Орсон Скотт Кард - Эндер в изгнании
Моментально в ее голове обрисовался весь масштаб угроз, которым подвергается Эндер. Русские посчитают Эндера оружием, которое Америка обратит против них. То же подумают и китайцы: они решат, что Америка, вооруженная Эндером, может стать агрессивной и вновь вторгнется в китайскую зону влияния. И Россия, и Китай вздохнут с облегчением, если Эндер будет мертв. Хотя, разумеется, им пришлось бы обставить покушение так, словно его совершила какая-нибудь из террористических группировок. А это значит, что они не просто перечеркнут жизнь Эндера снайперским выстрелом, а, скорее всего, взорвут его школу.
«Нет-нет-нет, – одернула себя Вэл. – То, что такое сказал бы Демосфен, не означает, что ты должна так думать».
Тем не менее пробежавшие перед ее внутренним взором образы, как Эндера взрывают, или убивают выстрелом, или уничтожают каким-то другим способом… – она не могла выбросить из головы. И разве в этом не было бы определенной иронии, причем типично человеческой, – убить спасителя человечества? Что, разве в истории не было убийства Авраама Линкольна, Махатмы Ганди? Большинство людей просто не имеют ни малейшего представления о тех, кто их спасает. И тот факт, что Эндер совсем еще ребенок, не остановит убийц ни на секунду.
«Нет, он не может вернуться домой, – подумала Валентина. – Мама никогда не поймет этого, я не смогу сказать ей это, но… Даже если его не намереваются убить, какой будет его жизнь здесь? Эндер никогда не искал славы или высокого общественного статуса, и тем не менее каждый его шаг будет заснят, зафиксирован. Люди станут комментировать все, от прически („Проголосуйте! Нравится вам или вы такое терпеть не можете?“) до выбора предметов в школе („Кем станет наш герой, когда вырастет? Голосуйте, к какой карьере, по вашему мнению, должен готовиться Тот Самый Виггин!“)».
Кошмар! Это не будет возвращением домой. И семья в любом случае не смогла бы вернуть Эндера домой. Того дома, который он оставил, больше не существует. Ребенка, которого забрали из того дома, тоже больше нет. Когда Эндер появлялся здесь последний раз – еще и года не прошло, – Вэл поехала на озеро и провела с ним те памятные несколько часов, тогда ее брат выглядел… постаревшим. Он шутил временами, да, но уже тогда на его плечи легла тяжесть целого мира. Теперь этот груз снят, но полностью распрямиться Эндеру не дано – эти события оставили на нем неизгладимый след. И они разнесут его жизнь в пух и прах.
Детство кончилось. Точка. Эндеру не суждено было вырасти в доме отца и матери. Он уже юноша – если принять во внимание возраст и гормоны – и совершенно взрослый по праву той ответственности, которая была на него возложена.
«Если школа кажется бессмысленной мне, какой она будет для Эндера?»
Уже завершая свое эссе о необходимости нейтрализации ядерного арсенала русских и взвешивая цену поражения, Валентина начала продумывать про себя план другого эссе – того, которое бы объяснило, почему Эндера Виггина не следует возвращать на Землю: потому что это сделает его мишенью для каждого психа, шпиона, папарацци или киллера. И нормальная жизнь будет для него невозможна.
Однако второе эссе Валентина не написала. Знала, что возникнет огромная проблема: Питер не допустит.
Ибо Питер уже составил свои планы. Его онлайн-персонаж, Локк, уже начал готовиться к возвращению Эндера домой. Валентине было очевидно, что по возвращении Эндера Питер намерен выйти на свет из-под псевдонима Локка и заявить о себе… То есть преподнести миру реального человека, составившего условия перемирия между Варшавским договором и Международным флотом, – перемирия, которое до сих пор в силе. Питер намеревался получить дивиденды от славы Эндера. Эндер спас человеческую расу от нашествия жукеров, а его старший брат Питер спас мир от гражданской войны как последствия победы Эндера. Дважды герои!
Эндер возненавидит свою популярность. А Питер настолько сильно ее алчет, что постарается отхватить от славы Эндера столько, сколько получится.
«О, Питер никогда этого не признает, – думала Валентина. – Питер приведет великое множество доводов, что все это делается в интересах самого Эндера. Возможно, тех самых, которые приходят и мне на ум. И в этом случае поступлю ли я так же, как Питер? Мои возражения против возвращения Эндера домой – выдвинула ли я их лишь потому, что на самом деле не хочу его здесь видеть?»
При одной мысли об этом ее захлестнула такая волна эмоций, что она разрыдалась. Валентина хотела, чтобы Эндер вернулся. И хотя понимала, что это невозможно и полковник Графф прав, она всем сердцем жаждала увидеть своего маленького братика, которого у нее отобрали.
«Все эти годы, проведенные с ненавистным братом… а теперь я делаю все, чтобы любимого брата держать подальше от…
От себя? Нет, мне не нужно держать его подальше от себя. Я ненавижу школу, ненавижу свою жизнь здесь, я ненавижу-ненавижу-ненавижу быть марионеткой в руках Питера. Так зачем мне оставаться? Почему бы мне не отправиться в космос, к Эндеру? Хотя бы ненадолго. У него нет никого ближе меня. И я единственная, кто видел его за последние семь лет. И раз уж он не может вернуться домой, немножко дома – я – может прийти к нему!»
Главное теперь – убедить Питера, что возвращение Эндера на Землю не в его интересах, и сделать это так, чтобы Питер не понял, что она пытается им манипулировать.
От этой мысли она почувствовала слабость: манипулировать Питером совсем не просто. Он видит все насквозь. Поэтому ей придется вести себя довольно искренне и действовать прямо… но при этом осуществить все это с настолько «незаметными» нотками смирения, серьезности, бесстрастия и… чего там еще… чтобы Питер смог отбросить снисходительность к ее высказываниям и решить, что с самого начала сам так думал, и…
«А каков настоящий мотив моего желания свалить с планеты? Он имеет отношение к Эндеру или заключается в том, что я сама хочу освободиться?»
И то и другое. Да, обе причины. И я скажу Эндеру правду: я не стала бы жертвовать всем лишь ради того, чтобы быть с ним. Я бы отправилась в космос – с ним или без него, – лишь бы не оставаться здесь. Без него и с ноющей пустотой. С ним – и с болью видеть его несчастную поломанную жизнь.
Вэл взялась за письмо в адрес полковника Граффа. Мать настолько беспечна, что не скрыла адрес Граффа. Это едва ли не нарушение режима секретности. Иногда мама такая бесхитростная! Будь она офицером МФ, ее бы давным-давно разжаловали.
В этот день за ужином мать без умолку тараторила о предстоящем возвращении Эндера. Питер слушал ее вполуха, потому что она, конечно же, ни на миллиметр не заглядывала дальше своих сентиментальных кудахтаний о «потерянном мальчике, возвращающемся в родное гнездышко». В отличие от нее, Питер понимал: возвращение Эндера будет сопряжено с серьезными сложностями. Нужно столько всего подготовить – и отнюдь не эту дурацкую спальню. Если бы потребовалось, Питер отдал бы Эндеру свою кровать, – но сейчас важно то, что на краткий промежуток времени Эндеру предстоит оказаться в фокусе внимания всей планеты, и именно в этот момент Локк сбросит маску и положит конец домыслам о личности «великого благодетеля человечества, который из скромности хранит инкогнито и потому лишь не может получить безусловно заслуженную им Нобелевскую премию мира за то, что положил конец последней войне в истории человечества».
Эти слова принадлежали, пожалуй, излишне сентиментальному фанату Локка – и так уж вышло, что фанат этот был главой оппозиционной партии в Великобритании. Было бы наивно даже на секунду предположить, что спонтанная попытка Варшавского договора одержать верх над МФ – «последняя война». Есть лишь один путь к тому, чтобы война стала «последней», а именно объединить Землю под эффективным, сильным, но популярным лидером.
И есть хороший способ найти этого лидера – узреть его на видео, стоящего позади великого Эндера Виггина, возложившего длань на плечо героя, поскольку – кого это удивит? – «Дитя Войны» и «Человек Мира» являются братьями!..
А теперь какую-то чепуху понес отец. Сейчас его слова были обращены прямо к Питеру, поэтому пришлось тому нацепить маску послушного сына и воспринимать речь отца внимательно, словно это было для него важным.
– Питер, я всерьез считаю, что тебе следует заняться выбранной карьерой до того, как твой брат вернется.
– С чего вдруг? – спросил Питер.
– О, вот только не надо изображать наивность. Ты что, не понимаешь, что брат Эндера Виггина может поступить в любой колледж, в какой только захочет?
Отец произнес эти слова с таким видом, будто это самое умное из всего сказанного человеком, который еще не обожествлен сенатом Рима, не канонизирован Ватиканом… ну и что там еще полагается. Отцу, похоже, и в голову не могло прийти, что отличные оценки Питера и его идеальные результаты на вступительных тестах колледжей сами по себе позволят ему поступить куда угодно. Питеру не нужно примазываться к славе брата. Но нет – в глазах отца все хорошее в жизни Питера проистекает только от Эндера. Эндер, Эндер, Эндер, Эндер – что за идиотское имя!
