Перпендикулярность (СИ) - Любарская Анна

— У меня теперь две памяти, понимаете? Две памяти, как это так? Я же не могу быть двумя людьми?

Леша присел рядом на корточки:

— И что ты помнишь?

— Я — ученый! Гражданин России. Мне нравится жить здесь. Я не люблю вспоминать детство. В детстве мне было плохо. А здесь — хорошо. Когда мы переехали, все изменилось. А еще, я — школьник. Я живу в серой зоне, хожу в школу, учу уроки. И меня учат ненавидеть. На отдельных уроках. Родители о них не знают.

— Ненавидеть?

— Вас, Россию, всех, кто живет здесь!

— Ты жил здесь, и ненавидел?

— Нет! Мне нравилось жить здесь! Я полюбил Россию! Я не помнил о школе, о ненависти. Но вспомнил внезапно! Несколько месяцев назад. И память раздвоилась! И я раздвоился! Я хочу снова стать единым. Хочу снова любить! — он сморщился и заплакал, лицо исказилось страданием.

У Леши сжалось сердце. Так невозможно играть. Ему стало жутко. Что сделали с этим человеком? И когда, в детстве! Мама вздохнула:

— Мы разберемся с этим. И если это возможно, тебя вылечат. А пока я сделаю укол, и мой сын выведет тебя в нормальный мир. Почти все наши уже там.

Илья продолжал всхлипывать. Мама уколола его в предплечье, он вздрогнул, но не пытался воспротивиться. Лишь слезы катились по щекам. Они подождали несколько минут, и проверили действие лекарства. Илья подчинялся командам и погрузился в состояние мрачного спокойствия. Развязав его, Леша снова проверил, как тот слушается. Получалось. Он четко объяснил ему, что нужно делать. Илья старательно кивал.

Они пошли. Иногда Леша чувствовал, как тело Ильи напрягается, но тот не пытался мешать. Несколько раз он вялым тихим голосом задавал вопросы о происходящем. Леша спокойно отвечал на них. После рассказа Ильи у него не получалось испытывать к нему ничего, кроме жалости. Под конец перехода, Леша поймал себя на том, что верит Илье. Он подвергся какому-то психическому воздействию, его запрограммировали. Кто и зачем? Это обязательно выяснят. Но если это было в детстве, то прошло уже лет двадцать.

Илью приняли медики и военные, когда они вышли. Леша вернулся в Институт за мамой. Ощущения в теле ухудшались, идти стало еще сложнее, но он решил, во что бы то ни стало вытащить ее сегодня. Роман Сергеевич уже не пытался отговорить. И лицо его приняло довольно обеспокоенное выражение. Леша предположил, что уровень развития аномалии уже слишком сильно угрожает планете. Но не решился спрашивать. Он был не в силах испытывать сейчас сильные эмоции. А такая новость точно выбьет из колеи.

Мама встретила его отрешенным спокойствием. Было заметно, что она сильно переживала, и поработала над тем, чтобы привести себя в порядок. Леша через силу улыбнулся:

— Ты готова?

Мама кивнула, он обнял ее, развернувшись боком перед мутной густой поверхностью, и начал протискиваться сквозь сопротивление границы, боль и усталость. Когда они оказались в странной пустоте, и пошли-поплыли вдоль скелета из плоскостей, мама охнула, еле слышно прошептав:

— Боже! Так вот ты какой, северный олень…

Леша хмыкнул, подавив смех, и шепнул:

— Не смеши.

— Прости, — мама замолчала.

Алексей подумал, что она наверняка испытывает напряжение и страх. Кто-то бы впал в истерику и сучил ногами, а она шутит. Ощутив в груди теплоту от прилива любви и благодарности, почувствовал себя лучше. Это придало сил. Но когда он продавил густоту тумана видимой границы, и они вышли в помещение высотки, на него навалилась усталость.

Супер-аномалия за все это время успела разрастись, мутная граница подошла почти вплотную к стенам здания. Между ними и объектом остался зазор чуть больше метра, превратившись в округлый коридор. Они вышли внутрь здания почти напротив входа. По прямой до него можно было бы дойти быстро, здесь была ширина двух квартир и площадки между ними. Но это было невозможно — аномалия. Теперь им осталось пройти по окружности к выходу из высотки с пару десятков метров. Делать это в коридоре метровой ширины стало сложно.

Мама предложила попробовать идти самостоятельно, но как только он разжал объятия, она потеряла способность передвигаться. Не дожидаясь момента, когда в ее глазах вспыхнет страх, Леша снова обхватил ее и подтолкнул вперед. Они шли боком, старательно избегая прикосновений к мутному «телу» супер-аномалии. Леша, уже не задумываясь, к кому обращается, все время мысленно просил, чтобы очередное увеличение монстра не застало их внутри высотки. Если их тут зажмет… Он яростно мотнул головой, отбрасывая липкое ощущение ужаса.

— Что? — мама слегка обернулась, пытаясь понять, что с ним.

— Да так, фантазия разыгралась…

— Ты ее пока выключи. Просто делай шаги, и не думай, — мама чуть повела плечами.

Уши заложило от ощущения предзвука. Мама вздрогнула.

— А это еще что?

Леша хотел ответить, что нужно просто перетерпеть, но в следующий миг поверхность супер-аномалии в трех сантиметрах от них яростно засверкала белыми и синими искрами. Теми искрами, которые раньше встречались только внутри густого тумана. И никогда не показывались на его внешней поверхности.

— Что-то новое, — напряженно прошептал он и ускорился, подталкивая маму к выходу.

Она молча ускорила шаг, спина напряглась.

Взвизг!

Невыносимо высокий долгий скрежет, раздирающий барабанные перепонки, ввинтился в мозг. Леше показалось, что он ослеп от боли, на мгновение все заволокло тьмой. Когда зрение вернулось, он осознал, что они оба стоят, согнувшись над полом, и почти расцепив руки. Мама тряхнула головой, распрямилась, придвинулась ближе, он снова ее обнял и они, не рассуждая, вернулись к ходьбе. Только тяжелое дыхание показывало, что обоим тяжело далась новость от супер-аномалии.

В его голове мелькнула мысль, что это может быть признаком того, что объект подошел к опасной границе своего развития. Имеет ли право он отдохнуть, прежде чем возвращаться внутрь, чтобы ее выключить? Да и знают ли они прямо сейчас, как это сделать? У него не было ни малейших соображений. Пока известно лишь то, что соваться в каплевидную сердцевину точно нельзя.

Повисшая после взвизга тишина показалась слишком плотной. Слух теперь с трудом воспринимал шаги, дыхание, поскрипывание обуви, все будто отдалилось.

Три метра до выхода, уже виден свет в проходе и подернутые туманом фигуры людей, ждущих их прямо за границей. Правда, раньше их было видно хорошо изнутри, никакой дымки. Теперь же лиц и деталей одежды не разглядеть, все размыто.

Засмотревшись на вход, Леша не заметил, в какой момент начала меняться супер-аномалия. Сначала вскрикнула мама, которая, в отличие от него, смотрела и в сторону выхода и на объект. Сердце бухнуло в горле. Он резко повернул голову к аномалии. Вместо привычного мутного тумана и искаженных, плавающих внутри фигур, на него дохнула ледяным холодом тьма.

Он шарахнулся назад, ударившись спиной о стену высотки, крепче сжав мамины плечи.

— Лешка! Так случалось раньше⁈ — сдавленно крикнула она.

— Нет, — голос охрип, он с трудом услышал себя.

Тьма завораживала и тянула. Она не была плоской, наоборот, в ее нутре угадывался безграничный объем. Размеры которого превышали все, что можно было бы представить. Тьма была безграничным пространством. Вдруг, в далекой дали прорезались колкие белые лучики. Проявляясь в пустоте, все быстрее, они превратились в бушующий сверкающий океан, заставив их задержать дыхание.

— Космос⁈ — выдохнула мама ошалевшим от страха и восторга голосом.

Леша протянул руку туда, где с десяток секунд назад была поверхность тумана. Ему невыносимо сильно захотелось прикоснуться к пустоте, к звездному сиянию.

— Нет! — мама перехватила его кисть, — Мы не знаем, что это!

— Иллюзия? — предположил Алексей, не опуская руку.

— Не уверена, — мамин голос дрогнул, — очень уж реалистично выглядит.

— Думаешь, я могу коснуться вакуума?

— Даже узнавать не хочу! Пойдем, на выход!

Мама оглянулась и сердито глянула на него. С трудом преодолев притяжение звездной пустоты, Леша вздохнул и двинулся к выходу. В памяти скреблось что-то… Отогнав назойливое ощущение, он сосредоточился на том, чтобы вывести, наконец, ее отсюда.