Ираклий Вахтангишвили - Реальность фантастики №01-02 (65-66) 2009
А впрочем, это бред. Запуганная русская женщина, живущая в Узбекис-тане двадцать первого века, не смела бы даже мечтать о подобной жизни. Миллиарды людей тысячи лет умирали от голода и болезней, холода и ог-ня, мечей и пуль. И с моей стороны это – скотство, низость, подлость – не-навидеть информационно-синтетическое общество.
Ведь здесь смерти нет.
Здесь равенство и свобода, и в то же время абсолютная индивидуаль-ность каждого.
Здесь люди автономны. Здесь никто ни от кого не зависит. Никто нико-му и ничем не обязан. А от того – не нужен.
Я не нужен Санчес, а Санчес не нужна мне. И я никогда не поверю, что ее счастье искреннее.
А, плевать!
Я выключил воду, и, мокрый, распаренный, пошел в сетевую комнату. Синтезатор уже успокоился, и на столе лежал большой красный шар, под которым возникла лужа прозрачного сока. Но я не хочу есть арбуз, который никогда не был зернышком.
Я хочу уничтожить этот мир! Взорвать мою квартиру, и оказаться там, в Нас-тоящей Праге. Пускай больной и голый, пускай беззащитный. Но я хочу при-коснуться к настоящим камням, и вдохнуть настоящий, естественный воздух.
Сейчас я начну разрушать!
Холодная война прекрасна. Прекрасна уже потому, что здесь всегда есть хотя бы иллюзорные боль и страх. Палец на кнопке, глаз у прицела, мозг на-готове – любая секунда для этого мира может оказаться последней, и толь-ко на моей памяти ядерные войны здесь начинались четырнадцать раз.
Так… Вселяюсь в президента США.
Режим полного повиновения.
Приказ о начале ядерных бомбардировок Советского Союза. Вот так…
Пусть стрелы Свободы и Демократии поражают Москву и Ленинград, Прагу и Бухарест, Белград и Гавану, а вместе с ними – Пекин и Шанхай, Улан-Батор и Пхеньян. И пусть обратно летят стрелы Равенства и Спра-ведливости, и пусть горят в белом пламени Нью-Иорк и Чикаго, Париж и Лондон, Токио и Сеул, Бангкок и Гонконг. Не выживет никто.
Покончить с собой, уничтожив весь мир! А по сути – просто сорвать злобу.
Ну а когда я понимаю, что ракеты запущены, и что Конец Света не оста-новить, я пускаю пулю себе в лоб, и обсервером сажусь на крышу Эмпайр-Стейт-Билдинг – к подножью шпиля.
Сейчас я буду наслаждаться зрелищем краха цивилизации. Наслаждать-ся тем, что могло бы предотвратить синтетизм. Ведь эта война уничтожит все живое на Земле шесть с половиной раз. Да, только сначала надо замед-лить время стократно.
Итак, над Нью-Иорком возникает ракета. Крошечная черная точка, па-дающая из-за пределов атмосферы, оставляя за собой белый след. Навер-ное, ничего особенного, и снующие внизу ньюйоркцы даже и не заметят ее.
А потом на небе зажигается второе солнце, еще более яркое и прекрас-ное, чем первое. Я в этот момент ныряю в пропасть нью-йоркских улиц.
Что такое ядерный взрыв? Это мощность, эквивалентная мощности трех миллионов тонн тротила – подобной горой можно засыпать всю эту улицу. От одного только света воспламеняются углеводороды, а на стенах домов и асфальте навсегда отпечатываются тени. Наземный ядерный взрыв остав-ляет воронку глубиной триста метров, а воздушный убивает все живое на полторы сотни метров в глубь земли.
Первым земли достигает свет, и весь мир погружается в белое сияние. На деревьях обугливаются листья, на птицах – перья, на собаках – шерсть, а на людях – одежда и волосы. Глаза выгорают даже у тех, кто смотрел в этот момент в землю. Световая волна достигает земли моментально.
Полминуты моего времени, и доли секунды виртуального я жду, когда придет тепловая волна, и эта волна уничтожает все живое. Нет ни огня, ни дыма, ни предсмертных криков, но когда третья, ударная волна достигает земли, на нью-йоркских улицах стоят лишь обугленные скелеты.
Стоят потому, что кости еще не успели упасть.
И вот,наконец, ударная волна. Небоскребы Манхэттена нагибаются и клонятся к земле, как степная трава в грозовом порыве, а потом здания ру-шатся. Грандиозные башни по четыреста метров высотой странно деформи-руются, вытягиваются, как будто разжижаясь, и превращаются в струи пы-ли, которую ударная волна уже разносит над Атлантическим океаном. Че-рез несколько секунд здесь не останется ничего.
Но я не хочу.
Когда волна уже почти коснулась земли, почти обратила в песок мосто-вые, я перехожу в мат-онлайн.
Спустя неделю виртуального времени я лежал на дне бездонной ворон-ки, некогда называвшейся «Каир», и смотрел то на остовы Египетских пи-рамид, почти не пострадавшие от взрыва, то на затянутое пылью небо.
Земля мертва. Земля уже остыла. На Земле нет ничего живого, и только юзеры самозабвенно изображают радиационных мутантов в за-сохшей сельве.
Я сорвал злобу. Я уничтожил весь мир лишь для того, чтобы мне стало легче. И как – стало ли? Стало ли? Стало ли?!
Ни на секунду… Мое бешенство только злей. Я помню, чем закончился погром в Самарканде: «Все несохраненные данные будут при этом утеря-ны». Как бы их сохранить! Но нет. Через пять или семь часов вновь здесь начнут сновать потертые машины, вновь начнут что-то кричать арабы в бе-лых галабеях, вновь тупые туристы из всех стран мира будут с остервенени-ем жать на кнопки фотоаппаратов, указывая пальцами на верхушки Египе-тских пирамид, и восхищаться дыханием «вечной пустыни»…
Я не в силах сломать этот свет. Я просто не в силах… Шестикратно унич-тожить жизнь на Земле – это не катастрофа. И то, что я сделал только что, делается как минимум в пятнадцатый раз.
Проклятие…
– Аури !
Я и не заметил, как закрыл глаза, а теперь, разомкнув веки, увидел Сан-чес, как всегда самодовольную и капризную, уверенную и бесстрашную. Санчес висела надо мной, глядя вниз – мне в лицо.
– Что тебе надо?
Аури, да что ты, прямо? Вчера Самарканд погромил, сегодня весь мир. Завтра, того и гляди, хакнешь Систему.
– Я бы с радостью. Если бы я умел…
Слава Богу, что ты не умеешь, – засмеялась Санчес, – слушай, Аури, тебе надо что-то делать. Сходи к психологу! Фрейд, или Юнг, или Фромм – примут. Или лети на Тибет, учись искусству медитации, осво-бождению души. Или…
Да пошла ты! заорал я, вскакивая, и попытался ткнуть Санчес кула-ком в живот, но она без труда уклонилась, отбив мою руку ногой.
– Да что ты нервничаешь, Аури? ! Все ведь нормально, а? – она перевер-нулась, и села на дно воронки рядом со мной.
– Что тебе?
– Аури, я от тебя ведь не отстану! Давай-ка лучше расскажи мне, что тебя тревожит. Неужели ты так бесишься от того, что тебе не нравится наш мир?
Ты не поймешь.
– Да все я пойму, Аури! Рассказывай!
– Нет, ты не поймешь. Потому что если бы ты могла понять, ты бы по-няла меня сразу.
Да брось.
