Гордон Диксон - Иной путь
Горячая вода взбодрила Джейсона. Вот сейчас, подумал он, улыбаясь своим мыслям, я чувствую себя человеком. Шоковое состояние вернулось, когда, тщательно побрившись, Джейсон смывал остатки пасты для бритья. Вернулся и страх, в котором он упорно не хотел себе признаваться.
Не обращая внимания на стекающие по шее капли воды, он уставился в зеркало, освещенное лампами дневного света. На какое-то мгновение ему показалось, что он видит морду неведомого зверя.
Впалые щеки, высокие скулы… Лицо было темным от загара — ведь Джейсон, будучи зоологом и натуралистом, постоянно находился на открытом воздухе. Завитки черных волос прилипли к высокому лбу, на котором появились ранние залысины.
Ресницы оттеняли глубоко запавшие карие глаза. Женщины (не Меле) часто говорили, что у него красивые глаза, и Джейсона это всегда раздражало. В мигающем свете флюоресцентных ламп они приобрели цвет гранита, выдержавшего испытание временем, а Джейсон все еще помнил черные, как ночь, глаза, смотревшие на него с полированной боковины пульта управления.
Резко отвернувшись от зеркала, он прошел в спальню и быстро оделся. Затем вытащил из-под кровати большую сумку. В это время зазвонил телефон.
— Алло?
— Джейс? — раздался в трубке голос Меле.
— Да. Я уже оделся. Соберу вещи, вызову машину и буду у тебя минут через двадцать… Лучше подожди меня наверху. Я могу задержаться, а мне бы не хотелось терять с тобой телефонную связь.
— Я спущусь в вестибюль, и в случае чего ты сможешь туда позвонить. Швейцар всегда дежурит по ночам. Просто попроси его позвать меня к телефону.
— Да, конечно. — Джейсон ожесточенно потер лоб рукой. — Совсем вылетело из головы. Ты предупредила членов Совета?
— Да. Приедут все, кроме Ванека. Он на западном побережье… Джейс? Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, — ответил он и с трудом улыбнулся. — Все в порядке.
— Я тебя жду.
— Сейчас соберусь и приеду. До встречи.
— Пока.
Не отходя от телефона, Джейсон вызвал такси, которое обещали подать через пять минут, и быстро сложил сумку.
Когда он спустился вниз и вышел на улицу, машина уже стояла у старомодных гранитных ступенек, ведущих в дом. Душным влажным воздухом трудно было дышать, но дождь прекратился, и асфальт быстро высыхал, приобретая привычный тусклый цвет. Джейсон сел на заднее сиденье, поставил сумку рядом с собой и захлопнул дверцу.
— Норд Фронтэдж Роуд, четыреста двадцать, — сказал он.
Мотор набрал обороты, машина отъехала от тротуара и помчалась по ночным улицам Вашингтона. Глядя на неопрятный затылок шофера, давно нуждавшегося в услугах парикмахера, Джейсон на какое-то мгновенье почувствовал отвращение, как будто его заставили находиться рядом с грязным нечистоплотным животным. Отвернувшись, он стал смотреть в открытое окошко на мелькающие ночные фары.
Минут через десять они подъехали к широким двойным стеклянным дверям, сквозь которые был виден ярко освещенный вестибюль гостиницы и стоявшая у самого входа Меле. Ярко-голубое платье обтягивало ее изящную фигуру. Руки в белых перчатках сжимали небольшую сумочку, тоже голубую, но светлее платья. Девушка не стала ждать, пока такси остановится, и выбежала на улицу.
Он открыл дверцу, и Меле тут же скользнула на заднее сидение. Слабый запах духов, исходивший от ее густых каштановых волос, был скорее странен, чем неприятен. Она сидела прямо, не облокачиваясь, и взгляд ее, устремленный на Джейсона, внушал уверенность и спокойствие.
— Угол Двенадцатой и Индепенданс, — сказал он, не поворачивая головы. Меле наклонилась и поцеловала его. Губы у нее были прохладными и показались ему такими же странными, как запах духов.
Во второй раз такси плавно отъехало от тротуара. Меле придвинулась к Джейсону, взяла под руку, прикоснулась плечом. Они сидели и молчали. У него было такое чувство, что он совсем недавно оправился от тяжелой продолжительной болезни и все еще никак не может прийти в себя. Ощущение того, что он не Джейсон, а Катор Троюродный Брат (появившееся в ту самую минуту, когда Катор взял в руки червячка, в которого были вмонтированы микродатчики, обеспечивающие возможность контакта между ним и Джейсоном) отгораживало его от окружающего мира прозрачной стеной, сквозь которую все казалось расплывчатым, искаженным.
Во время эксперимента Меле поручили наблюдать за ним; к тому же она была женщиной, на которой он собирался жениться. Меле любила его. Сейчас они сидели, прижавшись друг к другу, но она почему-то казалась Джейсону чужой и далекой.
Он ничего не мог с собой поделать. Эксперимент перестал быть управляемым, а возврата к прошлому не было.
4
Такси остановилось у широких ступеней, ведущих к тяжелым бронзовым дверям гранитного здания, в котором размещалось Главное управление Ассоциации ученых. Джейсон расплатился с шофером, взял сумку и, поднявшись вместе с Меле по ступенькам, нажал кнопку звонка. Ночной швейцар, Уолт, открыл дверь.
— Все в сборе, — сообщил он. — Вас ждут в библиотеке.
Они миновали широкий холл, неслышно ступая по толстому зеленому ковру, спустились по лестнице с узкими перилами, свернули по коридору направо и вошли во вторую слева дверь. Комната, в которой они очутились, была заставлена от пола до потолка книжными стеллажами, у которых стояли стремянки.
В дальнем конце библиотеки за полированным столом на стульях с высокими спинками сидели члены Ученого Совета. Позади зеленые шторы закрывали окна, выходившие во внутренний сад здания.
Джейсон и Меле молча заняли отведенные для них места.
— Можно начинать, — сказал Торнибрайт.
Джейсон обвел взглядом присутствующих, испытывая чувство облегчения. Очутившись в знакомой обстановке, вспоминая горячие споры, обсуждение, и, наконец, утверждение проекта, он решил, что теперь сможет здраво оценить то, что с ним произошло. Внешний вид восьми ученых, здесь собравшихся, — всем было далеко за тридцать, а Уайлдеру почти семьдесят, — говорил о том, что они примчались сюда, не успев привести себя в порядок. Кто-то был небрит, у кого-то галстук съехал набок или расстегнулась пуговица на рубашке.
Они были замечательными людьми и прекрасными учеными. Джейсон знал каждого из них. Джеймс Мон читал биологию, когда Джейсон учился на последнем курсе Университета. Уильям Хеллер помог ему устроиться на работу. Но только двое из восьми ученых держали в руках судьбу эксперимента. Джон Дистра и Тим Торнибрайт. Высокого роста, коренастый Дистра, которому недавно исполнилось пятьдесят, подавлял одним своим видом. Сорокалетний Торнибрайт, полулысый и тощий, выглядел по сравнению с ним невзрачным мямлей, но это впечатление было обманчивым. Тим обладал железной волей и, исполняя обязанности секретаря Совета, часто настаивал на принятии тех или иных решений. Торнибрайт и Дистра прекрасно дополняли друг друга. Как и все присутствующие (за исключением Меле, которая работала библиотекарем), они были учеными с большой буквы, но помимо психологии Тим увлекался политикой, а Джо, будучи прекрасным физиком, проявлял незаурядный талант организатора и бизнесмена. Кроме того, оба они отличались упрямством и очень не любили, когда им кто-нибудь перечил.
