямо на глазах. Она стала держать себя увереннее, смелее. Она почувствовала, что входит в жизнь уже хозяйкой, а не гостьей.
— Ну, как — открыла она вам что-нибудь новое? — спросил я Витьку через полмесяца. Витька подвигал губами, пожал плечами.
— Кое-что есть… Какие-то частные проблемы физики и химии, над которыми у нас бьются, для нее решены. Она знает результаты, хотя и смутно понимает пути к ним. Но, в общем-то, она вряд ли совершит переворот в нашем уровне знаний. Видишь ли, старик, у нас теория на сотню лет обогнала практику. И обгоняет ее все больше и больше. А у них, возможно, такого разрыва не было. У них это могло идти где-то рядом. По крайней мере, их практика для нас теоретически почти решена… Все-таки это их практика того времени, когда у нас жил Софокл… — Витька вздохнул. — А насчет разрыва, может, я и неправ. Может, и у них был такой же разрыв. Ведь на корабль-то попали не сильнейшие ученые. На корабль-то попали практики… И большему, чем они сами знали, они не могли научить Корнелию… Для нас она, конечно, работник ценный. Она у нас останется… Может, она и еще что-то знает — важное и нужное нам. Да мы не догадываемся об этом спросить. А она не знает, что нам это нужно… Со временем выяснится…
Вскоре нас с Виктором пригласил к себе начальник городской милиции. И сказал, что ему звонили, что теперь он знает все необходимое, я что пора выписывать нашей римлянке паспорт.
— А вообще-то хотелось бы с ней познакомиться, — улыбнувшись, добавил он. — И лучше — не в служебном кабинете…
— Приходите ко мне на день рождения, — пригласил я. Познакомитесь…
— Что ж, спасибо. Приду…
В январе мне стукнуло двадцать шесть. И впервые за все мои двадцать шесть лет на моих именинах был милиционер. И даже не просто милиционер, а начальник городской милиции, которого я представил Корнелии как своего сослуживца.
