Геннадий Гор - Изваяние
— Вам надо обсушиться, — сказал я девушке, показывая на мокрое платье, прилипшее к ее телу.
— Пустяки. Сейчас обсохнет. Скажите, когда вы в последний раз читали книгу?
— Полвека тому назад. Я даже помню название. Это был «Давид Копперфильд».
— Тогда книги состояли из слов, — сказала девушка.
— А из чего они состоят сейчас?
— Из времени. И ни из чего больше.
И опять небо заволоклось тучами. Прогремел гром. Искусственный Спиноза снова раскрыл свой зонтик.
— Скорее переверните страницу, — сказал он.
И страница (будем условно называть это страницей) перевернулась. А может, и началась новая глава.
Перед нами был утренний свежий и довольно приветливый мир.
Мой взгляд уперся в гору. Откуда появилась эта гора? Еще пять минут назад ее здесь не было. Но действие спешило. Кто-то невидимый и неслышимый расставлял декорации. Но кто, когда и как превратил эти декорации в природу? Кто оживил краски и дал всему запах?
Гора была синяя и прохладная, как облако. Между темных лиственниц и светлых берез, гремя, звеня, рокоча, уже спешила куда-то речка. Возле желто-зеленого мокрого камня стоял марал и, наклонив похожую на куст голову, пил. Может, и он тоже был в тайном сговоре с невидимым режиссером, постановщиком этой сказочной феерии-панорамы, как и эти лиственницы, и ирисы, и цветы маральника на скале, источавшие совершенно одуряющий запах?
Воздух был густ и сладок, как маралье молоко.
— Это было, есть или будет? — спросил я электрического Канта.
Красавец Стронг улыбнулся.
— Это было, — сказал он.
— Но если это было или будет, — возразил я, — почему же это длится?
— Здесь другой ритм у бытия, впрочем, и у сознания тоже, — сказал Стронг и показал пальцем на тропу.
Там уже стоял человек в дорожном плаще и приветливо мне улыбался.
Чем пристальнее я смотрел на него, тем больше мне казалось, что я где-то уже с ним встречался.
— Кто вы? — спросил я его.
— Пока еще никто, — ответил он.
— Как это понять?
— Не забегайте вперед. Дайте встать всему на свое место. Вы спешите?
— Ну, скажем, спешу.
— Спешить вам я все-таки не советую. Впереди ничего хорошего вас не ждет. Если хотите знать, вы попались в ловушку. Скажите, вы читали Новалиса?
— Нет, не читал.
— Я тоже не читал.
— Так зачем же вы спрашиваете?
— Чтобы знать, с кем имею дело.
Он стал пристально смотреть на меня. Затем он оглянулся и подмигнул. Еще раз оглянулся и еще раз подмигнул.
— Скажите, — вдруг выпалил я, — вы не в родстве с тем дорожным знаком, который предупредил меня о грозящей мне беде?
— Да, — ответил он тихо, — я тоже знак. Но я стал уже почти человеком. А вы из человека скоро превратитесь в символ. — Он рассмеялся. — Не огорчайтесь. Возможно, я только шучу. Но вам не следовало заказывать эту книгу, если вы хотите остаться самим собой.
— Кто вы?
— Вы уже задавали мне этот бестактный вопрос.
— Но вы не ответили мне. Почему-то не ответили. Кто вы?
— Я знак.
— Что это такое?
— Не задавайте наивных вопросов. Вы не ребенок.
— Видите ли… Я долго отсутствовал. Был на звездах. Во время моего отсутствия на Земле что-то произошло. От меня почему-то это скрывают. До меня мельком как-то донеслось, что в человеческое сознание вторглась чужая мысль… Это правда?
— Пока умолчим. Меня никто не уполномочил выдавать тайны, для которых вы еще не созрели.
— А когда же я созрею?
Он рассмеялся. И его манера смеяться показалась мне знакомой. Кого же он напоминал?
Я стал мысленно перебирать в уме и памяти всех своих знакомых. Это была своего рода игра. Я забавлял себя этой игрой еще там, в вакуумах Вселенной, наедине с самим с собой и ужасным молчанием не пожелавшего облечь себя в предметы бесформенного и безвременного мира. Я взывал к своему прошлому, принимая его за точку опоры. Я искал самого себя, словно сомневался в собственном существовании.
Сейчас я стоял в живом и прелестном лесу, наполненном запахами, шорохами, птичьим свистом, звоном бившейся о камни горной реки. Н все-таки я нуждался в точке опоры.
— Не находите ли вы, что я похож на вас? — спросил меня незнакомец.
Да, теперь и я заметил это сходство.
— Ну и что ж. Мне приходилось встречать людей, похожих на меня. Правда, это случалось не часто. И я бы не сказал, что меня это чрезвычайно радовало или забавляло. Меня это всегда ставило в тупик. Люди охотно допускают повторение и подобие всего — вещей, событий, лиц. Но…
— Не договаривайте. Мне все понятно. Моя схожесть с вами должна противоречить логике.
— Логика тут ни при чем, — возразил я, — тут скорее дело в чувствах. Нет ничего страшнее, как увидеть самого себя и вдруг почувствовать, что это только подобие, игра случая…
— Игра случая, — перебил он меня, — вы выразились довольно точно. Случай не раз будет играть с вами, коли уж вас угораздило попасть в мир знаков.
— Как это называется, то, о чем вы сейчас говорите?
— Никак.
— Вот тоже. Что называется, объяснили.
— Все предпочитают это никак не называть. Для всего этого еще не нашли названия. Впервые человеческий знак — эта почти ребячья филологическая страсть к называнию — оказался, в сущности, бессильным. У этого нет названья, потому что нет слова, способного уловить и передать его суть. Когда-то нечто отдаленно, очень отдаленно сходное называлось «чтением». Но увы! Вы не просто читатель, всегда способный оторваться от страницы и закрыть книгу. Попробуйте оторвитесь. Выйдите из мира, куда попали по собственной неосторожности. Нет, это вам не удастся, как не удавалось и другим. Сейчас вы тоже, в сущности, знак.
— Я знак?
— Докажите мне, что это не так.
— Но вокруг нас живой мир. Лес. Река. Вот я протянул руку и дотронулся до дерева. Это береза. Такая береза не может быть ни в книге, ни во сне.
— Ну ладно. Вы меня почти убедили. И вы — не знак, и я не знак. Мы обыкновенные люди, попавшие в необыкновенные обстоятельства. Но от этого нам с вами не станет легче. Переверните страницу.
— Я не вижу никакой страницы.
— Мысленно переверните. Вам не хочется? Но вот она уже сама перевернулась.
Между тем декорации сменились. Вместо синего неба и такой же прозрачной реки, затененной лиственницами, я и мой странный собеседник оказались окруженными сырыми толстыми стенами, в душной полутьме.
— Где мы? — спросил я своего собеседника.
— В томской тюрьме. Сейчас тысяча девятьсот девятнадцатый год. Нас с вами подозревают в нелегальной связи с красным партизанским отрядом Лубкова.
