Герберт Уэллс - Первые люди на Луне (пер. Толстой)
— Мы ведь можем потом вернуться обратно, — утешал его я.
— Прежде всего нам надо вернуться на Землю.
— Мы можем потом привезти с собой лампы и железные крючья для лазания и другие необходимые вещи.
— Да, — согласился Кавор.
— Мы захватим с собой золото.
Он посмотрел на золотые ломы, но ничего не ответил. Он стоял, заложив за спину руки и грустно глядя на кратер. Наконец, вздохнул и снова заговорил:
— Да, я нашел сюда путь, но найти путь — не значит еще быть его монополистом. Если я привезу свое изобретение на Землю, то что произойдет? Я не смогу скрывать его даже в течение одного года. Рано или поздно все обнаружится, или другие люди вторично откроют его. А тогда… Правительства и державы будут стараться сюда проникнуть, будут воевать из-за лунных территорий между собой и с лунными жителями. Это только усилит вооружения и даст лишний повод к войнам. В непродолжительном времени, если я только оглашу мой секрет, вся эта планета, вплоть до глубочайших галерей, будет усеяна людскими трупами. В чем другом, а в этом не приходится сомневаться… Конечно, Луна людям не нужна. Для чего им новая планета? Что сделали они со своей Землей? Поле вечной битвы, арену вечной бессмыслицы. Мир человеческий мал, и жизнь человеческая коротка, — еще довольно дел на Земле! Нет, наука и так уже слишком много трудилась над выковыванием оружия для безумцев. Пора с этим, покончить! Пусть люди откроют это изобретение через тысячу лет.
— Можно сохранить тайну, — возразил я.
Кавор посмотрел на меня и улыбнулся.
— Наконец, — продолжал он, — из-за чего нам спорить? У нас так мало шансов разыскать шар, а там, внизу, уже готовятся. Только человеческая привычка надеяться до самой последней минуты заставляет нас думать о возвращении на Землю. Наши затруднения только теперь начинаются. Мы показали лунным жителям нашу силу и жестокость. Шансы наши на спасение такие же, как у тигра, который вырвался из клетки и загрыз человека в Гайд-парке. Весть о нас, по всей вероятности, разносится из галереи в галерею, до центральных областей… Никакие разумные существа не допустили бы нас взять шар с собой обратно на Землю после всего, что они видали или слышали о нас.
— Но мы не улучшим наших шансов, если будем сидеть здесь, — сказал я.
Мы оба встали.
— Лучше будет, — сказал Кавор, — если мы пойдем в разные стороны. Надо вывесить платок на верхушке одного из этих стволов, крепко привязать его и от этого пункта, как от центра, приняться за поиски по всему кратеру. Вы пойдете на запад, полукругом в сторону заходящего Солнца. Вы должны двигаться сначала так, чтобы ваша тень падала от вас вправо, до тех пор, пока она не будет пересекать под прямым углом путь от нашей вехи, а затем двигайтесь так, чтобы ваша тень ложилась влево от вас. Я буду делать то же самое в восточном направлении. Мы будем заглядывать в каждый овраг, осматривать каждую скалу, мы приложим все усилия, чтобы отыскать наш шар. Селенитов будем избегать. Для утоления жажды можно глотать снег, для утоления голода надо убивать лунный скот, если только мы сможем, и есть сырое мясо. Итак, каждый из нас пойдет своей дорогой.
— А если один из двух натолкнется на шар?
— Он должен вернуться к вывешенному платку и ждать там, подавая сигналы.
— А если никто из нас…
Кавор взглянул на Солнце.
— Мы будем искать шар до тех пор, пока нас не застигнет ночь и стужа.
— А вдруг селениты нашли шар и спрятали?
Кавор пожал плечами.
— А если они теперь гонятся за нами? Он ничего не ответил.
— Возьмите на всякий случай один лом, — предложил я.
Он кивнул отрицательно головой и посмотрел на расстилавшуюся перед ним пустыню.
— Ну, идемте, — проговорил он.
Он почему-то заколебался и посмотрел на меня смущенно.
— До свидания, — сказал он наконец. «Проклятие, — подумал я, — мы могли действовать лучше!» Мне не хотелось с ним расставаться, хотя мы и должны были надоесть друг другу. Я хотел протянуть ему на прощание руку, но он уже сомкнул ноги и прыгнул на север. Он несся по воздуху как сухой лист, плавно опустился и снова прыгнул. Я постоял с минуту, наблюдая за его полетом, потом нехотя повернулся на запад, выбрал место для прыжка и, с чувством человека, собирающегося прыгнуть в ледяную воду, устремился обследовать свою половину лунного мира. Я спустился неудачно между скалами, осмотрелся вокруг, вскарабкался на каменную площадку и прыгнул снова…
Кавор уже скрылся из виду; но платок ясно был виден на пригорке, ослепительно белый при блеске яркого Солнца.
Я решил не терять из виду платка, что бы ни случилось.
Глава 19
МИСТЕР БЕДФОРД ОСТАЕТСЯ ОДИН
Скоро мне уже казалось, будто я всегда был один на Луне. Сначала я искал довольно усердно, но было еще очень жарко, а разреженность воздуха вызывала такое ощущение, как будто грудь сдавило обручем. Я попал в лощину, заросшую по краям щетиной высоких бурых засохших кустарников, и уселся под ними отдохнуть в тени. Я предполагал просидеть очень недолго.
Положив около себя лом, я сидел, подперев голову руками. Меня мало интересовало то, что скалы лощины, кое-где покрытые полосами высохшего мха, блестели золотыми жилами, а местами из-под опавшей листвы сверкали кругляки самородков. Зачем все это мне? Меня охватила какая-то расслабленность, я не верил, что мы найдем наш шар в этой сожженной Солнцем пустыне. К чему искать! Пусть являются селениты. Затем я решил напрячь все свои силы, повинуясь тому инстинкту самосохранения, который побуждает человека прежде всего охранять и спасать свою жизнь, хотя, может быть, вскоре ему и придется умереть более мучительной смертью.
Зачем попали мы на Луну?
Это казалось мне очень сложной загадкой. Какой порыв побуждает человека отказаться от счастья и покоя и стремиться навстречу опасностям, нередко даже гибели? Я начинал понимать здесь, на Луне, то, что давно должен был бы знать, а именно, — что человек создан не для того лишь, чтобы заботиться о собственном благополучии, о хорошей еде, о комфорте и веселом времяпровождении.
Это чувство знакомо почти каждому человеку, и он делает неразумные поступки вразрез с собственными интересами, вразрез со своим благополучием.
Зачем? Почему?
Сидя здесь, среди бесполезного лунного золота, в чуждом для меня мире, я стал подводить итог всей своей жизни. Думая, что мне суждено погибнуть на Луне, я задал себе вопрос: к какой цели я стремился? Мне не удалось уяснить себе этот пункт, но во всяком случае мне стало яснее, чем когда-либо прежде, что я не преследовал своих личных целей, что всю свою жизнь я жил для чего-то другого. Для чего — этого я не мог сказать. Я бросил раздумывать о том, зачем мы полетели па Луну, и поставил себе вопрос шире: зачем я вообще жил на Земле?
