Николай Дубов - Колесо Фортуны
- Так раньше только баре да купцы ездили скрозь самовар на природу любоваться. Хотя, правду сказать, самовар - самоваром, а налегали больше на водочку...
- Этого добра там тоже хватает, - сказал Иван Опанасович, махнув рукой в сторону машины.
Дед крякнул и заметно оживился.
- Самовар имеется, самовар налицо, только без Катри нельзя, она всему имуществу командир.
Катря появилась в дверях, и лицо ее не предвещало ничего хорошего. Не дослушав Ивана Опанасовича, она без обиняков сообщила, что все они посказились [Спятили (укр.)]. Люди добрые, которые делом заняты и работящие, спать ложатся, а их, бездельников, на ночь глядя, черти на реку несут. Чего доброго, и ее лайдак, бесстыжие его очи, вместе с ними ладится...
- Не, Катря, - поспешно сказал дед Харлампий, - я не поеду. Не поеду, и все! Не хочу!
Он хорошо знал, что делал, - Катря взвилась.
А кто его спрашивает, чего он хочет или не хочет?
Кто будет отвечать, если эти шалопуты самовар распаяют? Они его будут лудить, что ли? Раньше хоть цыгане лудильщики были, а теперь что? Его стариковскими соплями лудить? Поедет без всяких разговоров и пускай смотрит, а если что, она этот клятый самовар самолично разобьет об его лысую голову... А это еще что за пугало огородное?
Привлеченный шумной беседой, мистер Ган выкарабкался из "козла", подошел и, покачиваясь, с любопытством уставился на бушующую Катрю.
Вот такой у них американец? Пускай лучше ей не брешут, все одно не поверит! Да у нас такие голодранцы раньше под церквей с протянутой рукой стояли... А если он богатый, так какого черта, прости господи, босяка из себя строит? Ишь выпучил зенки, вроде и человек, а сам, как баран, ничего не понимает...
Мистер Ган невпопад радостно осклабился и закивал.
- Ишь оскалился - рад-радешенек... А чему радоваться? Шильями их там в зад колют, что ли, чего их сюда нелегкая несет? Мало своих шалопутов, бездельников шатается, теперь еще американцы заявились...
Дед Харлампий проскользнул мимо ругающейся супруги в хату, вынес самовар.
- Воды-то припасем? - спросил он председателя колхоза.
- Так, а зачем? К реке поедем...
- Теперь из той реки только коровам пить...
Дед проворно вытащил из колодца бадейку свежей воды, налил доверху самовар, отчего блестящие латунные бока его сразу запотели, заслезились.
- Good-bye, my fair lady! [Прощайте, моя прекрасная леди! (англ.)] сказал американец тетке Катре, сделал ручкой и выхватил у деда самовар.
- Куда? Уронишь, окаянный! - закричала тетка Катря.
Дед попытался отобрать самовар, но пальцы американца оказались железными, он легко отстранил деда и на вытянутых руках понес самовар к машине.
- Осподи! Самое главное чуть не забыл! - спохватился дед, метнулся в сени и вынес мятый порыжелый отопок сапога.
- Это зачем? - спросил секретарь исполкома.
- При самоваре самый главный инструмент! - умащиваясь в машине, сказал дед. - В трубу-то что, из-под носу фукать будешь? Так он до ночи не закипит, а скрозь сапог - в два счета... Ты гляди-ка, понимает! - удивился он, оглянувшись на мистера Гана. Тот поместил самовар между коленями, но не поставил на пол, отчего на ходу расплескалась бы половина воды, а держал за ручки на весу.
Сосновые шишки и рыжий отопыш в опытных руках деда Харлампия моментально сделали свое дело, самовар запел, зашумел, даже зафыркал кипятком. Однако, как и предвидел дед, служил он как бы декорацией, а налегали главным образом на оставшуюся после обеда "Столичную". Перепало, разумеется, и самоварному специалисту, отчего дед Харлампий, и без того видевший в жизни больше поводов для смеха, чем для трагедий, стал бесстрашно смотреть даже на предстоящую после выпивки встречу со своей Катрей.
А мистер Ган впал в лирическое настроение, или у него вспыхнули недавние московские впечатления, и он начал лопотать сначала совершенно невнятное - "Мосееф... деффки... берозка..- деффки", - потом, наконец, добрался до сути:
- Деффки - коро-вод... Давай, давай, а? Калинкамалинка... Do you understand? [Вы понимаете? (англ.)] Коро-вод...
- Как же, счас! - насмешливо сказал Головань. - Наши девки коров водят, это верно, а вот хороводы для тебя - долго ждать придется...
Мистер Ган внезапно поднялся и через кусты двинулся к Соколу.
- Куда его черт понес? - встревожился Иван Опанасович. - Еще в реку сверзится.
- Ничего, там мелко, - сказал Харлампий. - И может, человеку нужда какая приспичила... Он кто ж таков, капиталист или так себе, житель?
- Кто его знает, - сказал секретарь исполкома. - Переводчик говорил бизьнесьмен. У них все бизьнесьмены. Хоть фабрику держит, хоть вшивую лавочку, а все одно считается бизьнесьмен...
От реки донеслись гулкое шлепанье по воде, плеск.
Потом мистер Ган громко заухал и радостно загоготал.
Эхо удесятерило гогот и громовыми раскатами обрушило на сидящих за скатертью.
- Ну, чисто леший! - засмеялся Харлампий. - А ведь, кажись, не молоденький. Голова-то, как лунь, седая.
- А у них не разберешь, - сказал Иван Опанасович. - Я на них в Германии, на Эльбе, насмотрелся. Хоть сорок, хоть шестьдесят. И седые, а все гладкие да розовые. А что? Жизнь спокойная, харчи хорошие.
С шумом, треском, словно через кусты ломилось стадо коров, мистер Ган вернулся к костру. Он широко развел руки и почти прокричал:
- Russia... It's just wonderful! [Россия. Это изумительно! (англ.)] Матушка-Рус!..
- Ну, положим, - сказал секретарь. - Никакая не "матушка", а Советская Социалистическая Республика.
Понятно?
Мистер Ган не понял или не захотел вступать в дискуссию.
- It's time to go home, - сказал он. - To bed [Пора идти домой. Спать (англ.)]. - Он приложил руку к щеке и сделал вид, что спит.
- Вот это верно, давно пора, - сказал Иван Опанасович.
Высадив деда с самоваром возле его хаты, они быстро проделали тот же кружной путь к Дому туриста, выгрузили корзину с посудой и мистера Гана. Бабиченко давно заступил на дежурство и теперь, закинув на плечо берданку, мрачно наблюдал, как американец, покачиваясь, побрел в дом.
Исполкомовский "козел" подвез обоих председателей до Ганышей и умчался в Чугуново. Председатели постояли минут пять, отдыхая, покурили.
- Ну как прием в теплой, дружественной обстановке? - сказал Головань.
- Не говори! - покрутил головой Иван Опанасович. - Хорошо - завтра уедет, а то так и спиться недолго...
- Ну, бывай. Надо хоть трошки поспать, а то мне скоро по бригадам...
Часов Бабиченко не имел, но по его расчету было около двух, когда американец в огненно-красной пижаме выбежал во двор и закричал:
- Hello, anyone here? [Есть здесь кто-нибудь? (англ.)] Эй!
На дежурстве Бабиченко всегда старался держаться в тени, чтобы его заметить было трудно, а он мог все наблюдать. Сейчас он на всякий случай еще немножко постоял в тени, потом вышел под свет фонаря.
