Юлия Зонис - Геном Пандоры
– Он пошутил, – заявила Сиби. – Очень смешная шутка, ха-ха.
– Ха-ха, – мрачно повторил Колдун.
В кустах затрещало. Андроид вздрогнул и потянулся к поясной кобуре, но это был всего лишь Хантер. Даже в белом свете фонарика лицо его выглядело зеленым. Судя по всему, в зарослях охотник расстался с обедом, а может, и с завтраком. Колдун смотрел на Хантера с интересом. Все-таки не каждый день удается изнасиловать крупное земноводное. Не говоря ни слова, охотник вытащил из пальцев Сиби фонарик, отобрал у Колдуна нож и решительно зашлепал по воде туда, где валялась жабья туша. Андроид нахмурился, а Колдун спросил:
– Что вы делаете?
– Хочу проверить, что у нее под языком, – не оборачиваясь, бросил Хантер. Он уже зашел в болото по пояс.
– И что, по-вашему, у нее под языком?
Охотник преодолел последние метры, выбрался на травяной островок и склонился над тушей.
– Это ж жаба-магнит. Ребята рассказывали, что у нее под языком камень, от которого начинаешь понимать язык зверей… Только надо вдесятером идти на нее, не меньше.
Колдун и андроид переглянулись. Батти пожал плечами. Колдун ухмыльнулся и постучал согнутым пальцем по лбу:
– Он, кажется, еще малость не в себе.
Охотник что-то там делал с жабьим трупом. Спустя минуту он разогнулся и торжествующе помахал сжатым кулаком.
– Идите сюда, Хантер, – позвал Колдун. – Прежде чем вы начнете грызть жабий камень, неплохо бы засунуть его в анализатор и убедиться, что это не яд.
Хантер развернулся и побрел обратно. Луч фонарика запрыгал по кочкам, на секунду мазнул по лицу Колдуна. Тот прикрыл ослепленные глаза рукой, а когда опустил руку, Хантер уже стоял рядом и протягивал ему на ладони свою находку.
Это действительно было похоже на камень. Почти круглый, охряно-желтый, размером с куриное яйцо. Колдун наклонился, приглядываясь, – и в ноздри ему ударил знакомый запах. Запах перекрыл и болотную вонь, и металлический кровяной душок. Его нельзя было спутать ни с чем. Колдун помнил этот запах с рождения и даже еще раньше, охряная струя растворена была в его крови. Он разогнулся и задумчиво присвистнул.
– Что? – Чуткий охотник мгновенно заподозрил неладное. – Что, Колдун?
Сиби тоже беспокойно шевельнулась, а лицо андроида, напротив, сделалось непроницаемым.
– Это «Вельд», – сказал Колдун. – Я думаю, это секретный компонент «Вельда».
Хантер смотрел недоверчиво:
– Откуда ты знаешь?
Колдун покосился на андроида. Физиономия у Батти оставалась каменной.
– Одежда моих родителей так пахла. Когда мама приходила с фабрики… – Колдун сделал паузу и сам удивился – прежде такой паузы он бы не допустил. – Когда мама приходила с фабрики и укладывала меня спать, от нее пахло так.
Часть вторая
Саманта Морган
Глава 1
О кондратьевских циклах и о любви
Луна, встающая над лесом, огромна и красна, как кровь. Но, карабкаясь выше, ночное светило бледнеет, выпускает длинные мертвецкие пальцы, и те шарят по глади бесчисленных озер, зажигая серебряные дорожки. Поднявшись еще выше, луна заглядывает в окно бревенчатой хижины на одном из островков. Пробегает взглядом по убогой обстановке, раскладывает по полу тени, а затем щекочет веки спящей женщины. Женщина, бормоча, прикрывает лицо ладонью и отворачивается от окна. Ее длинные, пышные волосы, разметавшиеся по лежанке, кажутся в лунном свете серыми – хотя на самом деле они цвета яркой, насыщенной меди. Как ни старается злодейка-луна, женщина не просыпается, лишь натягивает на голову одеяло и сворачивается под ним клубком. Женщине снится прошлое.
Сверкали люстры. Пел хрусталь. Между столиками бесшумно скользили официанты. Пианист старательно стучал по клавишам своего инструмента, но к музыке никто не прислушивался. Нарядные господа, собравшиеся группками, обсуждали свои дела. Некоторые окружили особенно выдающихся ученых, но контракты будут подписаны не сегодня. Сегодня, в заключительный день конференции, в банкетном зале шикарного парижского отеля, предлагалось веселиться. И все веселились.
Алекс был в ударе. Собрав вокруг себя целую стайку обвешанных драгоценностями дамочек – Бессмертных и претенденток, – он разливался соловьем.
– Кондратьевские циклы! – вещал Алекс. – Вы знаете, что Кондратьев жил в СССР? Он сгинул в лагере, так и не успев закончить свою последнюю книгу. Там он несомненно предсказал бы то, что у нас творится сейчас.
Дамочки слушали развесив уши. Саманта злобно фыркнула, забрызгав шампанским свое единственное вечернее платье.
– Так вот, кондратьевские циклы предсказывают периоды экономического роста и спада. И сейчас мы живем в эпоху подъема. Мы живем за счет технологий, открытых во время кризиса десятых годов. Так происходит всегда. В кризис люди голодны и полны творческой энергии, но у них нет денег, чтобы наладить массовое производство своих изобретений. Паровые двигатели, автомобили, радио – все это было изобретено в эпоху кризисов. Последний одарил нас двумя основными технологиями – продвинутой генной инженерией и термоядом. Итак, у нас есть термоядерный синтез, есть горы дешевой энергии. Мы, господа, можем позволить себе прокормить миллиарды голодных – но делаем ли мы это? Нет. Заправляющие нашим обществом корпоративные монстры желают одного – наживы. Живя в середине двадцать первого века, по уровню общественного сознания мы все еще пребываем в веке девятнадцатом, в эпохе дикого капитализма…
«Ох нет, – простонала про себя Саманта Морган, – только не это! Что же ты, дурак, делаешь? Пожалуйста, – взмолилась она, – только не вздумай проповедовать учение Маркса на вечеринке, где собрались пятьсот злых корпоративных монстров. Монстров, от которых напрямую зависит наше финансирование».
Отставив бокал, Саманта начала пробиваться сквозь окружившую Вечерского толпу. А тот все не затыкался:
– Капитализм и связанные с ним структуры ведут нас в пропасть. Кризисы будут все глубже, откат – все болезненней. Советскую Россию называли в свое время гигантом на глиняных ногах, но современное общество – это гигант на ногах бумажных. Ценные бумаги, и даже не бумаги – воздух, базы данных биржевых компьютеров…
Перед Самантой вырос объемистый зад какой-то матроны, и пришлось двинуться в обход.
– Возможно ли изменение? Советский эксперимент доказал, что вроде бы не возможно. Капитализм – единственный экономический строй, полностью соответствующий человеческой природе. Конкуренция, естественный отбор и борьба за существование – то, что заложено в нас миллиардами лет эволюции, и капиталистическое общество – единственная известная нам общественная формация, живущая в точности по эволюционным законам. Но, господа, мы забываем о второй из развивающихся сейчас технологий. Спросите меня – можем ли мы изменить саму природу человека? И я отвечу – да, уже можем. Мы можем изменить человеческую природу и связанное с ней сознание. Все великие философы и мечтатели, начиная с середины девятнадцатого века, размышляли об этом. Они раньше нас поняли, что в теперешнем виде человек – лишь жадное и злое животное. Не изменив его природу, мы не сможем сделать шаг вперед. Гитлеровских идеологов можно упрекнуть в чем угодно, но одно они понимали верно – нам нужна новая порода человека. И не об этом ли мечтали фантасты, задача которых, как известно, предсказывать будущее? Два века напряженной работы мысли, фантазии, совести, наконец. И вот сейчас, полностью овладев генетическими технологиями…
