Махкам Махмудов - Я - не я
Опираясь о землю руками, я встал на колени, оглянулся и вздрогнул - на траве рядом со мной лежал юноша. Он, по-видимому, был в глубоком обмороке. Я вгляделся в его лицо, и меня охватило смятение - как две капли воды, юноша был похож на меня! Я побежал к бассейну, принес воды и попытался напоить юношу. Приложил ухо к его груди - сердце бьется... И все уверенней, сильнее. Наконец юноша открыл глаза, посмотрел на меня, видимо, тоже с удивлением узнавая во мне знакомые черты, и тихо, с налетом иронии, сказал:
- Ты лучше послушай свое сердце. Есть ли оно у тебя?..
Оторопев, я приложил руку к левой стороне груди. Как будто ничего не слышно... Не может быть!..
- Да, не удивляйся. Сердце у нас с тобой одно на двоих, и оно у меня, - он показал на свою грудь.
- А кто ты такой? - Я не очень-то поверил его словам.
- Я - это ты.
Голова у меня закружилась, я едва удержался на ногах. Пошарив в карманах, нашел сигареты, закурил и предложил ему. Мы долго молча курили. Наконец он заговорил:
- Ты был несправедлив к фее Дурдане. Эта девушка - самая прекрасная на свете. А ты поверил чепухе, которую болтают о ней люди непорядочные. Я очень люблю ее, да и ты ведь любил.
- Нет, - поспешил возразить я. - Я ее не люблю. Она колдунья. Ей тысячи лет, и она превращает каждого, кто к ней стремится, в комок пыли...
- Брось, все это сплетни господина Хамави. Ты просто боишься. Боишься, что и тебя могут выгнать из института, как выжили старого учителя. А ведь у каждого таланта, в сущности, есть своя фея, своя вдохновительница. И у людей, проживших тысячу лет, тоже были свои феи...
Я раздраженно махнул рукой и ушел. А он отправился искать свою фею.
* * *
С того дня я жил без сердца. Так было легче. Я уже не совершал необдуманных поступков, а руководствовался трезвым рассудком. И фея Дурдана больше не приходила ко мне...
Шли дни, недели, месяцы - унылые, однообразные. Хамави все чаще хвалил меня, и я втягивался в свою новую жизнь. И мне уже не казалось удивительным, что там, где раньше билось сердце, теперь пусто и спокойно. Иногда я приходил в ужас: а вдруг окружающие узнают, что у меня нет сердца? И я старался отдалить от себя всех, с кем дружил раньше, кто был мне когда-то дорог. О двойнике я тоже старался не думать - это было мучительно.
Закончилась учеба и меня взяли в оперный театр. Господин Хамави дал мне отменную аттестацию, он назвал меня самым способным и перспективным молодым художником.
Получив столь завидное место, я решил вести себя так, чтобы понравиться главному художнику, войти к нему в доверие и добиться успеха.
Однажды Главный, посмотрев декорацию, посоветовал "убрать" с нее величественный дворец. Я охотно это сделал-дворец напоминал тот, возле которого меня застала в памятную ночь буря. Изучив вкус своего начальника, я стал убирать с декораций все, что носило необычность, что придавало им возвышенность, романтичность. Теперь действие шло среди приземистых угрюмых зданий, при этом обязательно черно-белых. В духе времени. Постепенно приходило признание, я стал вхож в общество, где можно было наслаждаться радостями жизни.
А тот, у которого мое сердце, все бродил где-то, босой и голодный.
Однажды он навестил меня, и мы мирно беседовали. Теперь мне это было уже не страшно - я твердо стоял на ногах. И тем не менее каждый его приход привносил в мою жизнь что-то для меня нежеланное, и это причиняло мне боль...
Однажды он появился рано утром - тихо, неслышно, точно привидение. Обратился ко мне так, словно мы беседовали всю ночь и теперь продолжаем разговор.
- Видишь горизонт, что купается в заре? Ты только посмотри, сколько красок! Какие тончайшие переливы света? Да посмотри же! Он сжал мое плечо так сильно, что я едва не вскрикнул от боли. - Такую зарю ты видел только в детстве! Возьми же поскорее кисть, ведь с каждым мгновением заря меняется, ты не успеешь передать все ее краски!
Я посмотрел на пурпурный край неба и заколебался. Но тут же вспомнил равнодушное лицо Главного. О, это бесстрастное лицо! Сколько злобы и ненависти за этой маской! Стоило кому-то из нас опоздать, как он начинал шипеть, словно змея, и в театре поднималась буря.
"Нет, с Главным художником лучше не ссориться!" - подумал я и, не обратив внимания на слова призрака, поспешил в театр.
А тот преследовал меня и убеждал:
- Велика беда, если опоздаешь! На работу ты ходишь каждый день, а вот такая заря может и не повториться... Смотри, сколько в ней сегодня оттенков - от зеленоватого до красно-голубого... Быстрее возвращайся и берись за кисть!
- Да пойми - мне некогда! - я выходил из себя. - Сегодня я должен написать лозунг: "Любите прекрасное". Если я этого не сделаю, меня выгонят с работы.
Мой двойник усмехнулся:
- Людям нужны не лозунги о прекрасном, им нужна красота! Если бы ты был подлинным творцом и творил красоту, этого бы хватило, чтобы оправдать твою жизнь!
Я рассмеялся.
- Вот ты творишь прекрасное, а кто понимает созданные тобой шедевры? Люди-то ценят картины, которые хвалит критика.
- Ты говоришь о тех, кто выше всего ставит сытость, о тех, в чьих душах - пустота. А я творю для того, чтобы сеять семена цветов в пустыне душ.
- Сытые не поймут твоего искусства, они посмеются над тобой...
- Ты не прав. Не все превратились в камни, окаменели душой. Но оставим этот разговор. Посмотри лучше на горизонт! Краски уже потускнели, еще немного - и они исчезнут!
Я равнодушно смотрел на небо:
- Честно говоря, все эти оттенки, так удивившие тебя, мне кажутся серыми...
- Потому что у тебя искусственные глаза?
-Да.
- Зачем ты приобрел их?
- Они избавляют человека от усталости, облегчают жизнь.
- Ты боишься жизни?
Его вопросы раздражали меня и, вместе с тем, будили нечто похожее на угрызения совести.
- Иди, не сбивай меня с дороги, - бросил я двойнику в гневе.
- Тебя уже сбили с истинного пути, но я хочу тебе помочь. Ты должен вернуться к настоящему...
- Не мешай! Ты расплещешь краску, которую я несу.
- Черную!
Он резко остановил меня, посмотрел прямо в глаза.
- Ты не художник. Ты... ты...
Несколько месяцев он не попадался мне на глаза.
Откровенно говоря, я боялся двойника. Отчего, отчего он преследует меня, отчего не дает жить спокойно, ни о чем не заботясь?
Он появляется тогда, когда я вспоминаю детство, и тогда, когда я беспечно веселюсь с друзьями. Появляется худой, изможденный. Может, это оттого, что его гложет неведомое мне горе!
Нас связывают с ним какие-то таинственные нити. Чем выше поднимаюсь я по служебной лестнице, тем скорбнее становится его взгляд, тем все жальче выглядит он. Стоит мне получить большой гонорар - он впадает в нищету, собирая на кусок хлеба. Чем богаче и элегантнее мои костюмы, тем больше заплат на его ветхой одежде.
