Александр Маркьянов - Сожженные мосты. Часть 1
Обзор книги Александр Маркьянов - Сожженные мосты. Часть 1
Александр Маркьянов
Сожженные мосты
Часть 1
Вам
может быть одна
из падающих звезд,
Может быть для вас,
прочь от этих слез,
От жизни над землей
принесет наш поцелуй
домой
И
может на крови
вырастет тот дом,
Чистый для любви…
Может быть потом
Наших падших душ
не коснется больше
зло
Мне страшно никогда так не будет уже,
Я — раненое сердце на рваной душе.
Изломанная жизнь — бесполезный сюжет.
Я так хочу забыть свою смерть в парандже.
Лишь
солнце да песок
жгут нам сапоги,
За короткий срок
мы смогли найти
Тысячи дорог,
сложенных с могил,
нам с них не сойти.
И
может быть кому
не дадим своей руки,
Может потому,
что у нас внутри
Все осколки льда
не растопит ни одна
звезда.
Мне страшно никогда так не будет уже,
Я — раненое сердце на рваной душе.
Изломанная жизнь — бесполезный сюжет.
Я так хочу забыть свою смерть в парандже.
Какое общение может быть у праведности с беззаконием?
И что может быть общего у света с тьмой
Это из Библии. Книги книг. Но есть и другая, новомодная поговорка. «Да, он сукин сын, но он наш сукин сын». Такова современная политика.
А ведь Господь есть. Господь все видит. И карает. Каждый из нас получает по делам его.
В двадцатые годы Персия окончательно потеряла свою самостоятельность, шахиншах Персии стал вассалом русского царя. Долгие годы Персия развивалась под русским вассалитетом — и, занятые своими Восточными территориями, мы не обращали на Персию никакого внимания. Да, наша разведка достоверно знала о творящихся беззакониях, о возведенном в ранг государственной политики насилии над подданными — но мало обращала на это внимания, исходя из принципа «все-таки он наш сукин сын».
Первый звонок прозвенел во время событий в Бейруте — большое количество боевиков было заброшено в Бейрут с территории Персии. Тогда еще можно было что-то исправить — но снова не обратили внимания, не погасили пожар, пока он тлел малыми угольками.
Потом стало слишком поздно…
30 мая 2002 года
Воздушное пространство над Персией
Лена появилась как раз кстати — только я начал вспоминать. Два искрящихся хрусталем бокала на серебряном подносе…
— Мы только что пересекли границу, господин контр-адмирал. По традиции, пересекая границу нужно выпить шампанского…
Два бокала — весьма деликатный намек…
— Я подумала, что русский офицер не станет пить в одиночестве… — сказала она, словно читая мои мысли.
Эх, Лена, Лена… Еще как станет, дай только волю. Жизнь — она не итальянская мыльная опера. Жизнь — это жизнь…
— Конечно, не станет. Присаживайтесь…
Кресла в самолете были обтянуты белой, такой шершавой, специально выделанной кожей. Белая кожа и черное африканское дерево, гладкое настолько что похоже на пластик. Не знаю, чей это самолет — но в ссылку меня ссылали с почетом, это точно….
Я поднял столик — кресла в этом самолете разворачивались на триста шестьдесят градусов, а в обычном положении устанавливались vis-Ю-vis, а между ними можно было поднять столик, тоже из черного дерева. Очень удобный самолет, даром что раньше был бомбардировщиком…
— Леночка… — я улыбнулся как смог, хотя на душе было совсем не весело — вы можете открыть мне военную тайну…
— Вам — смогу, господин контр-адмирал…
Лена… Напрасно ты так на меня смотришь. С одной стороны, конечно… сорока нет, и уже черные орлы на погонах, вкупе с эмблемой Морского генерального штаба… а с другой стороны… не стоит, в общем.
Знаете, для чего современным женщинам нужен мужчина? Для того чтобы родить ребенка. «А воспитать я его смогу и без тебя!» — теперь для воспитания ребенка и вообще для совместной долгой и счастливой жизни мужчина не нужен. Перевернулся мир — если раньше дама шла в аптеку и покупала бутылёк с серной кислотой — чтобы щедро плеснуть ею в лицо коварному соблазнителю, то теперь… теперь хоть мне в аптеку иди.
За средствами контрацепции, твою мать!
— Чей это самолет?
Лена рассмеялась. Звонко так.
— Ну… вообще то этот самолет приписан к Собственной, его императорского величества канцелярии… Но большего я вам не мгу сказать, господин контр-адмирал, извините…
Бокалы тонко зазвенели, коснувшись друг друга, словно в мимолетном поцелуе…
— Вас не понравилось шампанское?
— Шампанское мне понравилось. Кристалл-Роедер[1] восемьдесят четыре, я прав?
— Восемьдесят шесть. Ошиблись всего на два года…
— Но я не любитель…
Лена улыбнулась
— Знаете… Первый раз вижу офицера который столь…
— Всегда что-то бывает в первый раз Леночка…
— А расскажите мне про службу, господин контр-адмирал. Вы должны были совершить что-то воистину выдающееся, чтобы в таком возрасте… Обычно адмиралы — это уже старички… хм… я не хочу ничего сказать…
Ну и что тебе рассказать, моя принцесса? Как пахнет залитый кровью, заваленный трупами Бейрут на пятые сутки уличных боев? Или про выжженный изнутри адским пламенем Шмеля полицейский участок в Белфасте, где все что осталось от находившихся там людей — это черный, жирный пепел, прибитый струями пожарных шлангов к полу?
— Ну… есть разные способы продвижения по служебной лестнице. Например, если великая княжна залетела от тебя, то тебя хоть и сошлют в ссылку — но непременно дадут приличные должность и звание. Считай, с царской кровью породнился, как — никак…
Ну и зачем я это сказал? Что вообще происходит со мной в последнее время? Каким же подонком я стал…
22 мая 2002 года
Академия Морского генерального штаба
Санкт- Петербург Суворовский проспект
Да возвеличится Россия
Да сгинут наши имена
Девиз, который вот-вот станет и моим девизом. У офицера Генерального штаба, неважно сухопутного или морского нет имени. Нет права на место в истории. Место в истории есть только у России, у империи которой мы служим…
Академия Морского генерального штаба находилась на Суворовском проспекте, в здании напротив обычной Академии Генштаба и музея Суворова, который она организовала и который она содержала. В таком вот расположении двух академий — напротив друг друга, через улицу, словно в зеркале отражалась старая как мир вражда армии и флота, которую никому и никогда не удавалось погасить. Россия — страна, прежде всего континентальная, от контроля морского судоходства почти не зависит — поэтому, через улицу найдется немало горячих голов, которые будут с пылом и жаром, достойным лучшего применения доказывать, что Россия вовсе не нуждается в мощном океанском флоте, достаточно такого, который смог бы защитить ее берега. А отразить атаку чужого флота — британского или североамериканского, например — можно береговыми установками противокорабельных ракет, налетами реактивных самолетов-ракетоносцев, атаками кастрированного прибрежного флота, да ядерным оружием на крайний случай. А высвободившиеся в результате сокращения флота казенные средства нужно направить на усиление наземной армии.
Большую глупость себе и представить нельзя. Сильный флот нужен для того чтобы не было наземной войны, это аксиома. Читайте Мэхена.[2] И Колчака. Они все сказали, я повторяться не буду.
Кстати про адмирала Колчака. Последним, что он успел сделать в жизни — добился таки создания отдельной Академии Морского генерального штаба, по праву теперь носящей его имя. Это славное дело было не первым, которое он сделал в своей долгой и героической жизни — но безусловно нужным и заслуживающем того чтобы оставаться в памяти поколений. Поэтому теперь напротив музея Суворова гордо стоит музей Колчака — человека, в одиночку создавшего новый русский флот и заложивший основу военно-морской науки двадцатого столетия.
Это нельзя не помнить, это преступно не помнить. После позора Цусимы от русского флота мало что осталось — если у вас есть корабли и есть команды — это не значит, что у вас есть флот. Русский флот появился лишь в двадцатом году, когда адмирал и командующий Черноморским флотом Александр Васильевич Колчак первым в мире осуществил на практике комбинированную воздушно-морскую десантную операцию, в считанные дни выведя из войны Турцию и не допустив прорыва британской эскадры в Черное море. Эта операция стала первой в мире, в ходе которой был высажен столь массированный десант морской пехоты. Эта операция стала первой в мире, когда часть береговых батарей была нейтрализована и не смогла вести огонь по десантной эскадре силами русских добровольцев из морской пехоты — это была первая в мире операция морского спецназа, господа! Эта операция стала первой в мире, когда активно использовалась палубная авиация — расположенные на гидрокрейсере Румыния самолеты использовались не только для корректировки огня главного калибра линкоров — но и — опять-таки впервые в мире — для бомбовых ударов по критически важным целям. Захват Константинополя — тогда он назывался Стамбул — был проведен столь быстро и решительно что подошедшая к проливам британская эскадра напоролась на минные постановки и шквал огня неповрежденных (благодаря захвату их спецназом) турецких береговых батарей. Потеряв три броненосца, с тяжело поврежденным флагманом-линкором британцы были вынуждены позорно отступить. Именно эта операция, искусно задуманная и ювелирно выполненная, стала первым шагом в ужасном Восточном походе русской армии, закончившимся штурмом Багдада. Если бы не гений Колчака — проливы до сих пор были бы чужими, на Ближнем Востоке был бы неизвестно кто, а русский флот в Черном море — бессмысленным.
