Виктор Зайцев - Прикамская попытка - 4
Здесь же, во Владивостоке, мы оборудовали не столько парадные террариумы и аквариумы, сколько исследовательские, приспособленные для разведения рыб и разных гадов. Благо, электрическое освещение давало определённое преимущество в оборудовании террариумов и аквариумов. Больше, чем уверен, именно аквариумы произвели шокирующее впечатление на зоологов. Тем более, что я постарался, как старый аквариумист, заполучить в коллекцию наиболее интересные экземпляры. Начиная, естественно, с макроподов, лялиусов и гурамок, живущих, можно сказать, по-соседству, на рисовых полях южного Китая. К ним присоединились, в других аквариумах, понятное дело, пресноводные креветки из озера Ханко, петушки (бойцовые рыбки) из Бирмы и Сиама, морские коньки в специальных морских аквариумах. Всё это только знакомые мне по прошлой жизни аквариумные виды рыб. А большую часть коллекции составили совершенно незнакомые, но, не менее красивые от этого рыбы и растения. Часть из них разместили в огромных, ста пятидесяти литровых аквариумах, с электроподсветкой и электроподогревом. В затемнённых смотровых залах подобные демонстрации подводного мира производили глубокое впечатление на неподготовленных зрителей. Напоминаю, что в эту эпоху в Европе не было обычных ныряльных масок для подводного плаванья, их выпускали небольшими партиями только в Беловодье. Даже рыбаки не представляли, как прекрасен подводный мир, наблюдая его лишь сверху, через толщу воды.
Впрочем, приезжим зоологам хватало впечатлений и без того. Огромный ботанический сад во Владивостоке, с шестиметровой высоты застеклёнными оранжереями, произвел на знатоков не меньшее впечатление, и, отнюдь не своими размерами. Благо, за шесть лет его существования из Юго-Восточной Азии, Индии и Африки привезли немало редких образцов растений. А после серии докладов Пешке и его учеников, научный мир впал в неистовство. Все сорок семь прибывших на конгресс европейских специалистов просто не верили своим глазам. Начиная от нескольких докладов по сумчатым животным, до того времени неизвестным в Европе, каждое новое выступление беловодских и владивостокских исследователей всё больше нагнетало обстановку. Некоторые личности не выдерживали, и, демонстративно, покидали зал совещаний в знак протеста против наглых выдумок и фантазий, чтобы тайком вернуться туда на следующий день. Любопытство - вот главный двигатель научного исследования.
Вообще, впервые на этом конгрессе мы продемонстрировали дистанционный синхронный перевод, по радионаушникам, ими было оборудовано кресло каждого участника. Ибо доклады с нашей стороны даже профессор Пешке делал на русском языке, мало популярном в Европе среди биологов. Так вот, на тумблере наушников был переключатель языков - русский, английский, немецкий, французский. Ну, по меркам двадцатого века обычный стандарт. Именно с него начались восторги учёных, возраставшие после каждого нового доклада. После сумчатых, продемонстрированных докладчиком в живом виде, казалось, гостей уже ничем не удивить. Ан, нет, мы знали, какие доклады допустить к конгрессу.
Там были и простенькие работы молодых ассистентов, вроде сообщения о лабиринтовой системе воздушного дыхания некоторых рыб. Были и серьёзные исследования о генах, законах передачи признаков по наследству, проведённые простейшими опытами на мухах-дрозофилах и горохе, за несколько десятилетий до монаха Менделя. Главной сенсацией оказался доклад о клеточном строении организмов, с демонстрацией по нескольким микроскопам различных клеток. Причём, факт клеточного строения подавался беловодскими учеными, хорошо изученным, и малоинтересующим высокое собрание. Докладчик акцентировал внимание на делении клеток, сопровождал свой доклад целым набором фотоснимков, а на большом экране через диаскоп демонстрировал зарисовки наиболее интересных моментов деления клетки. Тут же разбирался основной состав клетки, известный нам из средней школы.
Этому более половины участников просто не могли поверить! Ничего, всё было учтено могучим ураганом, то бишь, мной и профессором Пешке. Милейший Людвиг Иванович окончательно стал патриотом Дальнего Востока и всецело поддерживал мою идею о создании всемирно известного биологического центра во Владике. Пока шли прения, часть приехавших биологов зачитали свои доклады, смотревшиеся на фоне полученных от русских учёных данных жидковато. Практически все стремились "пощупать" руками те результаты, что слышали и видели в докладах. Так, что конгресс затянулся почти на месяц, за который мы успели напечатать целый альманах с докладами участников, шикарный такой альбом с гравюрами. Каждый из участников конгресса получил по экземпляру альманаха, плюс три номера "Вестника русской биологии", успевших выйти за 1793 год.
До этого вестник выходил полтора года символическим тиражом в полсотни экземпляров и рассылался нами внутри России, в Академию наук, Университет, императрице, наследнику и так далее, включая Калифорнийскую, Цейлонскую, Пусанскую, Австралийскую и Сингапурскую библиотеки. Хотя издания были исключительно на русском языке, несмотря на это все, без исключения участники конгресса оформили бесплатную подписку на 1793 и 1794 годы, ещё бы, альманах был великолепно иллюстрирован. И, в середине каждого номера были двенадцать листов цветных фотографий, вернее, раскрашенные художниками снимки. Тут же учёные зоологи договорились о проведении следующего конгресса во Владивостоке через два года, в 1795 году, на который каждый участник получил право пригласить по одному коллеге, по своему выбору. Адреса наших представительств в Европе учёные знали, именно через них мы и собрали биологов со всей Европы, обеспечив им бесплатную дорогу и проживание. Короче, заманку мы сделали неплохую, именно после первого конгресса Владивосток таки стал мировой столицей биологии.
Медицину так засвечивать мы не спешили, это стратегически важная наука, где традиции крайне сильны. Чем ломать копья в попытках изменить сознание европейских светил, лучше спокойно воспитывать своих опытных и грамотных медиков. Пусть приносят пользу, славы нам и без того хватало. Аналогично мы действовали в отношении точных наук и прикладной механики. Никакой рекламы в Европе, строго целевые приглашения на работу или постоянный переезд для учёных, инженеров, мастеров, либо агитация юных талантов. Короче, в Европе мы работали, как европейцы в колониях. Выкачивали ресурсы - то есть умы, таланты, предметы искусства, без каких-либо обязательств или вложений. Продавали в Европу колониальные товары, фарфор, оружие, консервы и кое-какую мелочь, исключительно за полновесное золото-серебро, в редких случаях заменяя деньги людским ресурсом. Например, из Австрии несколько раз привозили полные корабли молодых славянских крепостных, которыми расплачивались графы и князья, желавшие непременно приобрести наши игрушки - граммофон (крикун), фотоаппарат (снимун), ружья в дорогом исполнении, инкрустированные слоновой костью, телефоны, отделанные золотом и той же слоновой костью, часы наручные и каминные, экзотические украшения, и прочую роскошь.
