Юрий Греков - На кругах времен (Сборник)
Видя мою нерешительность, он подбодрил:
— Рвите, я пытался.
Как я ни тянул, страница не поддавалась, медленно скользя из моих стиснутых пальцев.
— А теперь…-Дмитрий Степанович взял лежавший рядом электропаяльник. Я понял, что он основательно готовился к разговору со мной. Подождав, пока паяльник накалится, он положил его на раскрытую страницу.
После всего услышанного и увиденного, я, конечно, предполагал, что ничего не произойдет. Но, когда так и вышло, мне снова стало не по себе.
— Это не бумага, — устало сказал Дмитрий Степанович. — Книга неуничтожима. Вот все, что я знаю. А теперь предположения. Вы вольны с ними согласиться или нет. — Он с минуту передохнул. — Кто были они? Космонавты из иного мира, потерпевшие аварию вблизи земли и вынужденные совершить посадку? Или специально посланные исследователи, попавшие в беду? Не знаю и не берусь предполагать. Почему сигнал о помощи они послали в будущее? Не знаю. Но что он послан в будущее, ясно из надписи «Нашедший, если не можешь помочь, храни!». Это значит — храни, пока не наступит Время, люди которого смогут прочесть! А значит и помочь. Почему они избрали книгу как носитель сигнала? Такой выбор говорит о многом: если у них не было способа связаться со своими напрямик, та же авария например, нужно было выбрать самый безопасный. Он не должен бросаться в глаза и должен быть застрахован от случайной гибели. Иначе говоря, его должны хранить, даже не зная всего смысла, этого действия. Книги в знакомом нам и сегодня виде появились в XI веке. Значит, раньше она появиться не могла. Иначе бы не было соблюдено первое условие — незаметность. К XIV веку книги перестали быть редкостью, оставаясь ценностью. К этому времени они стали сосредотачиваться в монастырских библиотеках — значит, охрана еще надежнее: стены, стража. Теперь. На нашей книге нет никаких печатей, кроме печати бенедиктинского монастыря, откуда она была украдена генералом Фоксом или его поверенным. А монастырь основан в 1501 году. Это значит, что примерно в это время и произошло то, о чем я говорил.
Будь это иначе, и сигнал был бы иным. Во времена фараонов они построили бы пирамиду. Главное для сохранности — равновесие, равнодействие взаимоотвергающих сил. В данном случае — ценность я относительная привычность…
Он умолк. И только сейчас я увидел, как страшно он устал; Под глазами легли тяжелые тени. Дыхание было неровным.
— Вам надо отдохнуть, Дмитрий Степанович. Поздно уже.
Он не ответил, глядя прямо перед собой. Мне даже показалось, что он не слышит. Но он слышал.
— Вы правы. Но я еще не сказал всего.
— Может быть, завтра?
— Вы знаете, для человека моего возраста завтра иногда может оказаться никогда, — усмехнулся он через силу. — Но я недолго. Всего два слова. Я хочу просить вас взять эту 'книгу. Не для того, чтобы прочесть. Теперь я понял, что одному человеку это не под силу. Храните ее. Потом передайте дальше… Сигнал должен дойти… Feci quod potui, faciant meliora potentes*. (Я сделал все, что мог, пусть сделают больше те, кто сможет (лат.).)
Когда я пришел домой, меня ждал Коля Иванченко, секретарь райкома комсомола.
— Где тебя носит? Давай собирайся. На поезд как раз успеешь.
— Какой еще поезд?
— А сколько у нас поездов? В общем, ты собирайся, а я тебя в курс введу. Телефонограмма пришла из обкома, чтоб одного человека на семинар пропагандистов послать. Завтра утром начало. Как раз успеешь.
— А почему мне ехать? Больше некому?
— А почему не тебе? — набычился Коля.
Я понял, что спорить бесполезно. Да, собственно, почему бы и не поехать?
Три дня пролетели быстро. Днем я слушал лекции. А вечером в гостинице допоздна разглядывал цветастые страницы. Метод Холмса тут не подходил — его человечки хоть и были пляшущие, но стояли смирно. А тут эти круги, пятна, треугольники вились, как рой мошкары, снятый замедленной съемкой. Короче, тьма. И тут мне пришла мысль:
а не рассказать ли Леньке? Он как-никак кандидат каких-то там кибернетическо-математических наук. Может, подскажет какой-нибудь способ?
Семинар закончился. Сойдя с поезда, я решил по дороге домой зайти на толкучку. Бабки уже сидели со своими богатствами. Перебирая книги, я спросил:
— А Дмитрий Степанович не приходил?
— Да что ты, милый, его ж еще вчера схоронили…
Я шел домой, прижимая портфель, в котором лежала книга, его книга, которую он хранил и велел хранить мне…
Через неделю я получил письмо от Леньки, а еще через два дня он, как и обещал, ввалился ко , мне ранним утром.
— Чудак все-таки был этот дед, — сказал Ленька. — Ну где одному такую вещь разобрать. Отдай-ка ты ее мне, у нас знаешь, какие машины — в два дня любой орешек расщелкают…
Я отдал ему книгу. Под честное слово, что он сразу возвратит ее мне. Но ничего в два дня машины его не расщелкали. Из Ленькиных писем я знал, что сначала он «крутил» книжку после работы. Потом, когда его отругали за перерасход электроэнергии, он рассказал об этом на какой-то кафедре. Чем дальше, тем больше. Два дня превратились в два года. Ленькину самодеятельность сменила научная деятельность сначала группы из трех человек, потом пяти, пока, наконец, не была создана специальная лаборатория для расшифровки. И Ленька ее шеф. Правда, сама книга лежит в здоровенном сейфе — Ленька мне специально показывал, когда в прошлый раз я был у него. Берут ее только для особых экспериментов, а вообще всю ее переписали в память машины. Все это я хорошо знал — и вдруг эта Ленькина телеграмма.
2. Dum spiro spero (Пока дышу, надеюсь)
— Ну, вот, смотри,-сказал Ленька. Я приехал вчера поздно. И Ленька за полночь рассказывал про какого-то Петьку Вихрова, который придумал какие-то блоки, и эти блоки машинную память не то усиливают, не то увеличивают. И еще какие-то формулы он пытался мне втолковать. Но главное я понял, книжку расшифровали. И вот сейчас в лаборатории Ленька говорит:
— Смотри.
Тонкая пачка листков, отпечатанных на машинке. Это шрифт такой у здешних думающих машин.
— Ты не гляди, что такая тонкая получилась, — поспешно говорит Ленька. Там три четверти объема формулы занимали. Их отдельно. Потому что все равно непонятно. Решить мы их не можем. Значит, помочь тоже, — смущенно бормочет Ленька. — Сейчас знаешь, какая комиссия заседает.
Решают, что делать.
Я разглядываю громадные машины, потом тоненькую книжечку у себя на ладони.
— Но все-таки формулы формулами, а главное понятно. Они до такой штуки додумались! Читай, в общем…
Текст No 1.
«Большому Совету. 1473 год минус времени. В результате непредвиденных причин при проведении опыта, содержание которого будет понятно Совету из приведенных формул, произошла материализация участников опыта Рете и Цига на уровне 1473 года минус времени.
