Питер Морвуд - Иван-Царевич
А когда приступил к делам, оказалось, бремя уже не так гнетет. То, что вечор именовал он каторгою, нынче стало просто тяжелой работой. И писцы, и казначеи довольны остались: заместо того, чтоб все по сто раз объяснять царевичу, могли они своим делом заняться. В голове у Ивана мало-помалу прояснялось - благодарение Господу Богу и Стрельцину. Он-то и надеяться не смел, что так скоро одолеет эти премудрости. Хотя радоваться, конечно, было рано: покамест он лишь перебирался через реку не вплавь, а медленно передвигая ногами по дну. Но и то уж хорошо, что брод отыскал...
Проснулся Иван-царевич на широком просторе супружеского ложа и вспомнил, как во сне все тянулась рука к теплу любимой и как натыкалась на пустоту. Блаженно потянувшись, он спросил себя, откуда сие блаженство? И нашел ему две причины. Во-первых, проснулся он сам на рассвете, впервые за всю неделю постельничий Олег Павлович не тряс его за плечо и не кричал в ухо. Во-вторых, ежели гонцы, прибывшие вечор, не обманули, то нынче к вечеру следует ожидать Марью Моревну с победою.
Хотя едва ль первая причина обрадовала б Ивана, кабы не было второй. Труды дневные начались, как всегда, но главный управитель сразу подметил, что мысли царевича витают далече от барщины и оброка, об коих он ему толковал. Посему, в пятый раз выскоблив начертанное Ивановой рукою и присыпав пергамент серебристым песочком, Федор Константинович предложил ему выйти на воздух да выветрить из головушки чернильный дух.
Иван смерил управителя тем взглядом, который не раз опробовал на Стрельцине: дескать, на сей раз прощаю тебя за малостию проступка, но вперед не изволь забываться. И на том, сочтя мученья свои оконченными, гордо удалился.
Следуя разумному совету Федора, он погулял по кремлевскому саду, где холодный ветер грозил скорым дождем, и пыль амбарных книг оставила в душе досадное воспоминанье пополам с чувством вины. Но, хоть и корила его совесть забвением долга, все ж не настолько, чтобы поспешил он вернуться в палаты. Да и подозрение у него было небезосновательное, что Федор Константинович без него лучше с делами управится.
Можно было и другое какое занятье себе найти в ожидании Марьи Моревны. Пора бы разобраться, к примеру, с князем киевским, да с князьями новгородскими, да с прочими супостатами, что не только на Хорлов зубы точат, но и на всю Святую Русь. Вычертить новые карты, навести фортификацию, поборы увеличить... Да что-то обленился нынче Иван, государственные помыслы в голову нейдут... Иль, скажем, полистать волшебные книги - вон их сколько в библиотеке, читай - не хочу! Но и тут без мудрого наставничества Марьи Моревны дело не больно подвигается. Словом, нет у него никакого желанья мозги трудить, а помыслы все об одном: скорей бы прижать к груди любимую женушку. Вот воротится, надобно б им съездить родню навестить - шутка сказать, три месяца не видались! С отцом и матерью это просто: благодарение Богу, Хорлов как стоял от веку на одном месте, так и стоит. А вот где нынче милые сестрицы со своими благоверными - кто их ведает. А может, оно и к лучшему, усмехнулся Иван, порыскают с Марьей Моревною по белу свету, поразвеются - это тебе не татар воевать. Он устремил взор на северо-запад - не завиднелись ли вдалеке хоругви возвращающейся рати,- хотя ожидал ее часа через четыре, не ранее. Нет, ничего не видать и не слыхать ничего, лишь ковыль степной под ветром волнуется, да ближний посад гомонит, да из березовой рощи, что раскинулась к северу, холодом тянет, знать, ранняя зима будет. Иван простыл на ветру в одной шелковой рубахе. Зимой, бывало, как мужик, в расстегнутом тулупе хаживал, а тут без привычки зубами застучал и взбежал по ближней лестнице в терем.
Кажись, он сюда не забредал еще. В сенях тепло, он постоял, отдышался маленько. Ишь, сердце-то стучит перед жданной встречею - и не заметил, как до костей продрог. Надо будет Марье Моревне рассказать - то-то позабавится. Будто наяву, видел он, как жена с улыбкою принимает у него ключи (нынче утром он забрал всю связку у главного управителя).
Перебирал он те ключи и думал, каково-то теперь ей в железном ее облачении. Сам он доспехов не любил, надевал только в крайней надобности, да и то по теплой погоде. Поглядев направо-налево, он прикинул, каким путем ближе пройти в свои покои. Надо будет выбрать время да обойти все палаты, чтоб не плутать более.
По узкой лесенке спустился он в подземный коридор - авось куда-нибудь да и выведет. Шел, шел, а конца не видно. Надо ж таким дурнем быть, в трех соснах заплутал! Кабы по верху шел, миновал бы и кремль, и посад, и до березовой рощи добрался.
Иван уж подумывал поворотить вспять и войти в терем со знакомого входа. Но тогда на кой ляд он столько шагал по этому подземелью?.. По правую руку приметил он какие-то двери, может, хоть одна выведет на задворки кремля? Подошел к ближней, взялся за ручку. Рядом из трещины в стене стекала струйка воды в подставленную деревянную бадейку.
Дверь оказалась заперта.
- Вот черт!
Едва запястье себе не вывихнул - думал, дверь так сразу и распахнется. Ворча под нос, уставился Иван на замочную скважину, проржавевшую от времени.
Отчего Марья Моревна за три месяца так и не удосужилась показать ему всех владений? Неужто таит от него что-то?.. Любопытство одолело Ивана. Но одно дело, когда дверь не заперта, а тут поди-ка подергай каждую - вовсе без рук останешься. И впрямь лучше назад воротиться. Он оглянулся на освещенный лучинами коридор и в сердцах снова помянул черта. От быстрой ходьбы он малость разогрелся, а теперь заметил, что изо рта пар валит - небось не теплей тут, чем снаружи.
Другая дверь тоже заперта, и третья. На молодца дрожь напала - то ль от холоду, то ли от разладу с самим собою. Скорей бы отсюда выбраться, растопить печь и под веселый треск поленьев дождаться своей любушки.
Но, видно, далече еще до этой благодати, ведь последняя дверь тоже заперта накрепко. Он пнул ее ногою, больше для очистки совести, плюнул и пошел прочь.
И тотчас как вкопанный стал, услыхав за спиной негромкий звук - откуда б ему взяться в темном каменном подземелье? На негнущихся ногах обернулся царевич. Сердце в груди колотилось так сильно, будто снова попался в полон к дозорным Темира...
Тихо вроде. Вода и та перестала стучать в бадейку.
Но что-то все же слышали уши его, какой-то звук посторонний... Переменчива, однако, природа человеческая: теперь уж мечтал он не о теплой печи, а о страже, о мече иль хоть о ножике. Но ничего такого при нем не было.
Лишь связка ключей, тяжелая, почитай, как его палица. Не без труда отцепил он от пояса связку и подбросил ее на ладони. По всему подземелью звонкий гул пошел. Что и говорить, ключи, да кольцо, да цепь - этаким оружьем и насмерть прибить недолго. Едва стих звон, ухо царевича снова уловило тот первый, непонятный звук.
