Дмитрий Колосов - Воин
— Ты похож на похотливого быка!
— Пусть, — отвечал Мардоний. — А ты грязная шлюха. На кого ты работаешь?
Таллия сделала удивленное лицо.
— О чем ты?
Мардоний пристально посмотрел в небесно-голубые глаза, девушка спокойно выдержала этот взгляд. Тогда вельможа начал говорить.
— Я посылал своих людей в Лидию и Византий. Они выяснили, что там ничего не знают о тебе. Нет никакого купца, который помнил бы о маленькой красивой девочке, рабыне из Византия, а в самом Византий никто не знает о дочери Гистиэя. Мои люди говорили с доверенным слугой казненного тирана и тот поклялся, что у Гистиэя не было детей от связей с византийскими женщинами и что у него не было наложницы, взятой с понтийского корабля. Так что ты не дочь Гистиэя.
— Ну и что? — с усмешкой поинтересовалась Таллия.
— Кто же в таком случае ты?
— Какая тебе разница?
Мардоний ощерился жестокой улыбкой.
— А быть может ты враг царя и нашего государства?
— И что же? Чего ты хочешь: разоблачить меня или моей любви?
Вельможа на мгновение заколебался, а затем хрипло выдавил:
— Любви.
— То-то же! — Таллия звонко рассмеялся. — Я подумаю об этом.
— Ты не поняла, — зловеще процедил парс. — Я могу в любой момент распять тебя на кресте как опасную заговорщицу, покушавшуюся на жизнь царя и его эвергетов. Так что… — Вельможа подошел к Таллии и взялся рукою за ее подбородок. — Решай, красотка! Ах!
Вскрикнув, Мардоний согнулся, потому что девушка резко ударила его ногой в пах. Затем крепкая ручка схватила вельможу за волосы. Сильный рывок — и парс уперся лицом в один из вертикальных столбов, на которых держался шатер. Неведомо, что Таллия намеревалась предпринять дальше, но в этот миг за легким пологом раздался деликатный кашель. Услышав его, ионийка отпустила вельможу. Едва он выпрямился и пригладил рукой волосы, как в шатер ворвался Артабаз, ближайший помощник Мардония.
— Сиятельный! — закричал он, не тратя время на приветствия. — Эллины оставили свой лагерь и отступают!
При этом известии Мардоний преобразился. Он расправил плечи, глаза его засверкали.
— Трусы! Наконец-то они показали свое истинное обличье! Настичь их и уничтожить! За мной!!
Подчеркнуто не глядя на Таллию, Мардоний выскочил из шатра, однако Артабаз последовал за ним не сразу. Убедившись, что Мардоний не вернется, мидянин подошел к девушке и заключил ее в объятья. Таллия в ответ положила руки на плечи военачальника, нашла его губы и впилась в них поцелуем. Он был бесконечен. Когда девушка отстранилась, Артабаз покачнулся, словно готовый потерять сознание. Таллия слегка хлопнула его по щеке.
— То, что ты получишь после, будет во много раз слаще. А теперь запомни: что бы ни случилось, твой корпус не должен сделать ни шагу вперед. Слышишь, ни шагу! — Глотая слюну, Артабаз кивнул головой. — А теперь иди! Мардоний, верно, уже заждался своего преданного друга. Иди!
Артабаз повиновался. Как только он исчез за шелковой тканью, Таллия беззвучно рассмеялась.
Смех этот был страшен. Так смеются несущие смерть. То был прекрасный бокал смерти.
* * *Упрямца звали Амомфарет. Командуя шестьюстами таких же упрямцев, морой[243] из Питаны[244], он наотрез отказывался отступать, заявляя, что предпочтет умереть, но не опозорит доблестной славы предков и мужей, полегших в ущелье.
— Мы будем достойны памяти павших в Фермопилах!
Питанетов уговаривали. Сначала Павсаний и его помощник Еврианакт, возглавлявшие войско, а затем к спартиатам присоединился афинянин Аристид, муж доблестный и мудрый. Здравый смысл был на их стороне. Позиция, которую занимало эллинское войско, оказалась не слишком удобной. Парсийские всадники денно и нощно беспокоили сторожевые посты, осыпая эллинов калеными стрелами. Конные разъезды блокировали все дороги, совершенно перерезав сообщение. Так на днях бактрийцы захватили обоз с зерном, мясом и оливками, шедший из Мессении, лишив войско необходимого провианта. Но самое неприятное случилось накануне: по подсказке злокозненных беотийцев мидийская конница засыпала источник, снабжавший питьевой водой армию эллинов. Теперь для того, чтобы набрать воды, приходилось посылать воинов к Асопу. Пока одни наполняли амфоры, другие отбивали атаки быстрых всадников-массагетов. После каждой подобной вылазки эллины недосчитывались двух, а то и трех десятков воинов. Все это было в высшей степени неприятно, и военный совет решил, что войску надлежит отойти к храму Геры, где были и вода, и защита от стрел, и дорога, по которой можно было подвезти продовольствие. Коринфяне и аркадяне уже выступили в путь, афиняне оставляли лагерь, и в этот миг питанеты вдруг заявили, что отказываются отступать. Это случилось вечером. Всю ночь Павсаний и Еврианакт уговаривали гордецов, взывая к их разуму. Амомфарет и его товарищи, отвечая, напоминали о славе и чести, и еще о законе, который запрещал спартиатам оставлять поле битвы иначе как победителями. Закончилось все это ссорой. Предводитель питанетов бросил под ноги Павсания камень, а тот обозвал Амомфарета исступленным безумцем и приказал начать отступление.
Солнце было уже на локоть от горизонта, когда спартиаты и афиняне вышли из лагеря. Питанеты с презрением смотрели на своих товарищей, что, пряча глаза, проходили мимо, оставляя врагу поле битвы. Однако, когда все эллины ушли, питанеты забеспокоились. Одно дело сдерживать парсов в узком ущелье, где каждый защитник стоит сотни врагов, другое — сражаться в чистом поле, имея дело со всадниками и превосходно стреляющими лучниками. Посовещавшись, питанеты решили последовать за войском. Гордость помешала им покинуть лагерь сразу. Они выждали какое-то время, прежде чем вышли на протоптанную тысячами ног тропу. Шедший во главе колонны Амомфарет нарочно замедлял шаг, словно не желая признаться себе, что отступает вместе с прочими. Питанеты достигли святилища Деметры, когда на них напали варвары…
Всегда было так — если врезаться конной лавой в ряды отступающего войска, оно неминуемо обращается в бегство. Так было всегда. Но на востоке, где сам факт отступления равносилен признанию поражения. Враг пятится и остается лишь добить его, бросив в погоню визжащих, пускающих стрелы всадников. Однако в этот раз парсы имели дело с эллинами, для которых ретирада была обычным маневром, нередко подготавливающим будущую победу.
Питанеты не побежали. Они быстро перестроились в фалангу и встретили первый наскок конницы. Всадники-массагеты вначале пытались расстроить шеренги спартиатов стрелами, затем атаковали с мечами и сагарисами. Однако стена копий остановила горячих степных витязей. Скакуны вставали на дыбы и сбрасывали всадников наземь. Не успевал варвар подняться, как в его защищенную лишь войлочным доспехом грудь вонзались меч или копье. Не ожидавшие подобного отпора кочевники обратились в бегство. На смену им спешили отряды бессмертных, парсийских и мидийских всадников, беспорядочные толпы пехотинцев.
