Сергей Абрамов - Поиск-80: Приключения. Фантастика
— Мало ли с кем я пил.
Загаев постучал пальцем в лист «Дела»:
— Эх, Габдрахманов, дело-то как обернулось: Чирьев скрылся, из Малинихи уехал на Украину, женился там, фамилию сменил. И тихонько пропивал украденные тысячи.
Слаб, неуравновешен осужденный Габдрахманов: зависть зажгла его глаза зеленым огнем, скрипнули желтые зубы.
— Саманюк, освободившись из колонии, нашел его все-таки. И убил. Понимаете, Габдрахманов, ведется следствие по делу об убийстве. И все, что с этим связано, обязательно будет раскрыто. Если вы причастны к этому, вам представляется возможность облегчить свою участь чистосердечным признанием. Вот здесь, — Загаев раскрыл на закладке томик, — в «Комментариях к Уголовному кодексу» говорится: «Статья 38. Обстоятельства, смягчающие ответственность. Пункт 9. Чистосердечное раскаяние или явка с повинной, а также активное способствование раскрытию преступления…» И далее: «Под чистосердечным раскаянием следует понимать случаи, когда виновный при производстве дознания, следствия или в суде рассказывает обо всех обстоятельствах совершенного преступления…» Вы понимаете, о чем я говорю, Габдрахманов?
Осужденный сидел, опираясь локтями в колени, низко опустив голову. Большие руки крутили, тискали и без того измятую кепку.
— Так как же, Габдрахманов?
Тот глянул исподлобья на папку с делом.
— Ничего не знаю. Если бы и знал… выдавать корешей не стал бы.
— Да, уж друзья у вас верные, ничего не скажешь. Один сбежал с крадеными деньгами, второй его убил и тоже вряд ли заехал бы с вами делиться. И таких «корешей» вы покрываете! Ладно, идите, Габдрахманов. Завтра я уезжаю. Но утром еще зайду в колонию. Вызову в последний раз. И если захотите принять решение, единственно, правильное, если захотите облегчить дальнейшую свою участь… Идите, Габдрахманов.
Похоже, осужденный плохо спал в эту ночь — лицо бледнее обычного, веки красные. И следователь начал допрос нарочито безразличным, как бы утомленным голосом.
— Садитесь. Можете курить. Вы что, не выспались?
— Дежурил в отряде.
Сидел согнувшись, как и вчера. Крутил кепку. Загаев молча заполнил первую страницу протокола: фамилия, имя и так далее. Зевнул, сказал устало:
— Мне тоже не спалось. Вечером ехать в Харьков, Саманюка допрашивать. Слушай, а как же получилось все-таки, что вы с Зиновием попали тогда в вытрезвитель, а Саманюк нет? Он что, не пил с вами?
— Пил. Крепкий, дьявол. Нас уговаривал, когда мы по пьянке завыступали. А как ихняя машина подскочила, откололся в сторонку, смылся.
— Вот видишь, нельзя тебе пить.
Осужденный согласно кивнул. Загаев спросил:
— Сейф-то кто взламывал?
— Мишка.
— А стекло в окне?
— Стекло я.
— Как же вам бензину-то до Малинихи и обратно хватило?
— Мишка накануне у какого-то шофера раздобыл канистру. Совсем немножко не хватило. В гараж доехали б, «газик» поставили — и все глухо. Да сторож, черт…
— Погоди, все это записать в протокол надо.
Габдрахманов поднял бледное лицо:
— Скидка-то мне будет? За признание?
— Суд учтет.
— Ну… пиши.
Через час Загаев отпустил Габдрахманова в отряд и позвонил в районную прокуратуру.
— Нужна машина для выезда в Малиниху. Да, проведем следственный эксперимент, чтобы проверить и подтвердить показания…
7
— Заходи, Бевза, садись. — Майор Авраменко с завистью посмотрел на загорелого шофера. — Как выходной день, удался? Много поймал?
— Не дюже, товарищ майор. Ходил, ходил по берегу, место доброе искал, тай не нашел. Рыбаков на Карлушино озеро богато понаехало, а клева, ну, нема, як в пожарной бочке! Так что вы не жалкуйте, товарищ майор, что вам не пришлось. Мелочи на уху — хиба ж це улов!
— Не в рыбе суть, Бевза. Тут сам процесс важен. Лоно природы, оно… лоно! — майор плавно и ласково провел ладонью по столу, лицо стало добрым, мечтательным. — При такой работе рыбалка — первейшее лекарство, нам ведь тоже нужна психопрофилактика. Сидишь на этом лоне, природу всем организмом впитываешь, чувствуешь ее, матушку… Гм, ну ладно. С машиной у тебя порядок? Поедешь с Ушинским в Криничное.
— Есть в Криничное, — Бевза встал. Про рыбалку кончилось, начались служебные отношения. — А что, товарищ майор, знайшли, где жил тот Саманюк?
— Пока не нашли. В городе, в поселках никто его не видывал. Вот в Криничном и потолкуй о жителями. Тебя знают, больше расскажут.
— Товарищ майор, надо бы в Сладковку съездить.
— Зачем?
— Та я показывал фотку Саманюка знакомым рыбакам. Вы Панасюка, мабудь, помните? Он в прошлом годе леща словил на пять кило. Так Панасюк признал, что тот гражданин у них в Сладковке жил. Каже, точно он. У бабуси жил, у Кирилихи.
— Бевза, и ты еще жалуешься, что улов плохой! Это, братец мой, такой улов! Сладковка, четырнадцать верст! Скажи Ляхову, пускай ждет Ушинского и едет с ним в Криничное. А мы давай в Сладковку.
Бабуся Кирилиха проживала одна-одинешенька в своей хатке на краю большой деревни Сладковки. Два сына в Харькове, но ехать из родных мест к ним Кирилиха не пожелала. Копалась старушечьим делом в саду и на огороде, нужды ни в чем не ведала, жила себе тихонько. Долго квартировал у нее учитель, потом женился и уехал, осталась опять Кирилиха одна. Разве из приезжих кто на день-другой, а то и неделю у Кирилихи приткнется.
Бабуся охотно рассказала Авраменко и Бевзе о житье-бытье, угостила прошлогодними яблоками из своего сада. Довольна бабуся, что к ней приехали, сидят слушают бравые милицейские из райцентра. Грехов за собой не чуяла, законы отродясь не нарушала, так чего ж не поговорить с хорошими людьми.
— Бабуся, а сейчас у тебя живет кто-нибудь? — хрустя яблоком, спросил Авраменко.
— Есть квартирант. В совхоз устроиться хочет, да пока так гуляет. Городской, боится крестьянской работы. Молодежь ноне разборчива пошла.
— Где он сейчас?
— Бог его знает, милые. Который день не приходит. Мабудь, в районе где место нашей, чи вдова яка приласкала. Последни вечера он подолгу гулял, приглядывал какую-нито. Хлопец гарный.
— Вещи его остались?
— Яки вещи у холостого. Чемодан вон стоит, и все.
Авраменко достал из кармана несколько фотографий.
— Посмотрите, тут есть квартирант ваш?
Кирилиха пошла к комоду, взяла очки, надела, согнулась над столом, пальцем водит. Нашла, обрадовалась:
— Вот же он, Миша-то? Ишь гарный хлопец який. — Обеспокоилась: — На что он вам?
— Такая у нас работа, бабуся. Ведь без прописки жил?