Джеймс Ганн - Рождество ежедневно
Она, словно заводная кукла, вышагивала дальше. Я рванул ее за руку.
— Джин! — Никакой реакции.
Пока я соображал, что же мне делать, мы подошли к аптеке. Джин открыла дверь и вошла, я за ней. Злое любопытство разбирало меня. Джин встала в конец длинной очереди. Я наблюдал, стараясь унять холодок ужаса где-то под ребрами. Джин медленно, терпеливо приближалась к прилавку. Нет, дело было не в терпении. У меня сложилось впечатление, что она в этот момент вообще ничего не чувствовала, а может, и не думала.
Вот женщина перед ней получила от продавца какой-то пакетик. Подошла очередь Джин. Получив точно такой же, она обернулась.
— Фрэнк?! Как ты здесь очутился?
Глаза ее широко раскрылись, исчезла бездумная муть. Полные оранжевые губы мило улыбнулись. Она не очень походила на ту Джин, какую я помнил, но все-таки это была она, и я любил ее, и она радовалась мне! Она словно проснулась.
— Джин, — я счастливо рассмеялся. — Что с тобой стряслось? Ты какая-то странная.
— Глупенький! Ну, что может случиться со мной? Фрэнк, родной мой, как я рада, что ты вернулся.
Не стесняясь толпы, она крепко обняла меня и поцеловала. Я смутился.
— Не здесь, Джин.
— Никуда я тебя больше не отпущу. И никогда.
— Никогда, — согласился я. Я посмотрел на пакетик у нее в руке. — Что это ты купила?
— Не знаю, — пожала плечами Джин. — Рекламировали… — Она разорвала упаковку. — Зубная паста…— разочарованно сказала она.
— Разве ты не знала?
Джин взяла меня за руку, и мы вышли из аптеки.
— Как бы тебе объяснить? Все так изменилось, пока тебя не было. Ты бы лучше рассказал, чем занимался на своем маяке.
— А чего о нем рассказывать? Тоска! Изо дня в день…
— Постой, — прервала меня Джин. — Потом расскажешь. Дома.
— Мы три года не виделись, зато теперь не расстанемся никогда. А почему ты не на работе?
— Да ну ее… Бросила. Зачем? Разве у нас мало денег?
Я насторожился.
— И сколько у нас осталось?
— А я знаю? — дернула она плечами. — В арифметике я всегда плавала. И вообще, мне кажется, есть кое-что куда ценнее денег. К примеру, ты!
Сердце мое сжалось. Молодоженами мы безумно любили друг друга. Нам нелегко было расстаться, но я на три года продал свою жизнь, чтобы она ни в чем не нуждалась и имела все самое лучшее. Я гордо шествовал рядом с моей Джин, и меня тянуло к ней даже сильнее, чем раньше.
— Ты так спешишь домой, чтобы мы поскорее остались вдвоем, да? — я ее обнял и весело засмеялся.
— Ой, ну не надо, Фрэнк! — Она вывернулась из моих объятий. — Из-за тебя я могу пропустить сериал.
— Какой еще сериал?! — воскликнул я. — Ты что, не рада мне?
— Конечно, рада! Но ты же все равно здесь!
Мы подошли к нашему дому. Я взял Джин за плечи и развернул ее к себе.
— Что твориться, Джин? Что с тобой? Неужели за три года ты охладела ко мне?
— Ну перестань, Фрэнк. Ты же не животное.
Я хотел поцеловать ее, но она отстранилась.
Открыв дверь, она ринулась мимо меня в гостиную и сразу же уселась перед экраном. На лице ее, сразу как-то отупевшем, заплясали цветные полосы.
«Стиросам трет, стирает, Стиросам всем помогает! — бодро хвасталась песенка. — Стиросам, Стиросам все, что хочешь, чистит сам. Поспеши в универсам и купи там Стиросам!!!»
— А-а-а! — взвыл я.
Нескончаемая чушь болезненными уколами отдавалась в мозгу и, казалось, во всем теле. Наконец, после того как экран заполнила лоснящаяся задница, символизирующая, надо понимать, эффективность Стиросама, все исчезло и появился мужчина с черными, давно не мытыми волосами. Он хищно спивался губами в блондинку. Они словно склеились, поскольку отрывались друг от друга с невероятным трудом. Уж они то явно Стиросамом не пользовались — одежды их были убоги и грязны.
— Хватит, Джин! Выключи, — потребовал я.
— Отстань… — не отрывая глаз от экрана, ответила Джин. — Интересно же, что сделает Сандра. Рони Джон ее соблазняет, а она колеблется между долгом и желанием.
«О, Сандра, чей муж лучший друг мой! — молвил мужчина, закатив глаза, как припадочный. — имеют ли значения узы верности, богатства и пристойности, после того как ты познала, сколь глубока моя любовь к тебе. Ступай же со мной в хижину мою убогую, где предадимся мы похоти и разврату, о, желанная моя!!»
«О, Родни, желанный мой, — жеманно змеясь всем телом, отвечала блондинка. — Ты дал мне вкусить плода любви и страсти, что навсегда, я думала, покинули меня. Мечтаю я тебе отдаться, но долг и скромность — вот преграды, что на пути моем стоят. Прости меня, мой друг. Пойми мои страданья».
Они опять слиплись, но хаос красок тут же стер их тела.
«Стиросам, Стиросам! Трет, стирает, чистит сам!»
Меня передернуло. Весь мир рехнулся! Четырнадцать минут глупейшей рекламы и тридцать секунд идиотского до невозможности фильма! Куда канули ценности этого мира?
Я вскочил, протянул руку к телевизору. Мужчина, заполнивший экран ,ткнул в меня пальцем.
— Смотрите эту программу, — приказал он.
Я щёлкнул тумблером. Экран погас.
— Что ты делаешь, Фрэнк! — завопила Джин. — Ты же слышал, что он сказал!
Включив телевизор, она опять уставилась в него. Взбешенный, я выбежал из гостиной. Вдогонку, словно глас неумолимого рока, неслась противная песенка. Но я уже не слышал. Я стоял в дверях кухни и ошеломлённо пялился на невообразимое зрелище.
От пола и до потолка громоздилась, сверкала хромом и разноцветными упаковками здоровенная куча разной утвари. Электроприборы всех мастей и любой величины, кастрюли, жаровни, мороженицы. Что там еще — трудно было разобраться, но ни один их этих предметов ни разу не использовался, что можно было определить по невскрытым упаковкам.
Не уместившиеся в шкафах продукты — банки, бутылки, свертки, — валялись на полу. Содержимое бесформенных груд в углах невозможно было определить. Невероятная вонь удалила мен в нос. Я закашлялся и захлопнул дверь. Есть мне больше не хотелось.
Я сунулся в спальню. То же самое!!! Дверцы шкафов уже не держали груды белья. Все валялось на полу, перепутавшись в дикую смесь мехов и разноцветных тканей. Лишь к неубранной кровати вел узкий проход, да и он готов был исчезнуть под слоем ни разу не одеванных вещей.
«Они что, размножаются? — подумал я. — Трахаются, мутируют, превращаясь в безобразные карикатуры на самих себя?»
До сих пор удивляюсь, как я тогда не спятил.
Я заглянул в ванную, но удивляться уже не стал. Кувшины, бутылки, свертки, тюбики, зубные щетки — все переплелось в сюрреалистическом экстазе. Ванна им тоже понравилась. Я бы не осмелился разгребать эту кучу. «А моется она где?» — удивился я.
