Тэд Уильямс - Город золотых теней
По дороге на четвертый этаж Рени дважды остановили и попросили показать посетительский пропуск. Хотя оба чиновника изучали бумажку довольно долго — совместный эффект издыхающего принтера и плексигласовых лицевых стекол энкостюмов, — это не вызвало у Рени раздражения. Скорее ее смутно успокоило то, что госпиталь всерьез относится к карантину. Болезнь сразила Стивена так быстро, так страшно… так загадочно… что казалась проявлением чьей-то злобной воли. Рени боялась за своего младшего братишку, боялась чего-то, чего и сама не могла бы определить. Чужая настороженность ее только радовала.
Она отчаянно мечтала о выздоровлении брата, но еще больше боялась, как бы ему не стало хуже. А потому горе и облегчение смешались в ее душе, когда она своими глазами увидала Стивена, лежащего на кровати все в той же позе, и мониторы, чьи показатели к этому времени были знакомы ей, как собственный адрес.
«О Боже. Маленький мой мужчина…» Такой крохотный на этой огромной кровати. Как может быть столь тихим, неподвижным такой сорванец, как Стивен? И почему она, кормившая его, защищавшая, укрывавшая одеялом на ночь, бывшая ему матерью во всех значениях этого слова, кроме биологического, — почему она не может ничем ему помочь? Невероятно. Но это — реальность.
Она села на краешек кровати, вложила руку в перчатке в другую перчатку, побольше, вплавленную в материал защитной палатки. Осторожно раздвинув пальцами паутину проводов, оплетавшую датчики на черепе, она провела пальцами по знакомому и любимому лицу, по крутому лбу, по курносому носу. Это предельное отчуждение отзывалось в Рени странной ностальгией. Так они могли бы встретиться в ВР — да хотя бы во Внутреннем Районе…
Цепочку воспоминаний прервали чьи-то шаги. Сама одетая в энкостюм, Рени все же подскочила, увидав на пороге палаты белый призрак.
— Извините, что напугала вас, миз Сулавейо.
— А, это вы. Есть перемены?
Доктор Чандхар наклонилась, разглядывая панели мониторов, но даже Рени понимала, что ничего нового узреть ей не удастся.
— Боюсь, все так же. Простите.
Рени пожала плечами — жест смирения; как говорили тяжесть под ложечкой, жар подступающих слез — ложного. Но плакать бесполезно. Только лицевое стекло запотеет.
— Почему никто не хочет мне сказать, в чем дело?
Доктор покачала головой — вернее, помотала шлемом энкостюма.
— Вы же образованная женщина, миз Сулавейо. Иногда медицина не может дать ответов — только догадки. А сейчас у нас и догадок нет. Но все может измениться. По крайней мере, его состояние стабильно.
— Стабильно! Да, как у кактуса в горшке!
Слезы все же хлынули. Рени снова повернулась к Стивену, хотя из-за слез не видела ничего.
Пластмассовая, нелюдская рука коснулась ее плеча.
— Простите. Мы делаем все, что можем.
— Это что? — Рени очень старалась, чтобы голос ее не дрожал, но не хлюпать носом не получалось. Черт, да как же высморкаться в этом клятом костюме? — Скажите мне, что именно вы делаете? Помимо того, что ставите на солнышко и поливаете вовремя.
— У вашего брата редкий случай, но не уникальный. — Голос доктора Чандхар приобрел особенную интонацию — «для разговора с трудными родственниками». — Были — и бывают до сих пор — дети, без видимых причин впадавшие в подобное коматозное состояние. Некоторые из них самопроизвольно выздоравливали: в один прекрасный день просыпались и просили поесть.
— А остальные? Те, что не встали и не потребовали мороженого?
Доктор сняла руку с плеча Рени.
— Мы стараемся по мере своих сил, миз Сулавейо. А вы не можете помочь нам ничем, кроме того, что и так делаете — приходите к Стивену, чтобы он ощущал ваши прикосновения и слышал знакомый голос.
— Я знаю. Вы говорили мне. Это значит, очевидно, что мне следует говорить со Стивеном, а не доставать вас. — Рени судорожно перевела дыхание. Слезы перестали течь, но капельки еще оседали на лицевом стекле. — Я не хотела срывать на вас злость, доктор. У вас и без того хватает проблем.
— В последние месяцы нам приходится особенно нелегко. Я порой сама удивляюсь, зачем пошла в медицину. — Доктор Чандхар повернулась к выходу. — Но приятно, когда ты кому-то помогаешь, а у меня это иногда выходит. Это большое счастье, миз Сулавейо. Надеюсь, мы разделим его, когда Стивен к нам вернется.
Рени смотрела, как удаляется по коридору белесая фигура. Потом дверь закрылась. Больше всего Рени бесило, что хотя она просто мечтала сорвать на ком-то свою ярость, найти козла отпущения, это не получалось. Врачи действительно делали все, что могли. Несмотря на бедность, в больнице провели все тесты, которые могли хотя бы намекнуть на причину загадочной хвори Стивена. Но причин не было. Не было и ответов. И некого винить.
«Кроме Господа Бога, — подумала Рени. — Может быть». Но от этого проку не будет. Да еще, быть может, Длинный Джозеф Сулавейо причастен к этому каким-то боком.
Рени снова дотронулась до лица Стивена. Она надеялась, что где-то внутри этого бессознательного тела он может слышать и чувствовать ее даже через два слоя пластика.
— Я принесла книгу, Стивен. На сей раз не из моих, а из твоих любимых.
Рени грустно улыбнулась. Она всегда пыталась заставить его читать африканские книги — рассказы, книги по истории, сказки племен их предков, — хотела, чтобы он гордился своим наследием в мире, где подобные бастионы быстро сокрушал неумолимый, как ледник, поток культуры «первого мира». Но вкусы Стивена в этом направлении не распространялись.
Она включила свой пульт, увеличила шрифт, чтобы читать не напрягаясь, убрала картинки: она не хотела их видеть, а Стивен не мог.
— Это «Сетевые сыщики», — сказала она и начала читать: — «Гиперблок Малибу перекрыт полностью», — воскликнул Маскер, вламываясь в дверь и отпуская скимдоску в соседнюю комнату с удивительной для него небрежностью. Пристраиваясь на полке, «Зингрей-220» сбил несколько других досок, но Маскер даже не обратил внимания — так потрясла его новость. «У них пребольшие распознатели на каждой вточке».
«Это тяжелая гнусновость!», — ответил Ковш, отпуская голобликующий пульт парить в воздухе и поворачиваясь к своему взволнованному приятелю. — «Должно быть, там большие проблемы — на два входа!»
— Если бы ты пошел его навестить!..
Длинный Джозеф стиснул голову руками, словно пытался защититься от шума.
— Я же ходил, нет?
— Два раза! Ты был там два раза: в тот день, когда его туда отвезли, и когда доктор вытащила тебя на конференцию.
— А что ты еще хочешь? Он болен. Думаешь, я туда должен каждый день шляться, как ты? Он все равно болен. Сколько ни ходи, лучше ему не станет.
