Коллектив авторов - Апокалипсис отменяется (сборник)
Радостно хрюкнуло, по паркету застучали когти, с грохотом отлетел задетый стул. На кровать обрушилось рыжее, в лицо ударил мокрый холодный нос, пахнуло собачьим кормом.
Я завопил, пытаясь столкнуть радостно хрюкающую псицу и накрыться одеялом. Золотистый ретривер по-слонячьи топчется по мне, с обожанием пытается угодить языком в лицо, обслюнявить любимого хозяина. На вислоухой морде уморительная улыбка, глаза сощурены, как у китайца.
Увидев, что я сопротивляюсь, Ирис сорвала с меня одеяло, с хрюканьем ткнулась носом в ухо, чихнула в лицо.
Я взревел и, изображая Самсона, разрывающего пасть льву, навалился на псицу. Ирис тут же с восторгом упала на спину, принимая игру и подставляя брюхо для «почуханов».
– Пусти собачку, тиран! – возмутилась Арина.
– Сдаешься? – прорычал я, пеленая псицу в одеяло.
Ирис заколотила хвостом, в глазах счастье, улыбка до ушей.
– То-то же, – сказал я сурово. – А теперь – чеши отсюда, это место человеческого детеныша.
Ирис притворилась, что не поняла, ткнула носом в локоть, требуя продолжать игру. Но я уже повернулся к Арине, готовый жестоко отомстить за травлю собакой. Повернулся и… почувствовал, что желание воевать улетучивается.
Арина после душа, с Пизанской башней полотенца на голове, зеленого, под цвет глаз. Из-под полотенца выбилась тяжелая прядь рыжих волос, красиво оттеняет румянец на щечках. Я скользнул взглядом в вырез полупрозрачного халата. Там, на упругой груди, блестят бисеринки воды, видны затвердевшие ниппели сосков. Арине уже тридцать пять, но фигура, несмотря на роды, прекрасная. Ее подружки по универу, что замужем, расслабились, больше стремиться некуда, разжирели, всегда с завистью шутят: ты, Аринка, навсегда застряла на восемнадцати годах. На что Арина, устав доказывать, что за собой нужно ухаживать и следить, отшучивается: трудно быть подростком после тридцати.
Я притянул Арину за руку, усаживая на кровать, попытался уложить. Она засмеялась, весело чмокнула в ответ, сказала с нежностью:
– Не могу, Игнат, времени уже нет, нужно собираться… и не вздыхай так… – Ее пальцы взлохматили мне волосы, я уложил голову к ней на колени. Арина заметила: – Постричься тебе нужно, лекция ведь в Кремле. И побриться заодно, а то на цыгана похож…
Я машинально пригладил волосы, пальцы прошлись по щетине на подбородке. Сказал с обидой:
– Почему сразу на цыгана? Не только у цыган черные волосы…
Арина засмеялась. Склонив голову набок, отчего ее улыбка стала лукавой, сказала:
– Но ты похож на цыгана… или на пирата…
Я нахмурился.
– Ты смотри мне, а то подумаю, что демократия и христианство, где мир для всех народов на земле, тебе не по душе…
– Ты же сам не веришь ни в демократию, ни в организованную религию, – уличила Арина. – Писатель…
– Потому и не верю, что писатель, мы выше вкусов народа, – запротестовал я, пытаясь снова уложить голову ей на колени. – Писатель, вопреки демократам и психологам, обязан развешивать ярлыки и быть с кулаками. Иначе откуда еще вы, смертные, узнаете о Справедливости?.. А чем это пахнет? Дымом?
Арина ойкнула, столкнула мою голову на кровать, поспешно вскочила и метнулась на кухню. Слышно, как она вскрикнула, поругала тостер, что, балда, время неправильно рассчитал. Там что-то запикало, приятный женский голос затребовал пароль. Я сообразил, что Арина полезла в настройки домашнего компьютера, щас наворотит! Нужно вставать, иначе неделю буду расхлебывать ее сэтты…
Почесываясь и зевая, я голышом прошлепал на кухню, где Арина уже начала воевать с компом, угрожая и уговаривая. Ох, женщины…
– Кисточка, я все сделаю, – сказал я, ненавязчиво подталкивая супругу к выходу. В прошлый раз мы неделю пили чай с кофе в одной кружке, пока я смог найти ошибку в задачах компа. Оказалось, Арина, заядлая поклонница чая, пыталась смешивать вкусы зеленых и черных сортов да исключить напрочь кофе.
Арина фыркнула, тоже вспомнила тот случай. Раздраженно, а кто любит вспоминать о своих ошибках, сказала:
– Я и сама справлюсь! А ты – марш в душ, у тебя сегодня особый день.
Я пожал плечами.
– День как день…
– Что? – Арина насторожилась. – Ты в своем уме, дорогой? Ты наконец вырвался, добился признания! Тебя пригласили читать лекции в Кремле! Лекции для тех, кто завтра станет решать судьбы мира, а ты…
– Сегодня они пригласили прочитать курс лекций, обратили внимание на мои работы, которые я веду уже, кстати, десять лет. А завтра? – Я нахмурился, чувствуя, как в голосе сквозит раздражение. – Парламент еще даже не заседал, все вопросы открыты! Журналисты дежурят во дворе день и ночь, перемалывают как хотят кости… ты знаешь, как мой проект называют в газетах?
Арина опустила глаза. Я вдруг заметил, что задорный огонек сменился слюдяным блеском. У меня появился ком в горле, ну что я за чурбан такой?! Ведь супруга переживает не меньше меня. Сколько она бегала по издательствам, пристраивая мои работы, терпела все неприятности, поддерживала, пока недалекие люди из кабинетов поняли значимость моих работ…
В век сверхскоростного распространения информации все включились в гонку. Одни, чтобы сообщить правду миру, другие захотели поведать о себе, а третьи копали ямы для всех остальных. И мало кто задумывался о лавине знания, зачастую вредного и порочного, что обрушилась на детей и подростков. Ведь невозможно вырастить здорового ребенка в обществе алкоголиков или наркоманов с гомосексуалистами! Так же невозможно вырастить Человека в среде крупнорогатого, вечно жрущего и совокупляющегося скота… Единицы, что имеют стержень, конечно, делают сами себя, их называют гениями, но, бог мой, сколько жизненной энергии они тратят на борьбу с окружением… и это мне приходилось втолковывать упрямым чиновникам и закостенелым экспертам сотни раз, выслушивая «мы подумаем», что равно отказу. И в том, что сейчас я собираюсь в Кремль, на первую свою лекцию, половина заслуги принадлежит Арине!
– Прости, кисточка, – я шагнул к Арине, обнял с нежностью. Сказал шепотом: – Прости… что-то уставать я стал… да и волнуюсь, как девственница перед свиданием. Ты же знаешь, сколько труда вложено…
Арина шмыгнула носом, но сдержалась, умница, даже сказала бодро:
– Игнат, все будет хорошо. Такие вещи без внимания не оставляют!.. Семь тридцать?! Боже мой! Я опаздываю! – И крикнула уже из спальни: – Завтракай сам, я все приготовила!
Мой взгляд скользнул по столу, где на блюдечке горка бутербродов с сыром и парующий заварник с чаем.
– А кофе где?
Из спальни донеслось фырканье. Арина вышла в прихожую, выгнулась перед зеркалом, пытаясь рассмотреть себя со спины. Достала из сумочки губную помаду и только тогда снизошла до ответа: