Питер Морвуд - Иван-Царевич
А как увидали доблестные ратники вновь свою государыню, вмиг поняли, что очарована она не меньше Ивана-царевича. Да и сама царевна с этим признаньем не помедлила - призвала духовника и велела тотчас по возвращенье в палаты спроворить брачный обряд подобающей пышности. После чего объявила своим воинам, что поход против татар подошел к концу. Правда, многие остались при мнении, что не столь благодаря победе над ордой Мангую Темира, сколь оттого, что государыня нашла себе более душевное занятие.
С тех пор как Марья Моревна унаследовала отцовский жезл и владения, духовником ее стал протодиакон Сергей Стригунов. В исправлении сей нелегкой должности утешался он тем, что, как известно, ни сама государыня, ни покойный отец ее никогда не употребили своих чар во зло. Потому-то всякую волю ее исполнял он с должным усердием, а нынешнюю и с большой охотою исполнил. Протодиакон был мудр и уважал царевну как за смелый нрав, так и за то, что при ней можно не опасаться за свою голову, и никогда не читал ей нравоучений о выгоде той или иной партии, о благоразумии той или иной военной кампании. Его порадовало решение государыни остепениться, хотя в том, что отныне станет Марья Моревна доброй женою и матерью, он изрядно сомневался, в чем опять-таки выказал немалую свою мудрость.
С наирезвейшими тройками были разосланы приглашенья на брачный пир, а допрежь всего Ивановой родне в Хорлов, а также сестрам его со мужьями (тут Марье Моревне пришлось потрудиться, покуда разузнала, где они ныне обретаются). Не столь любезные послания отправлены были великим князьям Новгородским и Киевскому: в них наряду с приглашеньем содержался намек поумерить свою жадность до чужих земель.
Свадьбу сыграли на славу. Невеста недаром именовалася Прекраснейшею из Царевен всея Руси - на пиру почитай вся Русь и побывала. Великие князья новгородские Борис и Павел Михайловичи явились бок о бок на белых конях. У каждого опаска была оставлять брата без присмотру, да и пировать в одиночку в этакой компании неуютно.
За одним столом с ними сидел великий князь Юрий Владимирович. Всю дорогу от самого Киева думал да гадал он, что ж за жену обрел себе наследник хорловский. Про Марью Моревну, богатырку, предводительницу огромной рати, всякий слыхал, но полагали, что это больше сплетни досужие, к тому ж наверняка она девка-перестарок, которую и в жены-то никто не берет, вот и повелела распускать слухи о своей красе и доблести - авось какой завалящий муженек и сыщется.
А на поверку иначе вышло. Царь Александр с Людмилой-царицею и главным управителем Стрельциным прибыл в тот же день, что и дочери его с мужьями. Долго не смолкали меж их разговоры и смех, порой сквозь слезы. Царь не мог налюбоваться на невестку, а одним глазом косил на рать ее могучую, что раскинулась лагерем на лугу позади царевнина терема. Стоило же Марье Моревне отлучиться, бежал к окну да тянул за собой Дмитрия Васильевича и вместе втихомолку потешались они над скрежетом зубовным князя Киевского.
В памяти Ивана свадебные торжества расплылись одним ярким пятном. Бессчетные благословенья и пожелания, аромат свечей и ладана, посверк золотых кадил, сладкие песнопения, воспаряющие под купол церкви, и чистый дискант иеромонаха Нафанаила, и густой, забирающий за живое бас архимандрита Владимира. Но крепче всего запомнились Ивану теплая рука Марьи Моревны и непривычная дрожь в голосе воительницы, когда отвечала она "да". И глаза щипало не только от ладана, и холодило пальцы тяжелое кольцо червонного золота - еще от прабабки осталось, а отец привез его из Хорлова и вручил Ивану, радуясь, что наконец-то нашлось ему применение. Теперь оно сияет на пальце Марьи Моревны, она же взамен надела ему свое, фамильное.
Остальное проходило так же, как на недавних сестриных свадьбах, с тем только отличием, что не они, а Иван удалился в разгар веселья и на сей раз он был не источником, а предметом тех грубоватых шуток, коими принято на Руси осыпать молодых.
И не видал Иван, как истощились шутки и смех, еда и питье, не для него они были предназначены. Ему с Марьей Моревною уготованы были полумрак опочивальни, чаша со свадебным напитком, тишь, нарушаемая жарким дыханьем, и сладкий сон в объятиях друг друга.
Марья Моревна взлетела по ступеням терема, задержалась наверху, чтобы снять латные рукавицы и шлем, растворила широкие двустворчатые двери, кивком ответив на поклоны стражников, и взошла к мужу.
Иван-царевич разглядывал карты в библиотеке - проследил по ним свой путь из Хорлова и убедился, что либо составители были пьяны в дым и в картах напутали, либо он должен был провести много больше дней в седле Бурки. Правда, по дороге заезжал он к зятьям-чародеям, чьи палаты недели на месте не постоят, так что, может, и зря грешит он на картографов. Лишь только дверь распахнулась, Иван рывком поднялся - обнять жену.
И угораздило же его влюбиться в одночасье!.. Или чьи-то чары тому виною? Да нет, скорее следует он семейному обычаю, ведь и Катя, и Лиза, и Лена, и сам батюшка признали своих суженых с первого взгляда и ни разу в том не усомнились. И он, видно, такой же однолюб: уж три месяца женат, а каждое утро просыпается и не верит своему счастию.
Он крепко поцеловал жену и, только выпустив из объятий, с удивленьем заметил доспехи ее и меч. Протянул руку и погладил тонкую, искусно сплетенную кольчугу.
- Хороша кольчужка, да не на женский стан.- Иван помолчал немного и задал жене вопрос, который уж давно занимал его, да недосуг было спросить: - С чего, скажи ты мне, Прекрасная Царевна сама войско свое водит, а не поручит это дело мужчине? Ведь сколько славных воинов ныне отпущены со службы императора византийского.
- Они за мзду служат, а я... я свой долг понимаю перед людьми да перед батюшкой, царство ему небесное.- Марья Моревна перекрестилась.- Он земли свои, народ свой на меня оставил, посему не кто-нибудь, а я сама защищать и оберегать их должна...- Улыбкою она смягчила свой чересчур торжественный тон.Ну, ответила я на вопрос?
- Наполовину.
Марья Моревна со стоном закатила глаза, и пальцы нежно зарылись в золотистые кудри мужа. А он, обнимая ее одной рукою, другой налил ей березовицы. Марья задумчиво пригубила, не сводя с него глаз. Потом отставила чашу, подошла к двери и заперла ее на ключ.
- Помоги-ка мне, Иванушка, снять это неженское облачение, а уж потом, коли захочешь, спрашивай.
Прошло довольно много времени, прежде чем Иван отпер дверь и, облокотившись на нее, вымолвил:
- Так что насчет моего вопроса? Марья Моревна зашнуровала рубаху из оленьих шкур, что надевала под кольчугу, и вздернула бровь.
- Знала я, что и в этом ты будешь настойчив.- Она села, закинула ноги в сапогах на низкий столик.- Так ведь ты и задал мне его только наполовину.
