Роберт Силверберг - Странствия
4
Слева раздался звук, похожий на треск сухой ветки под ногой. Кэмерон повернул голову и увидел, что к нему со стороны восходящего солнца приближается всадник. Кажется, он был высок и строен, так же как сам Кэмерон, разве что чуть пошире в плечах. И волосы у него были тоже золотистые, но намного длиннее; они ниспадали на плечи и спускались до груди. Мягкая курчавая пышная борода выглядела неухоженной, но чистой. Широкополая шляпа, штаны из оленьей кожи и легкая темно-желтая кожаная куртка с бахромой. Солнце светило прямо в глаза, и Кэмерон поначалу не смог разглядеть лицо всадника. А чуть позже определил, что оно очень похоже на его собственное: тонкие губы, длинный, с горбинкой нос, ямочка на подбородке, спокойные голубые глаза под густыми бровями. Разумеется. Твое лицо — это мое лицо. Ты и я, я и ты очутились в одном и том же месте в одно и то же время по ту сторону множества миров. Кэмерон не ожидал этой встречи, но сейчас ему казалось, что она была неизбежной.
Они смотрели друг на друга. Ни один не говорил ни слова. Пока они молчали, Кэмерон представил, что может произойти дальше.
Двойник спешится, с удивлением будет рассматривать его, ходить вокруг, всматриваться в лицо, изучать черты, хмуриться, качать головой. Наконец усмехнется и скажет:
— Чтоб мне провалиться! Никогда не знал, что у меня есть брат-близнец. И вот — ты… Я словно смотрю в зеркало.
— Мы не близнецы.
— У нас одинаковое лицо. Все одинаковое! Чуть подрезать волосы — и никто не отличит нас друг от друга. Если мы не близнецы, то кто же?
— Мы ближе, чем братья.
— Не пойму, о чем ты, дружище?
— Дело вот в чем. Я — это ты. Ты — это я. Одна душа, одна личность. Как тебя зовут?
— Кэмерон.
— Конечно. А имя?
— Кит.
— Сокращенно от Кристофер. Я тоже Кэмерон. Крис. Сокращенно от Кристофер. Говорю тебе, мы один и тот же человек, из двух разных миров. Мы ближе, чем братья. Ближе, чем кто бы то ни было.
Однако ничего этого не было сказано. Человек в кожаном медленно подъехал ближе, приостановился, пристально, но без интереса взглянул на Кэмерона и проронил:
— Приветствую. Погожий день.
И поехал дальше.
— Подождите, — сказал Кэмерон.
Всадник остановился. Оглянулся.
— Что?
«Никогда не проси ни у кого подсказки. Постоянно прикидывайся здешним. Веселая улыбка, твердый прямой взгляд».
Да. Кэмерон помнил об этом. Вот только почему-то в городе легче быть проникателем. Там можно слиться с толпой. А здесь, в безлюдном месте, такое невозможно.
Кэмерон начал в небрежной манере, надеясь, что его произношение достаточно нейтрально:
— Я из центральных штатов. Проделал долгий путь.
— Хм… Я и не думал, что ты местный. Твоя одежда…
— Так у нас одеваются.
— И говор у тебя… Не такой. Ну и?
— Я здесь новичок. Может, подскажете, где можно снять комнату на первое время?
— Ты что, пешком оттуда пришел?
— У меня был мул. Только он потерялся в долине. Я вообще потерял все пожитки.
— Хм… Индейцы опять распоясались. Только дай им немного джина, как они тут же сходят с ума.
Всадник слегка улыбнулся, но улыбка сразу исчезла, и он снова невозмутимо застыл в седле, положив руки на бедра. Лицо его превратилось в маску, изображающую терпение, но под ней могло скрываться не только нетерпение, но и что-нибудь похуже.
«Индейцы?»
— Ну и задали они мне жару, — начал фантазировать Кэмерон.
— Хм…
— Обчистили меня и отпустили.
— Хм… Хм…
Кэмерон ощущал, как тает чувство родства со встречным. Ничем его не проймешь.
«Я — это ты, ты — это я, однако ты до сих пор не заметил, что у меня твоя внешность. Кажется, я тебя вообще не интересую. Или же ты искусно скрываешь интерес».
— Так где можно найти жилье? — спросил он.
— Тут его раз, два и обчелся. По-моему, по эту сторону залива поселенцев совсем немного.
— Я крепкий. Могу работать кем угодно. Может, пригожусь вам для…
— Хм. Нет. — В холодных глазах блеснул отказ, и Кэмерон спросил себя: а часто ли люди в мире его прежней жизни видели такой же взгляд у него?
Всадник дернул поводья. Твое время вышло, чужеземец. Конь повернул и начал грациозно удаляться по тропе.
— Еще пару слов! — в отчаянии крикнул Кэмерон.
— Хмм?
— Тебя зовут Кэмерон?
В глазах мелькнул интерес:
— Допустим.
— Кристофер Кэмерон. Кит. Крис. Так?
— Кит.
Всадник сверлил его взглядом. Губы сжались в тонкую ниточку — нет, он не сердился, а изучал прохожего и размышлял. И напряженно сжимал поводья. Наконец-то Кэмерон почувствовал, что пробил стену отчуждения.
— Да, Кит Кэмерон. А что?
— Ваша жена… Ее имя Элизабет?
Напряжение усиливалось. Здешний Кэмерон не говорил ни слова, и это молчание было чревато взрывом, там нарастало что-то ужасное. И — взорвалось! Всадник сплюнул, нахмурился и ссутулился в седле.
— Моя жена умерла, — тихо сказал он. — Кто ты такой, черт тебя побери? Чего ты от меня хочешь?
— Я… я… — Кэмерон запнулся. Его переполняли страх и сострадание. Плохое начало, прискорбное начало.
Его била дрожь. Он не думал, что столкнется с чем-то подобным. С трудом взяв себя в руки, Кэмерон с нажимом сказал:
— Я должен знать! Ее звали Элизабет?
Вместо ответа всадник яростно впился шпорами в бока скакуна и помчался прочь, как будто столкнулся с самим сатаной.
5
«Иди, — сказал старик. — Ты знаешь, что к чему. Вот так и устроен мир: все случайно, и нет ничего непреложного, кроме того, что мы хотим сделать непреложным. Но даже тогда мир не остается таким постоянным, неизменным, как мы полагаем. Так что иди. Иди».
«Иди», — сказал он, и, конечно, услышав эти слова, Кэмерон пошел. Что он еще мог сделать, когда обрел свободу, но оставил свой родной мир и прибыл в другой? Заметьте, я не сказал «в лучший», просто — «в другой». Или в два, три, пять других миров. Настоящая авантюра! Можно потерять все самое важное и не получить ничего стоящего. Ну и что? Каждый день полон таких азартных игр: ты рискуешь жизнью, выходя из дому. Ты никогда не знаешь, куда ведет тебя дорога, — и все равно выбираешь игру. Как можно рассчитывать, что достигнешь всего, на что способен, если всю жизнь провести в собственном дворе? Иди. Путешествуй. Время разветвляется снова, и снова, и снова. Новые миры появляются от каждого твоего шага. Поворот налево, направо, сигналишь, мчишь под светофор, нажимаешь на газ, тормозишь — и каждое действие порождает мириады возможностей. Мы движемся сквозь гущу бесконечностей. И если даже каждый наш чих порождает иную реальность, то что тогда говорить о действительно весомых поступках — об убийствах и зачатиях, обращении в иную веру и отречениях? Иди. И в странствиях своих хорошо поразмысли над этим. Отчасти игра состоит в том, чтобы разгадать, какие факторы сделали мир, в который ты попал, именно таким. Что туг за история приключилась? Грязные дороги, телеги с ослами, сшитая вручную одежда. Здесь не было промышленной революции — так, что ли? Изобретатель парового двигателя, как там его — Сэвери, Ныокомен, Уатт, — умер в младенчестве? Никаких шахт, фабрик, сборочных конвейеров, никаких мрачных дьявольских заводов. Воздух столь чист, что уже из этого можно сделать вывод: мир туг попроще.
