Стивен Барнс - Плоть и серебро
Ладно, — сказал он себе, — для разнообразия перестань использовать свою голову в качестве ректоскопа. Внимательнее присмотрись ко всему в этом уцененном Эдеме. Твоя жизнь может — и наверняка будет — зависеть от твоей способности стоять на ногах. Для разнообразия.
Не то чтобы то, что он пока видел, было легко не заметить. Единственное описание для этого места было «неизбывно мрачное». Искривленные туннели, холодные и плохо освещенные, залатанная и задирающаяся на дырах сетка на полу, непокрытые стены и потолок, грубо вырезанные и кое-где осыпающиеся. Плоский пол туннеля говорил о том, что его строители собирались придать луне более сильное вращение, сделав верх и низ не просто абстрактными понятиями.
Воздух был едва пригоден для дыхания. Он не только вонял потом и плохо очищенными отходами, он, казалось, был до удушья насыщен миазмами страха, мучений, отчаяния, как воздух тюремных казематов. Не утилизированный водяной пар конденсировался на стенах, делая их сырыми и скользкими. Почти все остальная поверхность была покрыта плесенью.
Если не считать тех бедняг в ангаре, Марши видел лишь нескольких обитателей этого ужаса. Те, кого он и его конвоир встречали, либо прижимались спиной к стенам, склоняя голову и отворачивая взгляд, либо быстро скрывались из виду, как вспугнутые мыши.
Если это и был Эдем, то вроде созданного такими печально знаменитыми утопистами, как Джим Джонс, Пол Пот или Джеральд ван Хиамс. Не надо было видеть шахт, чтобы понять, в каких условиях работают эти люди; он уже видел достаточно травм, при которых любые нормальные работы были бы прекращены.
Было очевидно, что здесь человеческая жизнь дешевле грязи. Виденные им люди были явно лишены таких основных человеческих прав, как уют, свобода или достоинство. Не то место, где люди могут смеяться или хотя бы улыбаться.
Оно не было похоже и на гнездо религиозных фанатиков. Не фанатизм видел он на лицах, а страх и изнеможение. Может, здешняя игра и называется Службой Господу, но правила ее взяты из игры куда постарше, известной под именем рабство.
Уже давно Марши не испытывал ничего похожего на истинный гнев или страх. С тех пор как вообще перестал испытывать какие-либо чувства.
К его большому удивлению, оказалось, что механизм таких эмоций все еще действует, и ржавые колеса раскручиваются все быстрее и быстрее. Он был как аппарат, который включается в сеть после долгих лет простоя.
Они свернули в туннель пошире. Сцилла теперь бесшумно шла рядом с ним, пританцовывая от нетерпения. Ему только и оставалось, что поспевать за ней.
Уголком глаза он наблюдал за ней, наконец-то всерьез обдумывая причину, по которой она его сюда доставила. Знает ли эту причину она сама, или она слепо следует приказам? Второе казалось более очевидным.
Он прикинул это в уме. Она была послана специально за ним. Она знала его имя и где его найти. Каким образом? Он понятия не имел. Зачем?
Смысл имел только один ответ. Он — бергманский хирург. Не только знающий все обычные медицинские процедуры, но умеющий также лечить состояния, с которыми не справится ни один обыкновенный врач. Неизбежный вывод: этот Кулак приказал его похитить и доставить ради того, что он умеет делать.
Как сказала Сцилла, этот Кулак проповедует, что медицина есть обман и заблуждение. Она действует так, будто ему верит, хотя именно она тащит к нему доктора.
Марши знал, что удивляться не следует. Фанатизм и слепота к реальной жизни всегда идут рука об руку — это две стороны одной фальшивой монеты. Его подмывало указать ей на это противоречие, но можно было уверенно предсказать, что в лучшем случае ее реакцией будет страстное отрицание. Скорее всего насильственное.
Это навело его на мысль: учел ли этот Брат Кулак возможность, что она может обнаружить его ложь? Кажется, он держит ее на коротком поводке, но все же…
Глядя на нее исподтишка, наблюдая ее сверхчеловеческую быстроту и неимоверную силу в этом непробиваемом серебряном экзоте, Марши думал, что не хотел бы быть на месте ее господина, когда рухнут эти иллюзии.
Сцилла ввела код, открывший массивную стальную дверь, загораживающую вход в апартаменты ее Господина, код, известный только ей и Брату Кулаку. В ней боролись за власть надежда и страх, сомнение и замешательство, и оттого трудно было сосредоточиться.
Как хорошо будет снова оказаться рядом с Господином. Там, где ее место. Она уже целую вечность там не была.
Она знала, что как-то изменилась за время первого в ее жизни отсутствия на Ананке. Как именно, она точно сказать не могла, и глубоко в сердце она молилась, чтобы возвращение домой снова поставило все на свои места.
Но стало только хуже. Эдем Ананке показался ей совсем не тем, не таким, каким он был, когда она его покинула. Он стал меньше. Грязнее. Гнетущим и почти… уродливым.
Она встряхнула головой, чтобы прояснить мысли. Заблуждения! Причина в ее глазах, не в том, на что они смотрят.
Даже созданная небесами плоть ангела слаба. Доказательство тому — продолжающие осаждать ее сомнения. Ожидаемое радостное возвращение домой затемнилось пеленой тревоги, когда она поняла, что ей предстоит явиться к Господину не с чистым сердцем.
Она не могла не испугаться, что Он увидит черные пятна на ее душе в тот самый момент, как направит на нее глаза, потому что разве не говорил Он, что может читать любые мысли? Недовольство его будет глубоко и справедливо. Даже близко к гневу, ибо то, что она не оправдала Его доверия, может вызвать у Него ярость.
Даже если Он как-то не заметит ее провалов с первого взгляда, она знала, что должна будет ему исповедоваться. Иначе только усугубятся ее грехи.
Как бы ни были открыты они, за них придется нести тяжкое покаяние. Она сама назначала много подобных кар, и знала, как высоко назначается цена искупления. Часто кара возвращала грешника в руки Господа, дабы Он мог ввергнуть его в ад, где грешнику и место.
Сцилла была ангелом. Но оставалась достаточно близка к человеку, чтобы ей хотелось бежать и спрятаться от того, что ей предстояло.
Но ее серебряные пальцы быстро плясали по клавиатуре, вводя код, который откроет дверь, будто знали, что единственный ответ — это, как и всегда, совершеннейшее повиновение.
Бог наказуем нас, ибо Он любит нас. Скрываться от Его наказания — значит скрываться от Его любви.
Она повторяла эту истину снова и снова, но впервые в жизни не находила в ней утешения.
Наконец была введена последняя цифра. Тихий гудок подтвердил правильность кода. Завыли двигатели. Двери распахнулись настежь, чтобы впустить падшего ангела и ее подопечного в приемную Избранного Богом.
