Кир Булычев - Операция «Гадюка»
Именно когда подумаешь о таком, начинаются новые неприятности.
Трамвай остановился на углу большой улицы. В него вошли два парня, у одного на груди — бляха.
— Прошу приготовить билеты, — сказал он.
Второй быстро прошел в другой конец вагона, чтобы отрезать путь к отступлению безбилетникам.
— Все, нам кранты, — сказала женщина. — Теперь держись за меня, не пропадешь.
— Ваш билет? — контролер приближался к ним.
Второй подошел к женщине и Егору.
— Ваш билет, — сказал он, не глядя на пассажиров.
— Может, лучше бутылки купишь? — спросила женщина. — Бутылки хорошие, отечественные. А то мне далеко ехать до ларька.
— А пошла ты, Верка, — сказал контролер.
— Парень со мной, — сказала женщина. — Любовник.
— А где Емельян?
— Емельян в отлучке, — сказала женщина и громко засмеялась.
— Триппером заразила? — спросил контролер и не получил ответа.
Контролеры сошли с трамвая.
— Хорошие ребята, — сказала женщина. — Только хамье. Ты не слушай про триппер. Емелю дружки порезали. Из-за пустяков — лишний помойный ящик заказал. Представляешь?
Егор сообразил, что она очень молода. Кожа на лице красная, огрубевшая, а зубы целые, губы пухлые — она еще не стала развалиной. И белки глаз пока еще не красные, а белые, нормальные, с голубыми кружочками зрачков.
— Чего уставился? — заявила Вера и вдруг засмеялась. — Понимаешь, я же не думала, что мы с тобой подружимся, и твоих биографических данных не спросила. Как тебя зовут и где ты бедствуешь?
— Егор.
— Такого имени нет.
— Полное имя Георгий, — сказал Егор. — Георгий Чехонин.
— И паспорта нет?
— И паспорт есть.
— А где ночевать будешь?
— Мне на поезд надо, в Бологое.
— Что там делать будешь, попса ты моя наивная? Тебя что, жизнь еще мало била? Оставайся в Питере. Будем вместе жить, не пропадем. Меня вся Нарвская знает. Верка-снайпер. Я нормальная баба, здоровая, ты не подозревай.
— У меня в Бологом важное дело, — сказал Егор.
— Я предложила, ты меня отринул, — сказала Вера громче, чем следовало, словно работала на публику.
К ним поворачивались головы.
— Брезгуешь? — спросила Вера.
— Нет, — сказал Егор. — Честное слово, мне это и в голову не приходило. Но у меня, ей-богу, важное дело в Бологом. От этого зависит жизнь многих людей.
— Цицерон! — воскликнула Вера. — И я должна ему верить.
— Как хочешь, — сказал Егор.
Воздух за окнами трамвая стал синим, желтые огни — так давно он их не видел! — зажглись в домах, загорелись фонари. Люди проходили черными силуэтами мимо витрин, приобретали объем и цвет, когда оказывались на фоне стены.
Огни отражались на крышах автомобилей.
Егору казалось, что город веселится, как Рио-де-Жанейро во время карнавала.
Впереди показалась площадь с высоким обелиском. Площадь была почти круглая и очень просторная. Справа виднелось здание Московского вокзала.
— Спасибо, — сказал Егор Вере, — я пошел.
— Мне тоже сходить, — сказала Верка.
Они сошли с трамвая и пошли к входу в метро.
— Простите, Вера, — сказал Егор. В конце концов, Вера была его единственной знакомой в Петербурге. — У вас не найдется телефонной карточки?
— Проблема, — вдруг развеселилась бомжиха. — Я люблю скоротать вечерок в телефоне-автомате, беседуя с подружкой Мэри в Лос-Анджелесе!
— Извините, — сказал Егор.
— А что, совсем денежек нет?
— Я спешил и не взял.
— И мог бы взять, врунишка мой?
— Мог бы и взять. Сколько угодно. Они же взяли.
— Кто это такие они? У тебя есть враги?
— Не столько у меня, как у всех нас.
— Меня включая?
— И вас.
— Значит, демократы и президент Клинтон.
Вера принялась смеяться. Она все делала преувеличенно, громко и даже вызывающе.
— Значит, тебе карточка нужна?
— Мне надо позвонить в Москву.
— Только не произноси передо мной слова «правоохранительные органы». Если половые органы — пожалуйста, а если правоохранительные, я тебя убью.
— Я не из милиции, — сказал Егор.
— Что же, у меня глаз нет, что ли? Конечно, ты не из милиции, я думаю, ты краденый.
— Как так?
— Тебя украли, чтобы насолить твоему папаше-депутату. А твой папаша им говорит — режьте сына, бейте, убивайте, но бабок от меня вы не увидите. Вот они и держали тебя в подвале, казнили и убивали, а потом плюнули и отправили тебя куда глаза глядят.
— Очень интересно, — сказал Егор и подумал, что при всей нелепости этой версии она была не так уж далека от действительности.
— Мне нужно две минуты…
И он тут же замолк.
Не нужна ему телефонная карта. Просто мозг его настолько ослаб, что выкинул из себя нужные факты: у него же нет домашнего телефона Гарика, а в Институт экспертизы он сможет позвонить только завтра. А завтра он может оказаться так далеко от Петербурга и от телефона…
— Черт побери…
— Опять что-то не так? — спросила участливо Вера.
— Мне нужен билет до Бологого.
— Переночуешь у меня, получишь завтра билет.
Егор спросил:
— А где вход в вокзал?
— Здесь много входов.
— А где кассы?
— С той стороны… Да что я тут с тобой расселась! Иди занимайся своими проблемами, а меня оставь в покое.
Но никуда Верка-снайпер не ушла.
— Вы хотели купить мои часы, — сказал Егор. — Хорошие часы, «Сейко».
— Идут?
— Там, где я был, часы не идут, — сказал Егор.
— В любой зоне часы идут, — возразила Верка. — Может, батарейка кончилась? Покажи.
Егор снял часы. Он их не выбросил в том мире, потому что это был подарок отца, когда он получил аттестат.
Верка взяла часы, стала рассматривать, прочла — «Сейко», потом потянула за винтик, подвела стрелки.
— В порядке, — сказала она. — Идут.
— Не может быть!
— А ты погляди, зачем свои вещи унижаешь?
«Господи, — подумал Егор, — ну как сказать тебе, чтобы отодвинулась? У меня теперь такое обоняние — катастрофа».
Верка протянула Егору часы. Секундная стрелка двигалась толчками — по секунде толчок. Часы шли. Они возвратились домой, все вернулось для них на свои места. А вот для тебя, Егор, ничего не вернулось. Тебе здесь не жить. И Верка тебя, переоценивает. Если бы даже захотел отплатить ей за билеты или за телефонную карточку ночью любви — ничего бы прекрасная бомжиха не добилась от молодого джигита.
