Ганс Доминик - Лучи смерти
Его люди стреляли беспорядочно, тщательно целясь в те места, из которых исходили выстрелы защищавшихся. Иногда это имело успех. Несмотря на свое крайне неуютное положение, Троттер констатировал, как от времени до времени, после удачного выстрела нападающих, смолкала стрельба в доме.
Несмотря на это, совет американца сбросить торпеду на проклятое гнездо казался ему довольно благоразумным.
В двухстах метрах на холме, стоял доктор Глоссин, созерцая в сильную подзорную трубу происходящую битву. Он теперь не дал бы ни цента за англичан. Если осажденные будут ловко стрелять, они сотрут своих противников в порошок, несмотря на все их уловки и прикрытия. Тем сильнее было удивление доктора, что половина англичан еще находилась в живых, и что они медленно, но неудержимо, заставляли смолкать стрельбу защищавшихся. Однако из окон совсем замолкло. Последний английский выстрел вызвал там сильный взрыв. Вероятно, значительное количество взрывчатых веществ взлетело в воздух.
Наступающие подождали еще несколько минут, а потом штурмом кинулись на стену, наметив себе целью узенькую дверь. Удары топора посыпались на дерево. Замок и петли поддались со скрипом. Наступающие хотели проникнуть внутрь через упавшую дверь, но это им не удалось.
Доктор Глоссин, в качестве спокойного наблюдателя, следивший за ходом вещей, понял, в чем дело: с дверью был соединен контактор, вызвавший внутри дома страшный взрыв, как только дверь слетела с петель.
Неясный гул взрыва прокатился далеко над горами по обеим сторонам Торнео и заглушил шум реки.
Наступающие, только что уверенные, что дом в их руках, отступили назад.
Внутри разгорелся пожар. То здесь, то там, красным пламенем вспыхивало окно.
А затем… доктор Глоссин без сомнения выбрал более выгодное место, чем Троттер, который только теперь отважился выйти из своего куста… Доктор Глоссин увидел, что крыша дома приподнялась и разверзлась, словно кратер вулкана. Чудовищный столб пламени поднялся кверху, захватив тысячи кусков теса. Горящее дерево взлетало высоко к бледному небу, затем медленно падало на землю. Дом представлял собою сплошное бушующее море огня. В его погребах должно было находиться огромное количество воспламеняющихся масел. Загоревшись от взрыва, они образовывали теперь тяжелые тучи густого черного дыма. Верх дома был почти весь уничтожен. Пламя бушевало дальше, находя обильную пищу. Древние циклопические стены, построенные столетия назад, раскалились докрасна.
Доктор Глоссин наблюдал это зрелище и его дикая красота на короткое время заслонила всякие мысли и заботы.
Жар проникал наружу. На широких темных стенах внезапно появились розовые пятна. Они вырастали, светлели, сливались, пока толстая стена вся не запылала, потом начал таять цемент, скреплявший эти стены. Жидкими, добела раскаленными струями стекал он из сотни мест.
Потом рухнули последние остатки труворовского дома. Правая сторона стены представляла собою груду раскаленных камней.
Горящая могила, похоронившая тысячелетнюю историю героического рода… и последнего его представителя.
Англичане должны были далеко отступить перед невыносимой жарой. Уже давно пребывание внутри садовой ограды стало немыслимо. Деревянный забор пылал уже в нескольких местах. Лишь внизу, у реки, остановились они, охлаждая горящие лица, опаленные руки в прохладных водах Эльфа. Они заметили, что одежда клочьями висит на теле.
Уничтоженный и расстроенный оглядывал Троттер кучку оставшихся в живых. За его спиной раздался голос:
— Господин полковник, вы не взяли их даже мертвыми.
Голос принадлежал доктору Глоссину.
Полковник провел рукой по своей полуобгорелой бороде.
— Они мертвы! И мышь не выбежала оттуда. Они изжарились в своих норах. Если вам доставляет удовольствие, поищите среди обломков. Но не обожгите пальцев. Я знаю, что должен сообщить своему правительству.
Среди пассажиров аэроплана Стокгольм-Кельн находился доктор Глоссин. В то время, как его отряд после приключения в Линнее на собственном аэроплане вернулся в Штаты, он отправился в Германию.
Доктор удобно устроился в углу возле окна и подводил итоги случившемуся.
Дела сложились неплохо. Эрик Трувор и его приятели погибли. Это было напечатано черным по белому. Гапарандский листок в утреннем выпуске кратко сообщал о несчастье в Линнее. Загадочный взрыв и пожар, стоившие жизни нескольким обывателям. Он купил несколько экземпляров газеты, прежде чем отправиться в путь.
Доктор Глоссин мог быть доволен. Щекотливое поручение президента-диктатора было выполнено. Три человека, которых он действительно опасался, были мертвы. Все произошло, как он и рассчитывал. Англичане выполнили за него опасную работу. Его мало трогало, что они малость обожглись при этом. Представляя себе самоуверенного Троттера, в конце концов, вынужденного охлаждать свои ожоги в Торнео, он испытывал известное удовольствие.
Эрик Трувор, человек, едва не приобревший власти, которая угрожала государствам, был мертв. Ужасный индус, этот черный дьявол, загипнотизировавший его самого, сгорел. И, наконец, умер Сильвестр Бурсфельд, мести которого он должен был опасаться… Сильвестр, похитивший у него Яну.
Отношение доктора к девушке все более усложнялось. Она нужна была ему, как незаменимый медиум, при помощи которого он мог видеть события, не считаясь с временем и пространством, вовремя узнавать о планах и действиях своих противников. Этого-то ему не доставало за последние недели, и он приписывал этому все свои неудачи. Яна снова должна была находиться в его руках. Она его медиум, его талисман, его любовь!
С силой отчаяния цеплялась одинокая душа стареющего Глоссина за мысль назвать Яну всецело своей. Он бессознательно чувствовал, что эта любовь очищает его. Ему грезилась новая жизнь в Рейнольдс-Фарм рядом с Яной. Теперь он направлялся в Дюссельдорф, чтобы снова завоевать ее.
Глоссин знал, что Яна находится в Дюссельдорфе, в доме Термэленов. Раскрыть ее местопребывание было просто; гораздо труднее должно быть вступить с ней в сношения.
Затруднения привлекали его. Он снял свою гипнотическую власть над Яной. Если ему удастся приблизиться к ней, пустить в ход свое влияние, то ему должно удаться снова всецело покорить ее, заставить ее забыть обо всех нежелательных ему воспоминаниях. Нужно было только удачно провести первое наступление. Первая минута являлась решающей.
Так он сидел неподвижно, пока аэроплан не прибыл в Кельн. Полчаса спустя он шагал по улицам Дюссельдорфа к дому Термэленов.
Его план был прост. Яна, ведь, должна когда-нибудь выйти из дому. Нужно подстеречь ее на улице, пустить в ход гипноз, покорить ее себе. Это было так просто, что не могло не удаться. Если же нет… было, правда, некоторое «если», но доктор Глоссин не считал его возможным.
