Роберт Хайнлайн - Марсианка Подкейн
Но хотите — верьте, хотите — нет, на нее моя ругань никак не подействовала. С тем же успехом можно было бы ругать песчаного ящера. Она просто еще раз повторила свое «Очень сожалею, мисс Фриз…», а я зарычала и отключилась — что мне еще оставалось?
Как по-вашему, может, председатель сажать на телефоны человекоподобных Тик-Таков? А что, за ним не заржавеет… Живая женщина хоть как-то да отреагировала бы хоть на какие-то из непотребств, которые я на нее обрушила! Пусть даже она далеко не все поняла; я тут сама кое-чего не понимаю, но всяко уж не комплименты…
Я уже подумывала позвонить папочке — он бы оплатил счет, даже если бы ему пришлось все свое жалованье выложить. Но при связи с Марсом запаздывание — одиннадцать минут, так на телефонном диске было написано. А через «Гермес» и Луну — еще хуже. Если ждать 22 минуты от фразы до фразы, я ему до завтра буду объяснять, что случилось. Хотя за время ожидания плату не берут…
Но я все же позвонила бы папочке — только… Что он сможет сделать, находясь в трех сотнях миллионов километров отсюда? Кончился бы наш разговор разве что окончательным поседением последних его шести волос.
А потом я успокоилась и поняла: в той записке, оставленной в моем дневнике, что-то было не так — не говоря даже про этот идиотический героизм Кларка. Герди…
Точно, дня два я ее не видела. Расписание у нее сейчас было такое: я сплю — она работает и наоборот. Банкометам-новичкам всегда достаются самые неудобные графики. Но все равно — я с ней говорила в последний раз уже после того, как Кларк ушел из номера, чтобы больше не вернуться. Правда, я тогда подумала, он просто проснулся ни свет ни заря ради каких-то собственных надобностей, мне и в голову не пришло, что он вовсе не ночевал дома.
А дядя Том говорил с Герди как раз перед нашей поездкой в «коттедж» мистера Кунхи. Специально спрашивал, не видела ли она Кларка. Она сказала, что нет. То есть видела, но еще до того, как он появлялся дома в последний раз.
До дона Педро я дозвонилась без хлопот. Не до того, с которым познакомилась в вечер встречи с Декстером, а до его сменщика. Сейчас уже все доны Педры знают: Подкейн Фриз — это та самая девушка, которую часто видят с мистером Декстером. Он мне сразу сказал, что смена Герди закончилась полчаса назад и она, вероятно, уже в своем хилтоне. Хотя… Он прервался, кого-то о чем-то спросил, и ему ответили, что Герди, кажется, пошла за покупками.
Возможно. Я и так знала, что в маленьком хилтоне, в который она переселилась из роскошного и дорогущего «Тангейзера», ее нет. Я ей оставила на автоответчике такую запись, что она сразу позвонила бы мне.
Вот и все, не к кому больше обращаться. И вообще, осталось только сидеть в тихом, спокойном номере и, согласно дядиному приказу, ждать его.
Я схватила сумочку с плащом и вышла в коридор.
На целых три метра от двери успела отойти. Потом меня остановил какой-то здоровенный тип. Хотела я его обогнуть, а он сказал:
— Не нужно, мисс Фриз. Ваш дядя отдал распоряжение…
Я ткнулась в другую сторону — оказалось, он для своих габаритов поразительно быстро бегает. Словом, меня поймали, арестовали, сунули в номер и держат за решеткой, в темнице сырой. Похоже, дядя мне не слишком-то доверяет.
Я заперлась в своей спальне и тщательно проанализировала ситуацию. В комнате не прибирали, полно было грязной посуды — я, несмотря на языковой барьер, разъяснила Мариям, что мисс Фриз приходит в ярость, когда кто бы то ни было тревожит ее покой, пока она не даст знать, что более не нуждается в уединении, и не оставит дверь открытой.
Неуклюжий «двухпалубный» столик-каталка, на котором мне привозили завтрак, так и стоял у кровати, напоминая разграбленный варварами город.
Все, что стояло на нижней полке, я сняла и распихала в ванной по углам, а груду посуды на верхней накрыла салфеткой, специально для того и предназначенной, дабы не оскорблять взоры избалованных богатых клиентов видом грязной посуды.
Затем я взяла аппарат внутренней связи и потребовала, чтобы посуду из-под моего завтрака немедля убрали прочь.
И впрямь не такая уж я большая. Оказывается тот, кто весит 49 кило при росте в 157 сантиметров, может занимать совсем немного места, если как следует свернется клубочком. Нельзя сказать, что на нижней полке было удобно, но и не так уж тесно. Только вот лужицу кетчупа я заметила поздновато.
Распоряжения дяди (а может, мистера Кунхи) выполнялись неукоснительно. Обычно посуду увозит мальчишка из посудомоечной, но на этот раз ее отвезли к служебному лифту две Марии. По дороге выяснилось кое-что любопытное, хотя и не такое уж неожиданное. Одна из Марий сказала что-то по-португальски, а другая ответила на отличном орто:
— В ванне, небось, плещется, балбесина ленивая.
Не забыть бы оставить ее без подарков к Рождеству и дню рождения.
Внизу меня выкатили из лифта и задвинули в угол. Я малость переждала и выбралась наружу. Какой-то мужчина в грязном переднике изумленно уставился на меня. Я сказала ему «obrigado», дала банкноту в два кредита, вышла, задрав нос, через служебный ход и через пару минут уже ехала в такси.
И вот сейчас надиктовываю все это, чтобы не обгрызть себе ногти до самых локтей, пока такси мчится к Южным Воротам. Чувствую себя, надо сказать, нормально, только нервничаю. Сидеть и ждать было куда тяжелее. Разные передряги меня вряд ли сломят, а вот от неизвестности и ожидания свободно могу и чокнуться.
Кассета почти кончилась; надо бы поставить новую, а эту от Южных Ворот отослать дяде. Конечно, следовало оставить ему записку, но так даже лучше. Надеюсь.
Глава 13
Ну, теперь я не могу пожаловаться, что так и не видела фей.
Они, оказывается, именно такие, какими должны быть, но я лично ничуточки не пожалею, если больше не увижу ни одной.
Смело бросившись в бой почти без шансов на победу, благодаря безрассудной отваге, я одержала…
Фиг там я чего одержала. Наоборот, влипла по самые уши и теперь сижу бог знает где, в какой-то захолустной дыре, в комнатушке без окон. А от двери толку мало — там на насесте фея сидит и стережет. Маленькая такая, милая, и мех зеленый — ну вылитая балеринка в пачке! Правда, на «человечка с крылышками» смахивает мало, но, говорят, чем дольше на них смотришь, тем больше они становятся похожими на людей. Уголки глаз ее раскосо вздернуты вверх, как у кошки, и «улыбку» она показывает очень мило.
Я ее назвала Титанией, потому что настоящего имени выговорить не могу. Она из орто знает всего несколько слов; мозг-то у нее едва ли вдвое больше кошачьего. По уровню развития — идиотка, которой до обычного слабоумного еще расти и расти.
Почти все время она проводит на своем насесте, маленького нянчит. Малыш у нее — размером с котенка, но куда симпатичнее. Я назвала его Ариэлем, хотя не знаю точно, какого он пола. Я и насчет Титании не уверена, у них, говорят, маленьких выкармливают и самки, и самцы. То есть это даже не такое кормление, как у нас, но служит той же цели — они не млекопитающие. Ариэль пока что не умеет летать, но Титания его учит: швырнет вверх, он крылышками помашет и падает на пол, лежит там, мяучит жалостно, пока мамаша его не подберет и не притащит обратно на насест.
А я почти все время думаю, заношу текущие события в дневник, пытаюсь приучить Титанию, чтобы позволяла брать Ариэля на руки (тут кое-какой прогресс налицо: она уже позволяет мне поднимать его с пола и подавать ей, а малыш не боится), и опять думаю, но пока все без толку.
По комнате я могу бродить сколько угодно и заниматься при этом чем угодно, но только — не приближаться к двери. Угадайте, почему. Сдаетесь? Потому, что зубы и когти у них острые; феи, надо сказать, животные плотоядные. Могу показать приличные укусы и две глубокие царапины на левой руке — красные, болючие и заживать, похоже, не намереваются. Как к двери подойду — она на меня пикирует.
А так она держится очень даже дружелюбно. И на содержание тоже грех жаловаться. Достаточно часто является абориген с целым подносом вполне терпимой еды, но я на него стараюсь не смотреть: во-первых, венерианцы слишком напоминают ужасную карикатуру на наших предков, и чем больше на них смотришь, тем противнее становится. Вы наверняка видели их фотографии, но фотокамера не может передать ни вони, ни этого слюнявого рта, да и вообще всего впечатления в целом. Смотришь, и кажется, будто оно уже давным-давно сдохло, а теперь его оживили при помощи какого-то мерзопакостного колдовства.
Я зову его «Дундук», и это для него, пожалуй, слишком ласково. Кстати, насчет его пола — никаких сомнений быть не может; зрелище такое, что любую девушку способно довести до пострижения в монахини.
И есть то, что он приносит, я не боюсь только потому, что твердо уверена: готовкой занимается не он. Я, кажется, знаю, кто тут готовит. И из нее вышел бы неплохой повар.
