Ираклий Вахтангишвили - Реальность фантастики №01-02 (65-66) 2009
А теперь я шел по базарным улицам за руку с Санчес. В немат-онлайн-уж конечно, за подобный внешний вид в Самарканде ее бы побили камнями.
– Слушай, Аури, а вот ты умный – может быть, знаешь?
– Что знаю? не понял я.
– Вот слушай, Аури, я тут гуляла недавно по Сан-Паулу двадцать второ-го века, и вдруг увидела вывеску: «Молельный дом технотеистов». Ты не знаешь, кто они такие?
– Зашла бы – и узнала.
– Что-то я не догадалась. И ты сам не знаешь?
– Нет… Сектанты какие-то. Что-то от христианства или иудаизма. В об-щем, не помню – надо будет узнать. Может, сходим туда посмотреть. Сло-вом, не спрашивай…
– Да я вот не знаю… Технотеисты эти появились только в двадцать вто-ром веке. Скажем, в конце двадцать первого я их еще не видела. Вот я и не знаю, кто такие.
– Мы вообще в двадцать второй век редко ходим. Я даже не знаю, что там. Какие-то города, небоскребы по пятьсот этажей, токамаки в каждой стране. Нищеты нет вообще, все сыты и довольны, и только державы про-тивостоят друг другу.
– Исламстан и Китай, – вставила Санчес, – вот ты и оживился! Ты, ви-дать, турист по складу характера. Поехали в двадцать второй век! Год этак в 2154? А?
– Пробовал, – отмахнулся я, – нельзя там подняться выше 2133. Не знаю уж, почему.
– Как? – на лице Санчес нарисовалось явное удивление, – я думала… А в двадцать третий век что, тоже нельзя?
– Нет. Я пробовал. Отсылают в 2133 год.
– Обидно!
– И мне обидно. Много бы отдал, лишь бы посмотреть, как человечест-во дошло до такой жизни.
– Как возник синтетизм, ты имеешь в виду? Так это известно! Токамаки были – были. А я в 2125 году читала газету, где писали о том, что в лабора-торных условиях удалось синтезировать живую клетку, имея в качестве ис-ходного материала только атомы водорода и кислорода.
– Живую?
– Ну то есть как – живую… Мертвую, конечно! Они синтезировали мерт-вую клетку, но такую, будто она умерла бесконечно малый отрезок времени на-зад. Так что синтезаторы еще тогда зародились. Виртуальная реальность поя-вилась еще лет на сто раньше. Так что вполне логично считать – просто чело-вечество развивалось, развивалось, развивалось и родился синтетизм. А в итоге мы все получили общество бесконечного счастья и абсолютной свободы.
– Бред, – огрызнулся я, и почувствовал, что вновь завожусь. Санчес упоминает сегодня «абсолютную свободу», наверное, пятый раз, а я выхо-жу из себя при мысли, что она называет «свободой» жизнь в ящике пять на пять метров! И снова мне показалось, что моя рука обращается в танковую башню, – бред, – повторил я, стискивая зубы.
– Ничего не бред! – запротестовала Санчес.
– Бред! – уже крикнул я, вскинув голову, и замолчал: навстречу нам по улице двигалась огромная, ослепительно белая процессия, оказавшаяся ханской свитой, в центре которой, на высоком помосте под балдахином, восседал и сам хан миниатюрный человек с маской презрения, застыв-шей на монгольском лице, и узкими, холодными, но в то же время огненны-ми глазами – «железный хромец» Тимур Ленг.
– Да почему? – Санчес дернула меня за рукав, и мы встали у стены.
Потому, что наше общество это не «общество бесконечного счастья и абсолютной свободы», а общество бесконечных иллюзий и абсолютного одиночества, и вот сейчас мне кажется, что эти азиаты, которым стражник через пять минут посрубает головы – они гораздо счастливее нас.
Да что ты за ерунду понес?! воскликнула Санчес, а я, бросив на нее взгляд, сам удивился недоумению, возникшему на ее широком лице, – как они могут быть счастливее, если сейчас их затопчут кони? Или если их пустят по миру, и они перемрут от голода? Да ты сегодня, я погляжу, крепко не в себе.
А потому что нечего мне про абсолютное счастье. И если я…
В это время мимо потянулась белая свита, и перед моим лицом один за другим проплывали тюрбаны с орлиными перьями, хлопали белые пла-щи, вздувались мускулы на ногах лошадей. Мимо меня десяток славян уже несли помост Тамерлана, и вдруг, не знаю уж, от чего, мои нервы не выдержали.
Все произошло за секунду виртуального и пару минут реального времени.
Сначала пауза. Весь мир, и даже Санчес, замирает. Вызов меню проз-рачный квадрат перед самым лицом, и курсор, который я вожу глазами.
«Настройки озера». Так… Номер – не надо. Имя: Аурелиано, Изгой, Мрачный, Кепервеем. Не то. Снаряжение – уже лучше. Навыки – тоже уже лучше. Пусть в моей руке будет пистолет, и пусть пуля в этом пистоле-те будет самонаводящейся.
Снять с паузы. Выйти в мат-онлайн.
Разом все те в белой свите, кто могли меня видеть, повернули в мою сто-рону головы. Я вскинул руку со скорострельным «Узи», навел прицел меж-ду глаз Тамерлана, и молча нажал на курок. Пистолет затрещал, и люди в свите бросились в разные стороны. Славяне не были исключением, и по-мост, зашатавшись, упал я увидел, что голова железного хромца разбита вдребезги, и белый плащ стоявшего рядом визиря в крови.
– Аури! – вскрикнула Санчес.
Пошла ты! снова пауза, и снова мат-онлайн. Но я больше не человек. Я танк Т-34, быстрый и неуязвимый. Стою посреди толпы, вращая башней. Вперед!
Я понесся по улице, видя, как исчезают люди под моим корпусом. Я не смотрел назад, но хорошо представлял, что там осталось. Улица делалась все уже, и мои борта высекали искры из глиняных стен, а ко мне приближа-лась глазурованная поверхность дворца Тамерлана.
Удар! Лучшие камни, какие только можно было найти в туркестанских пустынях, не выдержали столкновения с моим корпусом, и стена дворца на-чала проседать. Кирпичи, щебенка, куски глазури, балки из саксаула – все это сыпалось сверху, барабаня по моей обшивке. Я же развернул орудие, и увидел сверкнувшее мне в глаза белое солнце, а точнее, его отражение в го-лубом куполе Соборной мечети. Вот оно-то мне и нужно…
Орудие выдохнуло струю серого дыма, и я успел увидеть, как в поверх-ности купола отразился мой снаряд, а потом…
Купол покрылся сеткой черных трещин, как слегка надбитое яйцо, если его синтезировать в скорлупе, но пока еще это был только удар. Впрочем, взрыв не заставил себя долго ждать: внутри купола вспыхнуло черно-красное пламя, и синие черепки брызнули в стороны, разлетаясь над городски-ми крышами. Ну что, нравится? Нравится?!
Конечно, нравится! Мой танк исчез под грудой обломков дворца хромо-го Тимура, но моя злоба была гораздо сильнее упавших камней. Теперь я буду топить свою тоску не в крови, а в пламени.
Бесконечное счастье!? Как Санчес смеет говорить мне о счастье?! Как смеет она открывать рот, чтобы сказать такие слова?! Как смеет?!
Я не могу быть счастливым в том мире, где я никому не нужен. И уж тем более не могу быть счастлив в том мире, где я ни в ком не нуждаюсь.
