Людмила Фатеева - Знай свое место
Когда в кабинет просочилась нескладная долговязая фигура вечно смурного главного контролера, шеф спросил:
- Никаких подозрительных движений?
- Нет, шеф, агенты сообщают о полном соответствии инструкциям. Артуру можно верить. Если вы желаете более тщательной проверки, я усилю контроль. Сам займусь.
- Вот-вот, займись. О результатах докладывать мне лично. В любое время.
Оставшись один, шеф ткнул кнопку громкости на пульте. Давно не получал такого наслаждения от музыки. Парень далеко не дурак. А насколько реальные Миры рождаются в его голове! Может, это и есть то самое главное, ради чего стоит существовать? - некстати закралась подлая мыслишка. Шеф отогнал ее, как назойливую муху. Нет, парень молодец. Третья песня уже, а ни одной банальности. Название любопытное - "Zаппой", уж не в честь ли того так некстати умершего мексиканца с лицом Дьявола и душой Человека:
...Как она терялась,
Как она боялась
Ненавидела простую, но красивую извилистую Алкологику Ума...
Мои провалы
Не количество извилин
Считала следствием безмерного и странного влияния моих Полетов Наяву ...
Не пыталась ни понять,
Ни принять, ни простить
Не желала, не хотела, не терпела - ненавидела мои Цветные Сны...
Этот ритм против шерсти
Для семейной постели...
У него - Боже мой - опять... очередной... Zап-пой...
"Былое и думы" (Герцен, хит 1. Пролог)
1.
Тень Ирины
Я могла только догадываться, что мою душу не примут ни в одном мире: ни в светлом, ни в темном. И оказалась права. Теперь я могу запросто входить к Шуре, не тревожа его покой, слушать песни, входить в сны, предостерегая или советуя. Теперь я точно знаю, что он летает во сне. Все выше и выше. На мои деньги, подброшенные ему Федором, Шура ангажировал студию на запись альбома, скоро выйдет его компакт-диск. Кажется, он понял, откуда эти деньги и что означает их появление. В тот вечер он долго сидел на моей любимой крыше. Я слышала легкий шелест его мыслей и настроения дымчатого цвета светлой печали. Мне казалось, он знает, чувствует, что я рядом. Но у Шуры в голове свой Бог никогда ничего не знаешь наверняка, какими глазами он видит окружающее происходящее.
А вот Федя перестал бывать на крыше. Он сразу оговорил единственное условие: довольно-таки резким он тоном попросил меня не показываться ему на глаза после исполнения процедуры, и даже не присутствовать поблизости. Признаю, я поступила жестоко, заставив его отступить от своих принципов. И тщетно я пыталась доказать, что любое просвещение несет просветителю страдание, что это нормально. Хотя с Федей все более чем странно и непонятно. Все повернулось абсолютно непредсказуемым боком. Но я на Федю не в обиде когда-нибудь я сама разберусь, что же он из меня все-таки сотворил... Что не вампиршу - это точно.
Я уже научилась отводить беды от понравившихся мне людей, небольшие, правда - горе, настоящая трагедия мне не под силу. Но мне некуда спешить, похоже, теперь в моем распоряжении вечность. И никто не может помешать мне - я бесплотна и поэтому неподвластна никаким ни материальным, ни магическим структурам. Мне принадлежат все крыши этого города и тысячи других в разных городах. Если бы не трупы моих клиентов - наверное, я была бы по настоящему счастлива в полетах моего нынешнего "я".
Меня не тяготит одиночество - я привыкла быть одна. Приятно осознавать (слава Богу, у меня осталась эта способность), что я теперь творю добро, пусть маленькое, но без разбора - хорошие люди, не очень, все равно, у меня нет права судить их.
"Былое и думы" (Герцен, хит 1. Том 1)
1.
Женщина резко поднялась с дивана и подошла к книжному шкафу. Среди немногочисленных книг - она никогда не стремилась забивать голову лишней информацией и не тратила много времени на чтение - нашла толстый фотоальбом. Открыв его, женщина быстро нашла, что искала. На свадебной фотографии, счастливо-лениво щурился ее бывший муж. А вот и она рядом - молоденькая, девчонка совсем. Вскружили ей тогда голову его гитара, песни, романтические стихи на закате. Чувствовалась в нем тогда какая-то сила. Но в совместной жизни все оказалось совсем не так легко и просто. Она связала судьбу с ленивым мямлей, который в двадцать три года все еще летал во сне в поисках бесплотной мечты. Муж оказался человеком с пробитым сознанием и сдвинутыми неизвестно куда жизненными ценностями. Силу свою и талант на пустяки тратил. Вместо того чтобы, как все нормальные люди, зарабатывать деньги, и, между прочим, неплохие деньги, все кропал стишочки и сочинял музыку. Нормальные мужики должны все в дом тащить. Её подруги, из тех, кому повезло вовремя и удачно выйти замуж, давно заимели дачи, машины, полезных знакомых. А ведь и её жизнь могла сложиться совсем по-иному, если бы не дурацкая девичья принципиальность. Нина горестно закусила губу, вспомнив юные годы.
Семнадцатилетнюю девчонку привлекли тогда огни большого города и возможность выиграть свою удачу в лотерее столичной жизни. Москва встретила суетой, равнодушием горожан и обилием соблазнов. Но ей было некогда обращать внимание ни на одно, ни на другое, ни на третье. Нина со священным трепетом отнесла документы в МГУ и стала лихорадочно готовиться к экзаменам. Казалось, она сразила наповал преподавателей, но недобрала полбалла. Когда кончились слезы и рыдания, Нина решила твердо стоять на своем. То есть, не поддаваться на родительские требования вернуться домой, а найти работу и на следующий год снова попытать удачу. Ее поддержала дальняя родственница, почти ровесница:
- Делать нечего в твоем захолустье. Поживешь у меня. А там видно будет. Мужа найдем. Или не мужа. Если понадобится, конечно. Все будет хорошо - она говорила так уверенно, что Нина отбросила все сомнения.
Правда, с работой было непросто. Лимита в Москве - особый слой населения. Готовые на любую работу, лимитчики заполонили все мало-мальски приемлемые рабочие места. После долгих поисков Нина устроилась на завод.
2.
Нина
"Меня определили к ужасной машине, при воспоминании о которой до сих пор стынет кровь. Этот монстр ежеминутно покушался на мои руки. Как я не лишилась конечностей, для меня осталось загадкой. Машина, казалось, была живой и только и ждала очередной порции бумаги, чтобы, чавкнув, оттяпать руку по самые уши. Но я проявляла чудеса изворотливости. Когда машина, изжевав положенное, распахивала металлическую пасть, я осторожно укладывала бумагу в механические челюсти и со скоростью змеи отпрыгивала назад. Сразу же раздавался свирепый лязг, доводивший меня к концу смены почти до безумия. Челюсти с силой сжимались и начинали свою работу. И так восемь часов. Пять дней в неделю. Выходных я ждала как манны небесной. Отоспаться и окунуться в чарующий мир столичной жизни.