Олег ОВЧИННИКОВ - ИИ
- Держись подальше, - напомнил шеф.
- Что это, язык? - спросил я, отодвигаясь на безопасное расстояние.
- Нет, язык выше. Что-то вроде полых трубок, между ними - перемычки.
- Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, - пробормотал я.
- Похоже.
- Но как они умещаются у нее внутри? Трехпалыч пожал плечами.
- Пока непонятно. Пневматика какая-нибудь. Или гидравлика. Видишь, они и сейчас немного торчат.
- Точно! - Концы трубочек-рельсов выпирали изо рта, как не по размеру подобранная вставная челюсть. - Погодите-ка, а это…
- Только близко не наклоняйся, еще стрельнет! Глаза береги.
Но мне было уже не до рельсов-трубочек, выстреливающих изо рта, даже не до собственных глаз.
- Это ведь не надкрылки, да? - прошептал я. - Это… Там, по кругу, это же… волосы, да?
- Да, да.
- Но ведь… Откуда это? - повторил я. - Хотя бы с какой планеты?
- С нашей планеты, с нашей, расслабься. Отловлено в Битцевском парке.
- Оно летает?
- Пока нет. Видишь же, крылышки еще маленькие.
- А чем питается?
- Насколько мы успели заметить - ничем.
- Но как же…
- Сам в недоумении, - отрезал шеф.
Я открыл рот, готовый задать еще десяток дурацких вопросов и получить десяток соответствующих ответов. И - промолчал.
- Ну что, никаких проблесков?
Я замешкался в поисках остроумного ответа и, ничего не надумав, вздохнул.
- Напомни потом, чтобы вычеркнул тебя из премиальных списков. Иждивенец. Ладно, включай камеру. - Шеф провел клешней по голове, приглаживая волосы, и заглянул в объектив: - Эксперимент номер… Какой там?
- Сорок седьмой.
- Эксперимент номер сорок семь. Изменение объема. Давай стеклянный шар.
- Прозрачный?
- Да. И подставку на минус четыре.
- Маловата, - проворчал я.
- Нормально. Ты же видишь, она в силу входит.
«Я вам не проблесковый маячок. Вот как надо было ответить!» - запоздало сообразил я. К сожалению, развитая интуиция имеет мало общего со скоростью реагирования. Впрочем, где она - развитая? На кого меня старого кинула?
Я поместил в центр стола подставку - стеклянный диск на трех изогнутых ножках, посередине - круглое отверстие. Сверху положил шарик. Он погрузился в отверстие на треть.
- Давай, давай, давай…
Михал Палыч похлопал по дну бочонка, и существо, которое я всю последнюю неделю называл про себя не иначе как Мучительница, предстало перед нами. Сверкнуло глазищами на шефа, на меня, затем уставилось на стеклянный шар. Я начал отсчет: «и раз, и два, и три…» А когда уже на «четы…» мелькнула желтая молния, закончил: «…ре». Хорошо хоть ждать не пришлось.
Рукой в защитной перчатке я снял шар с подставки и зажал между лапками штангенциркуля. Покачал головой.
- Вообще не в ту сторону. Плюс полтора. Шеф посмотрел с тоской.
- А предсказать не мог?
- Нет. - Я скрипнул зубами. - Хотите я вам землетрясение в Токио предскажу?
Михал Палыч немного оживился.
- А оно будет?
Я мысленно досчитал до десяти.
- Когда-нибудь. Не сегодня.
В том-то и беда. Я совершенно не мог сказать, какой фокус выкинет Мучительница через секунду. Она была закрыта от меня, и я даже не понимал чем. Серость какая-то, бесформенная серость. Без единого проблеска.
Следующая фраза Трехпалыча и то лучше поддавалась прогнозированию. Хотя я никогда раньше не видел, чтобы он с кем-нибудь сюсюкал. Со мной так точно.
- Ничего-ничего. Сейчас наша красавица постарается… Сильносильно постарается, правда? А ты чего встал? Клади шар.
Я положил шар на подставку. Теперь он на три четверти торчал из отверстия. Но это продолжалось недолго.
Под мое заунывное «…и тридцать девять» желтая молния накрыла цель, и шарик с дробным стуком ударился о столешницу.
Михал Палыч подпрыгнул на месте от восторга.
- Пять миллиметров! - ликовал он. - А то и шесть! Я же говорил, она входит в силу! Ух ты, моя красавица!
Пожалуй, он расцеловал бы Мучительницу, если бы не риск остаться на всю жизнь с заячьей губой. Или сменить цвет глаз. А то и форму носа.
Я выудил шарик из отверстия в подставке и внимательно рассмотрел на фоне окна. На гладкой поверхности не было ни трещины, только в сердцевине, прежде прозрачной, переливалась тонкая цветная паутинка.
- Смотрите, там как будто радуга, - сказал я.
- Отлично. - Не думаю, что шеф меня расслышал. - Сделай крупный план, отметь в журнале и приготовь все для следующего эксперимента. Кстати, который там?
- Не помню.
- Не ври!
- Сорок восьмой, - буркнул я.
- Эксперимент номер сорок восемь, - объявил он в камеру. - Изменение цвета. Или формы. Достань два кубика.
- Дерево или пластик?
- Пластик. Сиреневый и… зеленый.
- Она не любит зеленый.
- Она не любит зануд.
- Тогда сами доставайте, - огрызнулся я. - Или Сашку позовите. Он лаборант, ему…
Седая бровь саркастически изогнулась.
- А ты чем лучше?
«Действительно, - подумал я, - чем? Если все, на что я способен, это считать секунды, взвешивать граммы и отмеривать миллиметры. Получается, ничем».
И - подчинился.
Эксперимент по превращению цветных кубиков в какие-то серые обмылки с закругленными краями утомил меня. Я напомнил шефу, что следующий номер сорок девять, и отпросился на полчасика - подышать. Михал Палыч отпустил меня с легким сердцем, обозвав всего лишь ренегатом. Думаю, он не скучал по мне. Пирамидки, кубики и шарики заняли внимание шефа целиком. Он даже не курил с утра. То есть пару раз, забывшись, вытаскивал из кармана мятую пачку, но, поглядев с умилением на свою новую любимицу, убирал обратно.
Я спустился во внутренний дворик института. Скамеек тут не было, и я уселся на бордюр, опоясывающий клумбу, благо кто-то из моих предшественников оставил на камне сложенную вчетверо газету.
Не знаю, бордюр ли сыграл свою роль или душный запах цветущих петуний, но в какой-то момент я сказал себе: «Стоп! Это уже было». Редкий случай, когда меня посетило не привычное, как я это называю, «воспоминание о грядущем», а нормальное человеческое дежа вю. Потому что это действительно было - и бордюр, и клумба за спиной, правда не с петуниями, а с тюльпанами. Весь город был красным от тюльпанов, тем жарким апрелем подоспевших ко Дню космонавтики.
Мы сидели втроем, подложив под себя ранцы: я, Мишка Дуренков и Максим Широбоков. Уроки уже кончились, а домой пока не хотелось.
- А давайте играть в машины, - предложил Максим, и они с Мишкой стали на ходу выдумывать правила.
Мишка говорил, что надо назвать марку машины, которая проедет по улице, а Максим настаивал, что достаточно угадать цвет.
Припекало. Я запрокинул голову, подставляя лицо солнечным лучам, и увидел в блуждающем сиянии под веками красные «Жигули».
