Александр Громов - Ребус-фактор
– А ведь недурно, а? Воздух почти нормальный, и тяжесть совершенно земная…
– Сто два процента земной, – отозвался первый.
– Вот я и говорю: норма, почти комфорт…
– Зато жарко. Впрочем, сейчас полдень да еще лето. Как-то тут зимними ночами будет?
– Не замерзнут, Пит, – хмыкнул Марк. – Растительность-то тропическая. Значит, зимы теплые. Райское местечко. Через год здесь будет десять миллионов колонистов.
Петр, которого Марк звал Питом, понимающе ухмыльнулся. Они уже год работали вместе и научились понимать друг друга с полуслова. Прежде они находили удовольствие в подколках: «Завидуешь небось колонистам, а?» – «Да ты что, сдурел?» – но эти шуточки давно надоели. Лучше как следует смотреть по сторонам, чем зубоскалить. Первопроходец дорожит своим местом и не хочет, чтобы его списали в инструкторы. Управлять толпой первопоселенцев, сбивать бестолковое двуногое стадо в хоть какое-то подобие осажденного – именно осажденного! – лагеря, строить временные жилища и колючие ограды, вести осторожную разведку, терять людей, получая взамен крупицы бесценного нового опыта, бороться с эпидемиями, хищниками и глупцами, наказывать нерадивых, приобретая врагов, и медленно, но верно раздвигать, раздвигать границы лагеря – до водоема, до гор, до рудных месторождений и так далее, пока не появится уверенность: этой планете уже не стряхнуть с себя людей. Не романтика, а рутина. Что увлекательного в такой работе? Но так уже было, так еще будет.
Живи Марк и Петр в те времена, когда экспансия человечества в Галактику казалась далекой туманной перспективой, кто-нибудь из них, возможно, пошутил бы: «Люди нужны для того, чтобы правительства не знали, что с ними делать». В те годы Земля задыхалась от перенаселения, и никакие лунные и марсианские колонии не могли решить проблему. Но уже более полутора веков динамика роста населения Земли оставалась устойчиво отрицательной. Один, максимум два ребенка в семье. Часто – ни одного. К чему рожать детей, если старость и так обеспечена?
История человечества полна парадоксов. Вот еще один: галактическая экспансия началась лишь тогда, когда население Земли и без того уменьшилось с девятнадцати до семи миллиардов человек. Быть может, кому-то в голову пришла тривиальная, но пугающая мысль: мало-помалу человечество может просто-напросто вымереть естественным порядком, так и не выйдя за пределы родной системы. Может, и так, но вряд ли. Скорее все-таки Объединенным правительством Земли руководили более прагматичные соображения. Поискать, нет ли в иных мирах чего ценного для Земли. Раздвинуть границы познания, что часто бывает полезно, хотя заранее не скажешь, как именно. А заодно сплавить с Земли балласт – ведь в семи миллиардах людей его почти так же много, как в девятнадцати. Балласта заведомо не бывает лишь в одном случае: когда человек на планете один-одинешенек.
Петр и Марк удалялись от Врат медленно, готовые чуть что открыть пальбу и, если не поможет, стремглав кинуться назад, в мерцающее лиловое сияние. Джунгли стояли зеленой стеной, окружали со всех сторон, давили на сознание. Буй, превратившийся теперь во Врата, мог бы выжечь площадку и километрового радиуса, но он был послушен программе, а программисты знали свою работу. Джунгли на землеподобных планетах всегда опасны, но их ближайшая перспектива – стать источником стройматериалов для первого поселка на этой планете. Нет нужды заставлять колонистов таскать лес-кругляк издалека – им и без того будет чем заняться.
В лесу было прохладно, темновато и очень тихо. Высоко над головой огромные деревья смыкали плотные кроны, и ни один прямой солнечный луч не мог пробиться к мягкой лесной подстилке. Остро и вкусно пахло прелью, невиданными цветами, чуждой, но похожей жизнью, но дыхательные маски не пропускали запахов. Если бы атмосфера была ядовита, сработали бы датчики хемоанализаторов, а безвредные воздушные примеси не интересовали первопроходцев. Куда важнее было следить за кронами – не свалится ли на голову какая-нибудь хищная нечисть? И если начнет валиться, успеть сбить ее еще в полете.
– Вроде тихо, – проговорил тот, кого звали Петром.
– Вроде тихо, – согласился кто-то рядом, причем тем же голосом.
Моментально присев, Петр сделал быстрый оборот. Никого.
– Ты слышал? – шепотом спросил он.
– Угу.
– Кто бы это мог быть?
– На стволе справа от тебя.
Безглазое и безногое существо, прилепившееся к коре, напоминало голого слизня длиною с предплечье взрослого мужчины. Петр брезгливо потыкал его стволом.
– Мерзость какая…
– Мерзость какая… – самокритично согласился слизень.
– Тьфу. Вроде попугая.
– Тьфу. Вроде попугая, – поддакнул слизень.
– Попка дурак!
– Попка дурак!
Если бы враждебные силы планеты готовили расправу над двумя пришельцами из другого мира, они не могли бы выбрать лучшего момента для нападения. Но ничего не произошло. Лишь кто-то мелкий прошелестел крыльями высоко над головами – не то птица, не то крылатая ящерица, не то крупное насекомое. Часовая прогулка по лесу принесла первопроходцам приятное разочарование – никто не напал и не пытался напасть. Правда, кто-то возился высоко в ветвях, и один раз Марк с Петром не сошлись во мнениях касательно одной вдавлины в почве – след ли это крупного хищника? В целом же планета в этом месте казалась не опаснее африканских дождевых лесов или амазонской сельвы.
– Курорт, – вынес вердикт Петр.
– Вполне пристойный мир, – согласился Марк. – Можно запускать пробную партию.
– Что? А, пожалуй. Так и доложим.
Вернувшись к Вратам, они по очереди пролезли в сияние и исчезли, чтобы никогда больше не появиться на этой планете, уже числящейся под цифро-буквенным индексом в реестре Управления эмиграции, но еще не получившей собственного имени. Давать планетам имена – привилегия не первопроходцев, а первопоселенцев. Хотя бы потому, что им здесь жить, им воевать с планетой и гнуть ее под себя, им терять людей, дорого приобретая бесценный опыт. А еще потому, что они уже не земляне.
Часть первая
Школьник
Глава 1
Чего я не терплю, так это музыку и землеведение. Не будь этих предметов, ходить в школу не было бы для меня таким наказанием. Музыка хуже всего. Когда-то я без лишних слов лез в драку, если мне говорили, что у меня нет слуха и что мне толстопят оба уха оттоптал. То есть, конечно, я кидался на обидчика лишь в том случае, если им не была наша училка дама Фарбергам. И за буйство не раз имел «неуд» по поведению. Потом драться мне надоело, и я по совету матери стал просто-напросто игнорировать подколки недругов. Ну нету у меня чего-то, и что теперь – повеситься? Нет уж, пусть от этого вешается кто другой, а я пас. В конце концов от меня отстали все, кроме этой дуры Фарбергам. Она отстать не может. Наш народ, видите ли, исстари отличался певучестью, поскольку наши предки, пересекая необозримые степи в центре Большого материка, пели в пути, чтобы чем-то себя занять, и на привалах тоже пели, отчего проникались чувством единения людей перед лицом враждебной природы. Допустим, так оно и было, но я-то разве предок? Я потомок первых колонистов, причем потомок далекий. В музыканты не набиваюсь, в певцы тоже и ничего не имею против того, что дама Фарбергам не ставит меня в хор, а если и делает это во время какой-нибудь инспекции, то помещает меня в заднем ряду и велит только разевать рот, но ни в коем случае не издавать ни звука. Я так и делаю, чего ж ей еще надо? Нет, при каждом удобном случае она норовит унизить меня только за то, что я могу драть глотку как угодно, но только не по ее идиотским нотам.
